Горный стрелок - Сергей Самаров

Но Кольчугин тоже оказался не так прост. Он вытащил свой мобильник и потребовал:

– Говорите ваш номер. Я наберу. Он сохранится в вашем телефоне.

Отказываться от этого, значило бы вызвать подозрения. И Мартинес назвал номер. Давид Вениаминович тут же набрал его, и мобильник в чехле на поясе полковника «заголосил». Кольчугин нажал кнопку «отбоя», и звонки прекратились. Обмен телефонными номерами состоялся.

– Я не спросил, Тенгиз, как у отца здоровье?

– Слава богу, еще крепок. Сегодня он будет мне звонить. Я скажу ему, что вас встретил. Отец будет очень рад.

– Большущий поклон ему от меня…

– Тенгиз боялся, – перебил Мартинес подполковника, – что наши соседи снова затеют с вами драку. Я даже вышел посмотреть. Но они ушли далеко вперед.

– Я не думаю, что им мало досталось, – вежливо оценил свои действия, а заодно и действия женщины Кольчугин. – Мне понравилось, как ударила женщина. Классика!

– Натуральный боевой экскаватор. Но парни с Северного Кавказа – народ мстительный. Они могли вдвоем напасть на вас. Тенгиз боялся, что вы их просто перестреляете. А согласно российским законам, применение оружия даже с целью самозащиты сильно ограничено. Я так слышал. А мы не желали вам неприятностей.

– Я не ношу с собой оружия, – отмахнулся Кольчугин. – У меня есть, конечно, наградной пистолет, но он остался дома, в оружейном сейфе. Зачем брать его в отпуск. Кроме того, в нашей стране трудно найти подмышечную кобуру из натуральной кожи. А искусственная кожа, из которой кобуры делают, сильно натирает руку под мышкой.

«Если Кольчугин говорит правду, – подумал Мартинес, – значит, он и в самом деле приехал сюда только отдыхать. На боевую операцию без оружия не выходят». Но говорит он правду или нет, этот вопрос все еще оставался открытым. Разведчикам, даже если они люди от природы правдивые, часто противопоказано говорить правду…

Мартинес просидел еще минут сорок вместе с капитаном и подполковником, невнимательно слушая, как они предаются воспоминаниям о каких-то совершенно незнакомых ему людях. Конечно, не хотелось оставлять капитана наедине с Давидом Вениаминовичем, но попусту время терять тоже не хотелось. Тем более что профессор Скипидаров, ради которого Мартинес и пришел в бар, тоже собрался уходить. Вернее, его уводили. «Боевой экскаватор», чуть не под мышку засунув профессора, удерживала его на ногах. И полковник, дождавшись, когда Скипидаров с подругой покинут заведение, тоже поднялся.

– Мне, пожалуй, пора, – протянул он руку Кольчугину. – С Тенгизом мы вечером еще, может быть, увидимся. Заходи, Тенгиз, ко мне. Мы каждый вечер партию в шахматы разыгрываем. Традиция…

Это был тонкий намек на то, чтобы Тенгиз не задерживался допоздна.

– Обязательно, – пообещал капитан. – Я через полчасика тоже двину. И собираюсь взять реванш за вчерашнее поражение. Но ферзевый гамбит больше играть не буду. У меня он как-то не получается. Но я и еще кое-что из теории помню.

Тенгиз легко поддержал шахматную легенду, значит, можно было рассчитывать, что он не начнет откровенничать с этим подполковником.

Мартинес вышел из бара и остановился на невысоком крыльце. Вечер уже прочно вошел в свои права, яркие фонари озаряли дорожку, и странная парочка – профессор Скипидаров и его подруга удалялись в сторону корпуса, где жил профессор. Кажется, они нашли общий язык, решил Мартинес. Это, однако, усложняло ситуацию, поскольку ставило профессора под определенною защиту. Конечно, полковника такая защита не смутила бы, и убрать боевой экскаватор можно одним ударом. Но женщина всегда бывает защитой более сильной, чем мужчины, потому что, в отличие от мужчины, никогда не стесняется поднимать крик и вой. А вот этого-то полковнику Мартинесу как раз и следовало избегать. Если бы не появление здесь, рядом с ними, этого подполковника спецназа ГРУ, Мартинес посчитал бы, что у него есть время в запасе. А сейчас начал подумывать о том, что следовало торопиться. Он лучше многих других знает, что разведчики не бывают в отставке. Наступает какой-то момент, и они становятся снова действующими разведчиками. И было бы очень неплохо уже сегодня ночью отправить профессора Скипидарова вслед за его же ноутбуком и под надежной охраной.

Размышляя над тем, как можно организовать похищение, и прикидывая вероятные планы, Мартинес присел на скамейку, чтобы хорошенько все обмозговать. И, как оказалось, не зря присел, потому что увидел, как из корпуса, где жил профессор, уже без спутника, вышла и направилась к другому корпусу крупная женщина. Значит, она просто доставила Скипидарова до номера, а сама ушла, не желая связываться с таким щуплым и к тому же пьяным мужичонкой. Пришла, видимо, к выводу, что калибр ухажера ее не устраивает. Это сразу облегчило выполнение задачи и настроило мысли на нужный лад. Планы начали было выстраиваться в стройную картину, но тут телефонный звонок оторвал полковника от размышлений.

Звонил Бексолтан.

– Слушаю тебя, – ответил полковник. – Голова болит? Или она больше болит у Ризвана?

– Беда, мистер Валентино. На подходе к верхней поляне мы нашли Аскерби. Прямо у дороги. Избит и убит. Еще теплый. Только-только это случилось. Ноутбука у него с собой не оказалось. Мы осмотрели следы на обочине. Снег там неглубокий. Похоже, Аскерби дрался с кем-то один на один. Хотя при свете фонарика все следы прочитать сложно.

– Понял. Сейчас буду у вас. Поищите ноутбук. Может, лежит где-то. Это очень важно.

Убить можно любого, прекрасно знал Мартинес, но избить такого опытного бойца, как Аскерби, – сложно. Тем более в поединке. Хотя сегодня уже избили и Ризвана, и Бексолтана. Однако и женщина, и подполковник спецназа ГРУ в это время находились рядом с полковником. Бар ненадолго покидал Кольчугин, но подняться до верхней поляны он не успел бы. Но, главное, пропал ноутбук. Значит… Значит, нужно форсировать события и как можно скорее захватывать обладателя ноутбука. Другого выхода Мартинес не видел. И делать это нужно, не успев подготовить пути вывода группы вместе с похищенным. То есть придется импровизировать. Полковник такие неподготовленные акции не любил, но обстоятельства порой принуждали к подобным действиям. Принуждали и сейчас, хотя и хотелось бы узнать, что случилось с Аскерби, найти пропавший ноутбук, в котором может оказаться нужная информация. Но может этой информации и не оказаться. Поэтому полагаться можно не на память ноутбука, а только на память профессора Скипидарова…

Давид Вениаминович предполагал, что звонок на мобильник может быть от такого абонента, с которым лучше разговаривать без тех свидетелей, с которыми он на момент звонка общался. Так и оказалось. За дверью бара отставной подполковник посмотрел на определитель. Звонил полковник Габиани.

– Здравствуй, Анзор Георгиевич, еще раз. Ты по мне уже соскучился?

– Здравствуй, Дато, здравствуй. Получил мое послание?

– Получил. Спасибо. Данные передал, по ним плотно работают. И я уже работаю. Тоже плотно. Мне командующий даже самолет выделил, чтобы я не опоздал. На место прибыл вместе с Валдаем. Устроился. И только что с сыном твоим познакомился. Посидели с ним в баре. Узнали-таки друг друга. И с полковником познакомился. И даже весьма тесно – с бойцами его группы. Правда, кажется, сустав на кулаке себе повредил. Но у меня в сумке есть аптечка. Сейчас заморожу, утром сделаю прогревающий компресс, завтра днем все будет в порядке. У меня организм традиционно настроен на быстрое самоизлечение.

Анзору Георгиевичу подробности можно было и не рассказывать.

– Понял. Был конфликт?

– Где Мартинес таких уродов набрал? – спросил Давид Вениаминович, не отвечая на вопрос, поскольку ответ и так был ясен. – Мне кажется, они сюда развлекаться прибыли. И хамеют привычно, как всегда и везде. Первого из них, плюгавого и самого наглого, женщина в баре единственным ударом на пару минут спать уложила – рука у нее тяжелая, второго – я постарался. Для боевых операций, могу дать даже официальное категоричное заключение, как эксперт, этот контингент непригоден. Для разведывательно-диверсионных – тем более. Они себя в руках держать не умеют. Таких вообще из леса выпускать нельзя, потому что они через десять минут покажут свою внутреннюю сущность. Никакой внутренней дисциплины не признают. А без этого у нас, как ты хорошо знаешь, нельзя.

– Я, признаюсь, только рад этому. И расцениваю это как существенный прокол самого Мартинеса и Доку Умарова, и вообще программы подготовки Мартинеса. – Анзор Георгиевич думал только о своем и мало интересовался выводами Кольчугина. – Если дело было на глазах Тенгиза, он напишет рапорт.

– Напишет. Дело было на его глазах.

А Кольчугин вдруг подумал, что Мартинес обязательно должен смотреть ему в спину из-за дверей, и обернулся. Но стеклянные двери были затемнены тонировкой, в баре был полумрак, и различить какую-нибудь фигуру было невозможно. Тем не менее, не выпуская трубки из руки, Давид Вениаминович свободной рукой помахал, приветствуя того, кто может стоять за дверью. Наверное, это было мальчишество, но мальчишество приятное. Тем более при работе в открытую, под своим собственным именем и даже в действительном своем положении, не открывая только небольших нюансов, подобное поведение было допустимым.