33 новеллы о любви - Тимур Зульфикаров

И там пахнет вином смешанным с землей вином упавшим пролившимся на землю

А не из земли и вина ли слепил человеков Аллах их свято перепутав перемешав

…Мой отец Манфред слишком часто сходил сюда в этот подвал земли и вина и однажды у бочки блаженно пал уснул увял

Он был веселым кудрявым речистым вином а немой землею он стал стал стал

С той поры я не входила в этот подвал но сегодня встретила тебя возлюбленный мой и с тобой сюда сошла

И она наливает в меднозлатой дангаринский кувшин кумган свежегранатового тяжкого сонного парчового вина и я пью из кувшина

…Пей пей возлюбленный мой потому что я невеста потому что я нага потому что я забыла подвенечное платье на кусте бульдонеж когда увидела тебя…

Пей пей потому что я лунно нага а губы щеки ноги груди соски мои алы от стыда

Пей пей и ты будешь свято сонно пьян пиан пиан и забудешь что я нага

…Нет на свете такого вина чтоб я забыл что ты нага возлюбленная Урсула Ундина Мария моя моя моя

…А мой переспелый жених Зигфрид охотится на безвинных зверей и рыб в безвинных реках и горах а ты охотишься на меня

А я сижу и жду дома а я безвинная невеста одна одна одна а ты охотишься на меня

А бульдонеж допрежь до срока расцвел хотя нынче среброталый март а не златопчелиный май

А мой жених сказал: “Дева когда бульдонеж расцветет ты станешь жена”

А я пью тяжкую лиющуюся липко парчу из змеиного девогрудого кувшина

…Урсула Ундина возлюбленная моя а твой невинный девий мак о двух лепестках расцвел не опал а он ждет ли жениха иль уже уж жених его сладостно зыбко сонно разбередил разворошил сорвал разъял свято смял

Иль там не девий лепетный домашний мак а дикий алчный шиповник ал иль неумелый ярый жених Зигфрид Барбаросса свой гранатовый фаллос обагрил изорвал о девьи алчные шипы когти шиповника

Иль твой жених Зигфрид не охотник на безвинных дев а лишь безвинных влюбленных кекликов и хрустальных форелей ловец палач

Йа! а!

Урсула ты мак текун афганский одуряющий сонный что ли добавляешь в парчовое вино

Йа! вольное струистое тело мое что-то становится как бочка тяжкая непочатая с парчовым падучим вином вином вином

И я вспоминаю древних усопших шейхов суфиев святой вечно пианой Бухары: “Мы пили наше вино еще до появленья виноградной лозы…” Йы…

Урсула но я еще живой еще не бредовый не сонный еще еще еще

Урсула ты нага нага но я вижу на лядвеях жемчужных твоих густых лишь один пояс из серебряных мягких ослепительных осиянных монист

Урсула я люблю касаться теплого мягкого живучего девьего покорного отборного серебра я люблю его мять сладить терзать покорять

…Возлюбленный мой Тимур Тимофей это древлий рыцарский девий пояс моих предков немцев кочевников Руси и Азьи что костьми заблудшими по разным землям лежат а серебряные монисты листья горят на моих девьих живых чреслах лядвеях тихо звенят шелестят

Слышишь их шелест возлюбленный брат

…Урсула отдай мне сними с девьих лядвей пояс монист текучего серебра! йах! йаффф!

…Тимур выпей еще кувшин тягучей парчи и я тебе серебряный пояс отдам как подвенечное платье отдала

Ах там цветет бульдонеж одинок обречен хотя нынче только март

А жених сказал что я стану женой когда бульдонеж зацветет

И она наливает мне второй кувшин парчового вина и я пью

И тогда она нежно покорно пухово облачно опускается дремно дремуче ложится на глиняный пол но не снимает с льстиво шелковых лядвей древлий пояс серебряных монист

И они лепетно лиются шелестят

И она ложится на глиняный пол и во глиняной тьме винного подвала лишь светится серебряный пояс монист её и тело речное извилистое ночное серебряное текучее певучее нетронутое ее

И она покорно извилисто ложится на глиняный хладный пол а я покорно ложусь на неё и заполняю затопляю разливши телом раздольным своим все шелковые телесные тесные блаженные огнедышащие извивы излучины русла впадины омуты сокровенные устья тела её

…Урсула пирамидальногрудая густоногая среброногая тяжконагая никто не мог разлучить разделить твоих тихих покорных лядвей

Но вот ты вверяешь их мне и я разлучаю их разделяю развожу шелк’овых шелковистых их и отворяю узкие врата и нахожу трещину в гранитной скале и чую лепетный девий неопадный о двух святых бархатистых пыльцовых медовых атласных лепестках мак мак мак а потом зол дик весь в рваных шипах когтях шиповник ал ал ал

Урсула я люблю тебя дево я люблю твой мак я люблю твой шиповник ал

Урсула я срываю мак я срываю дикий шиповник ал

Урсула ты была дева а стала на глиняном винном парчовом полу жена

Ай ли

Ай

А

Хйя

Урсула жена я в жемчужном живоперламутровом телесном облаке твоем блуждаю брожу жена

Урсула я забываю теряю в облаке дурмане винном глиняном арбузном подвале имя твое… Хйя!

Жена мак текун афганский дурман опийный бредовый ты добавила намешала накидала что ли в кувшин вина

Жена там бульдонеж подвенечный невестин незрелый расцвел да… жена…

А вдруг твой жених Зигфрид Барбаросса с охоты вернется да вместо кекликов и форелей убьет меня жена парчовая дурманная как имя тяжкое долгое чужедальнее твое жена жена а былая дева дево возлюбленная моя

Хйя!..

Ты слышишь жена сочный хлесткий гулкий стон стук топора

Кто рубит средь ночи дрова когда все уж на окраине Душанбе спят от парчового вина но я не сплю я вьюсь творю теку на тебе на твоих телесных отмелях лядвеях девьих былых до утра

Я сорвал мак о двух лепестках я собрал дик шиповник колюч и ал ал

Я изгрыз измял истратил испил две груди два млековых парчовых кувшина млека вина

Жена иль ты подмешала в парчовое вино этот мак этот шиповник зол дик колюч ал

Жена гляди уже утро сизое мартовское недозрелое павлинье и твой пояс древлих девьих серебряных монист весь рдян ал словно гроздья клейких брызнувших уже загустевших уже загрустивших свежих гранат

Жена от вина ль липкого парчового макового я прилепился притеснился прибился к тебе к сластям телесным елейным твоим и не возмог отлепиться как бинт с сырой свежей раны бездны язвы сладкой оторваться сойти с тебя всю всю всю ночь до утра

Но слышишь повальный ярый мясной стук топора

Урсула возлюбленная жена моя я просыпаюсь дрожу маюсь от глиняного хладного похмельного подвала от гранатовой ночи мака девьего текуна твоего от опийного повального кромешного вина жена жено слышишь промозглый сырой бег стон озноб топора

Кто всю ночь рубит дрова жена

…Там у дувала стоит древний пирамидальный дымный святой серебристый тополь-арар собеседник моих бессониц мой возлюбленный брат

Там мой верный могутный жених Зигфрид Барбаросса вернулся с охоты и увидел что бульдонеж до срока до мая расцвел а он говорил: “Ты станешь женой когда бульдонеж расцветет”

Тогда он взял двуручный каратагский топор и обманный бульдонеж топором смел смел смел

Тогда он стал всю ночь рубить несметный невинный тополь арар

Вместо того чтоб рубить меня

Вместо того чтоб рубить тебя

Слышишь — тополь тополь родимый заступник пал

Мою смерть на себя взял

Твою смерть на себя взял

1983

Любовь на горе

…Дервиш сказал:

— Однажды на горе Фан-Ягноб я встретил младую скороспелую млечнотелую склонную Алью Альффию каракиданку

И она увидела меня на горе где дико кислотряпично душно тошно пахло цветущим чашковым боярышником и сразу сняла сорвала с себя цыганское кашмирское свое платье и атласные изоры-шаровары и от неё повеяло неутоленным овечьим семенем сильней чем цветущим знобящим пылящим боярышником…

И я тоже сорвал с себя чапан и перезрело пошел к каракиданке…

Но тут пришла нашла нежданная весенняя обильная туча нашла на гору и упал кромешный гибельный горный ливень на нас…

И нагая пирамидальная прямая отягченная двумя несметными грудями Алья Альффия бежала встала под скалу нагая а я остался под многошумящим многокипящим ливнем в котором сырые гибельные жирные молнии витали стояли угрожали вскипали…

Древо осиянных молний на горе стояло…

Потом туча ушла…

Потом ливень ушел…

Потом древо молний распалось увяло отблистало…

Тогда нагая Алья Альффия каракиданка пирамидальная сокрывала сберегала окружала двумя руками прятала одну избыточную грудь но ей не удавалось и грудь чрез персты ее переливалась…