История Смутного времени в России в начале XVII века - Дмитрий Бутурлин

По открытии весны с обеих сторон стали готовиться к походу. Самозванец, уповая столько же на измену, сколько и на открытую силу, рассылал повсюду грамоты, в коих он против всякого вероятия старался убеждать, что он тот же самый Димитрий, которого полагали убитым на Москве и которому все повинны покориться, как истинному сыну царя Иоанна Васильевича144. Воззвание, писанное с некоторым жаром и обещающее всем милостивое прощение, могло только, впрочем, иметь вредное действие при успехе оружия мятежников. Итак, все зависело от того, какой оборот примут ратные дела. Первый поиск учинен был царскими воеводами, начальствовавшими в Переславле-Ря-занском, князем Иваном Андреевичем Хованским и Прокопием Петровичем Ляпуновым, которые подступили под Пронск в намерении овладеть сим городом, изменившим царю145. Пронские жители защищались храбро, но не могли отстоять острога, в коем все дома были выжжены. Самый город уже едва держался; но, по несчастью, Ляпунов был ранен в ногу. Рязанцы, доверявшие только ему одному, потеряли дух и, покинув почти доконченное предприятие, вернулись в Переславль.

Между тем и князь Димитрий Шуйский выступил из Болхова в намерении выгнать самозванца из Орла. Но в царском войске уже замышлялась измена. При оном находилась довольно значительная немецкая дружина, коей начальники ротмистр Бартольд Ламсдорф, поручик Иохим Берх и прапорщик Георг фон Аален семнадцатого апреля послали сказать самозванцу, чтобы он смело шел на Шуйского и что они при первом сражении перейдут к нему со всеми немцами146. Самозванец и Рожинский, полагаясь на их обещание, немедленно собрались в поход и пошли на князя Димитрия, коего встретили двадцать третьего апреля на половине дороги от Орла к Болхову, близ селения Каменки. Завязалось жаркое дело. Князь Василий Васильевич Голицын, робкий не только при исполнении преступных замыслов, но и на ратном поле, ужасеся вельми, по словам летописца, и обратил тыл со вверенным ему Передовым полком, который, опрокинувшись на Большой полк, смял его147. Поляки, сильно напирая, жестоко секли бегущих, и гибель целого войска была бы неизбежна, если бы князь Куракин со Сторожевым полком не поспешил на помощь малодушным товарищам своим. Решительно ударив на поляков, он остановил стремление их и прикрыл общее отступление, при верном содействии самых тех немцев, на предательство коих полагался неприятель. По счастью, изменившие начальники были так пьяны, что забыли позаботиться об исполнении злодейского умысла своего, и подчиненные их, не подозревая ничего и не получая никакого приказания, по собственному побуждению вошли в бой, дрались честно и храбро и побили много поляков148. Оправившееся царское войско остановилось в нескольких верстах от места сражения.

На другой день поляки и мятежники продолжали наступать. Битва возобновилась, но без значительных усилий с той и с другой стороны149. Рожинский, несколько смущенный накануне претерпенным поляками уроном, не отваживался на решительное нападение, и, вероятно, царское войско удержалось бы в занимаемом им месте, ежели бы князь Шуйский и товарищи его, не доверяя собственным силам своим, не стали преждевременно готовиться к отступлению и не отпустили назад к Болхову пушечный свой снаряд. Гетман, известившийся о сем обстоятельстве через перебежавшего к самозванцу каширского боярского сына Никиту Лихарева, не усомнился более дружно ударить на царские полки, которые, встревоженные робкими распоряжениями своих начальников, не выдержали натиска и побежали врассыпную. Тогда отрезвившийся уже Ламсдорф почел удобным привести в действие свою измену150. Отведя в сторону своих всадников, он хотел вести их к самозванцу с распущенными знаменами. Но немцы имели жен и детей своих в Москве: страшась за них, они по большей части отказались участвовать в предательстве и поскакали вслед за отступающими царскими воинами. При Ламсдорфе осталось не более двухсот человек, которые все вместо ожидаемого ими награждения были изрублены с гнусным начальником своим запорожскими казаками, исполнявшими в точности приказание, данное Рожинским при вступлении в сражение, отнюдь не щадить немцев, коими он полагал себя обманутым.

Живо преследуя разбитых, неприятель настиг и отбил тянувшиеся к Болхову пушки151. Царские воеводы, оставив в Болхове пять тысяч человек, сами с прочим войском спешили безоглядно к столице152.

Самозванец немедленно подступил к Болхову, где и не помышляли обороняться. Часть засевших в сем городе воинов разбежалась; затем оставшиеся, не полагая уже себя в состоянии противиться, отворили ворота вору, которому и присягнули по примеру начальника своего князя Третьяка Федоровича Сеитова153.

Выйдя из Болхова, неприятель разделился надвое: Лисовский с отрядом, состоявшим из запорожских казаков, бунтующих поселян и малого числа поляков, направился к Коломне, а самозванец и Рожинский с главными силами пошли к Калуге и расположились лагерем в устье Угры. Ослепленные неосторожной доверчивостью, они дозволили князю Сеитову составлять их передовую дружину с одними воинами, вместе с ним сидевшими в Болхове. Все они хотя и и передались самозванцу, но только по необходимости, а в сердце своем сохраняли верность царю. Лишь только переправились за Угру, то князь Сеитов со всеми людьми своими отделился от самозванца и поспешил привести их к царю154.

Столица уже находилась в сильной тревоге. Князь Димитрий Шуйский, возвратившийся в оную пятого мая, привел с собой весьма немного войска, ибо, кроме понесенного в сражении урона, многие ратные люди во время отступления покинули его и разошлись по своим городам. Царь для заслонения Москвы вынужден был собрать новую рать, которая под начальством бояр князя Скопина-Шуйского и Ивана Никитича Романова расположилась двадцать девятого мая на берегах речки Незнани155.

Действия самозванца становились опасными в особенности потому, что он распоряжался совершенно в духе разрушительных предначертаний Болотникова. По повелению его объявили повсюду, что крестьянам, присягнувшим ему, отдавались земли господ их, служивших Василию, и что даже дозволялось им жениться на барских дочерях, коих успеют захватить в поместьях156. Столь лестной приманкой увлеченная чернь везде восставала в пользу злодея. Устрашенные дворяне и дети боярские покидали дома свои и уходили в Москву с женами и детьми. Таким образом все украинские города, за Окой лежащие, оставшись без защитников, принуждены были покориться самозванцу.

Хотя междоусобие более чем когда-либо принимало вид решительной борьбы между помещиками и их рабами и хотя в сих обстоятельствах утверждение власти царя Василия казалось необходимым для сохранения прав высших сословий, но среди самых сословий сих явились предатели, которые по честолюбивым или малодушным расчетам готовились перейти к самозванцу, столь удачно открывшему поход свой. Воспользовавшись тревогой, произведенной в стане на Незнани полученным известием, что неприятель обходит оный и другой дорогой устремляется к Москве, князь Иван Катырев, князь Иван Троекуров и кромский беглец князь Юрий Трубецкой стали подговаривать воинов к измене157. Но злоумышление было вовремя открыто. Заговорщиков схватили и отправили в Москву, куда царь приказал также идти и князю Скопину с войском. По надлежащем исследовании виновные были уличены. Но царь, не переставая действовать под влиянием бояр, не решился строго наказать князей родовитых. Они были разосланы по темницам: Катырев в Сибирь, Трубецкой в Тотьму, а Троекуров в Нижний Новгород. Сообщники их не столь знатные, Яков Желябовский, Юрий Невтев и Григорий Толстой, поплатились за них и были казнены.

Первого июня самозванец переправился через реку Москву и расположился в селе Тушине, в пятнадцати верстах от Москвы, на Волоколамской дороге158. В следующие дни происходили под столицей частые сшибки между его войсками и царскими. Но злодей не отважился на приступ первопрестольного города и перешел в село Тайнинское, в семнадцати верстах от Москвы, близ Ярославской дороги159. Сим движением Рожинский надеялся отрезать сообщение столицы с заволжскими областями, откуда ожидала она главнейших подкреплений и подвозов, но вместо того неприятель сам оказался в трудном положении: собственные его подвозы, получаемые им из-за Москвы-реки, были перехватываемы царскими войсками, коим, выходя из столицы, удобно было нападать на обозы сии во время следования их, и в особенности при переправе через реку. Рожинский, видя невозможность держаться в Тайнинском, девятого числа потянулся обратно к Тушину160. Царь, желая не допустить его до Москвы-реки, послал наперерез ему трехполкное войско под начальством князя Скопина, который имел при себе в Большом полку Ивана Никитича Романова и князя Василия Федоровича Литвина-Мосальского161. Начальниками Передового полка были боярин князь Иван Михайлович Воротынский и окольничий князь Григорий Петрович Ромодановский, а Сторожевого стольник князь Иван Борисович Черкасский и окольничий Федор Васильевич Головин162. Неприятель был встречен уже поблизости Тушина, и завязалось жаркое дело. Царские воеводы сражались храбро, но не могли помешать врагам пробиться до Тушина и сами отступили на Ходынку163.