Ничего неизменного - Наталья Игнатова

Берана вздохнула, забыв про боль, потянулась к мечу, восхищенно коснулась холодного металла.

— Какой красивый!

— Это твое сердце, — повторила сеньора Шиаюн. — Это жизнь, которую ты подаришь мертвому мальчику. Вернешь ему то, что у него отняли. А он избавит тебя от боли. Теперь отдохни, до заката еще есть время. 

Обнаружить Эбеноса на конюшне мельницы стало неприятной неожиданностью. Вуг присмотрел за постояльцем, накормил, напоил, почистил денник, так что с конем было все в порядке. Но почему Берана не пришла за ним? Оставить Эбеноса одного на целый день — это было на нее не похоже.

Что с ней случилось? Заболела? Отходит от наркотиков? А может доза оказалась слишком большой?

Нельзя было просто отправлять ее домой. Нужно было… Что? Что там можно было сделать? Не на мельнице же оставлять. Останься она, и дело точно дошло бы до «поцелуя» или чего похуже. Предупредить Мигеля, что его дочка под кайфом?

Да. Scheiße! Именно это и нужно было сделать.

Но кровь Бераны пахла только кровью. Почуй Заноза там хоть намек на дурь, и точно не удержался бы. Можно говорить себе, что надо выполнять обещание, можно два года пить только чистую кровь, но себя-то не обманешь. Он держится лишь потому, что обещал Хасану. И лишь потому — что никто не предлагал ему кровь с наркотиком вот так, как Берана.

Воспоминание о том, как темная кровь текла по темной коже, о том, как она пахла, оказались столь отчетливы, что Заноза почувствовал голод. Нет, не тот, страшный, который вцепляется в мозг, выедает душу и превращает разумное существо в одержимого зверя. Не тот. Его отголосок. Он был по-настоящему голоден, когда Берана разрезала себе руку. И Хасан прав, он чувствовал наркотики, как полицейская собака.

Кровь Бераны была чиста.

Так почему тогда она хотела, чтобы он «поцеловал» ее?

Нет. Незачем об этом думать. Нужно выяснить, что с ней случилось, почему она не пришла за Эбеносом. А потом можно будет и поговорить. Спросить.

Или лучше не надо?

Если Берана сама не вернется к тому… странному разговору, то не стоит начинать его самому. Смущать ее. Ставить себя в неловкое положение.

Если девушка хочет определенности — это проблема. Но если это даже не твоя девушка, проблема становится идиотской. При том, что никуда не исчезает. Аллах, как же непросто с живыми! А может, Хасан прав еще и в том, что с женщинами всегда сложно? С любыми. Живыми или мертвыми.

Но что же делать, если без них нельзя? Женщины такие красивые!

Эбенос как обычно заартачился, когда вокруг замерцало кольцо портала. Заноза шепнул ему на ухо, чтобы он успокоился, сказал, что Эбенос — самый хороший и красивый, и что ничего не случится. Сработало, как всегда. Фигли, похвалы даже на него всегда действуют, а он в разы умнее любой лошади, хоть и самой породистой.

Эшива говорила, что это цыганская магия — те слова, которые он говорил лошадям и собакам; то, что к нему тянулись кошки, да, вообще, любая живая тварь. Может, и так. Учился он у цыган, все правда, но никакая это не магия. Просто интонации. Зверье реагирует на голос, это всем известно. А говорить он всегда умел.

Петр был во дворе, когда они появились. Принял у Занозы поводья Эбеноса и пожаловался, что Берана еще прошлой ночью забрала с конюшни Силлу, проболталась где-то весь день до заката, а ему для постояльцев оседлать было некого. Кроме Силлы под седлом никто не ходит. Пришлось на почте лошадь брать.

Почту Петр считал конкурентами, и не любил. Кто же конкурентов любит?

Мигель был за стойкой. Поздоровался как обычно дружелюбно и не без почтительности. Значит, ему Берана ничего не рассказывала. Интересно, что бы она ему рассказала? Плохого-то? Здравый смысл подсказывал, что ничего, но инстинкт или что там у мертвых? Генетическая память? В общем, какой-то атавизм заставлял сейчас опасаться Мигеля, потому что тот был отцом Бераны, а Берана была… Нет! Не была! Но считала себя девушкой Занозы. Ни один отец ни одной девушки никогда не будет хорошо относиться к ее парню, даже если парень воображаемый. Особенно, если парень воображаемый.

Scheiße, как же сложно-то все!

Петр сказал, что Берана вернулась. В зале ее нет, значит, сидит у себя. Идти к ней нельзя, это нарушение вообще всех мыслимых правил. Надо отправить кого-нибудь из девчонок с запиской. И встречаться лучше не здесь, не в таверне. И не на мельнице. Видеть Берану на мельнице еще долго не захочется. Там все еще пахнет кровью.

Все еще пахнет…

Он учуял запах: миндальное масло и воск, и тепло нежной кожи цвета крепкого кофе с молоком. Ни капли духов, как всегда. А спустя несколько секунд Берана с какой-то завернутой в тряпку палкой слетела по ступенькам, схватила его за руку, чмокнула в щеку и потащила за собой к столику под лестницей. Тому, любимому Мартином за уединенность, темноту и стену за спиной.

— Заноза, — она говорила шепотом, но как-то очень торжественно, — у меня есть для тебя подарок. Такой подарок… тебе никто никогда… ты не спорь, ты его просто возьми и все поймешь, ясно? Вот!

Она содрала с палки тряпку, оказавшуюся куском красивого шелка, и Заноза прищурился от синих и алых сполохов, бегущих по клинку длинного меча. Тот походил на старинную шпагу, из тех еще, широких, обоюдоострых, которыми можно было фехтовать, а можно — рубиться. Хоть колоть в сердце, хоть отсекать руки и головы.

Красивое оружие. Очень красивое. Только… зачем?

— Я знаю, что ты не умеешь фехтовать, — Берана была возбужденной и радостной, в похожем настроении она пришла вчера ночью на мельницу, только тогда радости было меньше. А вот возбуждения столько же. — Но я тебя научу. Ты сможешь. Ты меня стрелять учишь, а я тебя научу фехтовать. У тебя получится! С ним — точно получится. Как ты его назовешь? Я зову его Corazon[12].

— У меня же есть… — он откинул полу плаща, вытянул из портупеи ножны с саблей, — ты ее сто раз видела.

— Это просто сабля. Заноза, — шепот Бераны будто трещину дал, — мой подарок, мое сердце, гораздо красивее.

— Не просто сабля, — он наполовину вытянул клинок из ножен, но было темно, и Берана вряд ли увидела волнистые узоры на стали, — это подарок Хасана. А сделал ее другой мой друг, тоже вампир. У меня нет и не будет оружия лучше. Разве что Хасан подарит какую-нибудь другую саблю. Так что спасибо, но у меня Corazon будет храниться без дела. Оставь его себе. Тем более что это твое сердце. У кого еще ему быть?  

Что-то не то он сказал. Что-то совсем не то. Синие веселые глаза Бераны наполнились слезами. Всего на мгновение. Слезы тут же высохли, как будто их иссушила молниями сверкнувшая в зрачках злость.