Ведьма - Сергей Асанов

– Ты что творишь, ублюдок! – заорал он. – Ты угробить нас хочешь?!

Иванов только рассмеялся в ответ. Миша понял, что за рулем их автобуса сидит камикадзе.

«Он псих. Самый обычный псих, личное дело которого Ирина Королева, упокой Господь ее душу, просто пробежала глазами. Он не отдает себе отчета в своих действиях, поэтому у нас мало времени».

Миша обернулся. Людмила Кремер все так же полулежала на своих креслах, как любимая жена нефтяного шейха, но теперь она сокрушенно качала головой, поняв, в какой заднице они оказались. Шайдуллин все еще не пришел в себя. От остальных помощи ждать не приходилось.

Миша снова посмотрел вперед на дорогу и понял, что времени у них не просто мало, а очень мало.

Впереди, примерно в километре, дорогу перекрыли два автомобиля, окрашенные в белый и синий цвета. На крышах у них, кажется, крутились желтые лампочки.

«Кошмар», – подумал Михаил.

– Ты видишь? – спросил он.

Иванов молчал. Он, разумеется, увидел. Объехать кордон он не сможет – дорога теперь поднималась по насыпи, а справа и слева ее обрамляли березовые стволы. Лучшего пейзажа для самоубийства не придумаешь.

– Остановись, – сказал Михаил.

– Хрен, – ответил Иванов. Кажется, он приготовился умирать. Лицо его стало непроницаемым, губы сжались в тонкую полоску, руки мертвой хваткой вцепились в руль.

«Черт бы его побрал!»…

Михаил прикинул расстояние, прикинул скорость и рассчитал, что времени у него всего-то полторы минуты… точнее, уже минута. В принципе должно хватить, хотя раньше он этого не делал в таких условиях и на такой скорости. Впрочем, у него теперь много чего в первый раз…

Ох, господи ты боже мой, а что потом? В кювет вверх колесами?

Он коротко обернулся, крикнул в салон:

– Держитесь! – Потом вспомнил, что Шайдуллин без сознания, и повернулся снова: – Имраныча придержите!

– Что ты тут придумал?! – заорал колдун. – Остановить меня хочешь? Да замучаешься пыль глотать! Я тебя, клоуна, насквозь…

Михаил перемахнул через спинки сидений, плюхнулся в кресло рядом с Ивановым, одной рукой вцепился в руль, а другой притянул колдуна к себе.

– Давай поцелуемся, красавчег! – прошептал он, прижимая его виском к своему лбу.

– Пошел ты…

Иванов пыхтел, пытаясь высвободиться, но он боялся бросить руль, и поэтому у него ничего не получалось. Миша приобнял его сзади, обхватив голову и при жав ладонь ко лбу. Глаза его он оставил открытыми, чтобы тот мог видеть дорогу.

– Где девчонка, паразит? – шептал Миша. – Где ты ее прячешь?

Иванов пытался засадить ему локтем в бок, но в результате сам получил аналогичный удар. Он охнул и судорожно задышал, разевая рот, словно выдернутая из воды рыба. Одновременно восстанавливать дыхание и бороться с вторжением было невозможно, и он, похоже, начал сдаваться. На глазах появились слезы отчаяния.

Автобус ходил ходуном, петляя от оврага к оврагу и каким-то чудом оставаясь на асфальте. Автомобили, бегущие впереди с меньшей скоростью, с воем разбегались, предпринимая немыслимые маневры. Милицейский кордон неумолимо приближался.

– Уйди, чертов клоун, сука, гад… – хрипел колдун, но все его попытки избавиться от объятий были тщетны. Миша просунул свою левую ногу между его коленями и дотянулся до педали тормоза. Но останавливаться было рано, он еще не закончил.

– Где девочка, где девочка, где девочка? – твердил он психу в ухо, прижимаясь лбом к его виску. Иванов постепенно ослаблял хватку. – Где девочка, паразит?..

Миша лишь однажды бросил короткий взгляд на дорогу… и обомлел.

«О, черт!»

Пассажиры в салоне тоже увидели и подняли визг.

Миша вдавил педаль тормоза до пола вместе с ногой водителя, одновременно выворачивая руль вправо. Кажется, это было верное решение, потому что справа вроде бы была трава и совсем не было деревьев. Кажется, да, это полянка с высокой травой… Все остальное про мелькнуло перед его глазами, как кусочек фильма на ускоренной перемотке.

Он увидел лицо Иванова, его закрытые глаза и окровавленные губы, по которым Миша проехал пальцами; потом он увидел березовую рощу в окне слева – все еще зеленую, хотя и порядком потрепанную за лето; потом перед глазами пролетела (точнее, это он сам пролетел) легковая милицейская машина, окрашенная в оптимистичные цвета, и, кажется, мент с автоматом на плече что-то орал… А потом все закрутилось вокруг своей оси, Миша ощутил жуткий удар в плечо и спину, а потом перед ним оказалось серое небо…

«Где девочка, сволочь?!» – еще раз мысленно проорал Мишка. Он сделал это чисто автоматически, потому что уже получил ответ. Теперь перед ним стояла другая задача – выжить самому.

…Автобус завалился на правый бок, развернулся поперек дороги, ударил крышей милицейскую «десятку» и скатился с насыпи, перевернувшись обратно на колеса. Несколько секунд он покачивался, как канатоходец под куполом цирка, рискуя снова грохнуться, но в конце концов замер, слегка накренившись.

Сначала стояла тишина, потом обалдевшие милиционеры пришли в себя, бросились к автобусу, приготовив к бою автоматы. Наверное, им дали установку на поимку особо опасных преступников и разрешили в случае чего открывать огонь на поражение. Но к счастью, обошлось даже без мордобоя и заламывания рук. Один мент спрыгнул с насыпи, подбежал к машине, попытался заглянуть в окно. Каково же было его удивление, когда на месте разбитого стекла он увидел лист из серого кожзаменителя. Все окна в салоне были заделаны этой гадостью. Опешивший милиционер опустил руки.

Все это в видеомониторах наблюдали Садовская, Ксенофонтов и Баранов. Машина, из которой операторы снимали, все время держалась метрах в ста от микроавтобуса и теперь уже подъехала к месту аварии. Съемка не прекращалась ни на минуту.

В аппаратной какое-то время царило оцепенелое молчание. Голос решился подать только Валентин Баранов:

– Должен вас обрадовать, ребята: у вас большие проблемы.

32. Финита ля…

Михаил вылез из салона последним, хотя был ближе всех к выходу. Он помог выкарабкаться женщинам. Рустам Имранович все еще был без сознания, но теперь его состояние уже внушало опасения: оператор не смог его удержать и Шайдуллин сделал несколько ужасающих кульбитов вместе с автобусом. Наверняка у него теперь куча переломов, а уж ссадины и кровоподтеки были видны и невооруженным глазом. Все остальные пассажиры злосчастного автобуса вроде отделались ушибами и царапинами, хотя Валя постанывала и сильно хромала.

Что касается главного злодея, то он был в отключке. Во всяком случае, так поначалу Михаилу показалось. Ему очень хотелось надеяться на то, что Иванов уцелел и придет в себя, чтобы указать им точное место, где находится Катя Соболева, но Миша ошибался.

Колдун лежал на руле лицом вниз, безвольно опустив руки. Он не дышал, и пульс у него не прощупывался. Прошло уже несколько минут после катастрофы, и Михаил не знал, успеют ли они что-нибудь сделать и стоит ли вообще что-то предпринимать, – все это было скрыто от него.

Медики уже атаковали кабину, взяли колдуна под руки, вытащили, положили на траву, начали суетиться вокруг, но отчего-то Мишке казалось, что для того шоу уже закончилось. И он почти не чувствовал сострадания.

«Становишься черствым, – говорил он себе, вытирая лицо краем футболки, – и сердце твое постепенно покрывается инеем и скоро может превратиться в кусок льда, похожий на куриный полуфабрикат в холодильнике супермаркета. И никого не будет жаль, и никого не будешь любить… Ну, кроме одного милого человечка, пожалуй. Кстати, интересно, где она сейчас, моя девочка Леночка? Как хочется ее к себе прижать, погладить по волосам, нашептать на ушко какую-нибудь добрую сказку, чтобы она не плакала и ничего никогда не боялась… Но она все равно будет плакать и бояться, и, кроме того, она сразу почувствует холод в твоем сердце…»

Он фыркнул, отвернулся от безжизненного тела Вячеслава Иванова. «Не колдовать тебе больше – теперь над тобой самим будут колдовать другие специалисты».

Сзади подошел Баранов, положил руку на плечо:

– Ты цел, добрый волшебник?

– Почти. Синяк будет на жопе… и я уже не добрый.

– Так скоро?

Миша кивнул. На Баранова это не произвело особого впечатления. Вот уж с кем соревноваться по части цинизма будет совершенно бесполезно!

– Свои самобичевания, Миш, ты оставь для журналистов, а мне скажи по старой дружбе: мы спасем прекрасную принцессу или оставим ее гнить в каком-нибудь заброшенном подвале?

Михаил закрыл глаза, начал потирать веки.

– Я увидел какой-то берег… – произнес Михаил, потирая уставшие глаза, – воды много, противоположный берег очень далеко, но он виден… Он зеленый, там лес, но есть там кучка домиков, скорее всего садовых… Тебе это о чем-нибудь говорит?

– Что-то до боли знакомое, – кивнул Баранов. – Еще что-нибудь видишь?

– Шоссе у самого берега… Автобус с номером 60… Такой неповоротливый, грязный автобус…