Конец Хитрова рынка - Анатолий Безуглов

На прошлой неделе парттройка поручила Виктору выступить на некоторых профсоюзных собраниях, которые проходили на предприятиях района.

— Ну, как рабочие относятся к разрешению работать часть недели на себя? — спросил я шепотом.

— Да, в общем, неплохо, — ответил Виктор. — Только санитары жалуются. А что нам, говорят, делать? Пять дней за больными ухаживать, а на шестой трупами торговать?!

Фрейман улыбнулся, но, встретившись с тяжелым взглядом Медведева, придал своему лицу сосредоточенное выражение.

— Если в Красной Армии лозунгом дня объявлена ставка на основной армейский кадр — на отделенного командира, — говорил высоколобый, — то в милиции — ставка на волостного милиционера. Мы должны создать твердый классовый, преданный Советской власти кадр волостной милиции, наладить связь волостного милицейского аппарата с волисполкомами, сельсоветами и сельскими исполнителями, постоянно повышать квалификацию волмилиционеров при помощи губрезервов, губшкол, школ Наркомпроса. И очень хорошо, что в Московском уголовном розыске правильно понимают важность этой задачи и выделили для волмилиции опытных работников, правда, не так уж много… — Он перечислил несколько фамилий, среди которых была и фамилия Сени Булаева.

— Вот так, Илюшенька, — сказал Виктор, — после перевода Сени Булаева на тебя двойная нагрузка ложится… Теперь должен за двоих личный состав розыска развлекать.

Когда высоколобый закончил, Медведев предоставил слово Сухорукову для сообщения о расследовании убийств. Виктор доложил о проценте раскрываемости преступлений в МУРе, о криминалистической подготовке сотрудников, их техническом оснащении, в меру пожаловался на объективные трудности и чрезмерную загруженность оперативных работников, не забыв прозрачно намекнуть, что руководство уголовного розыска рассчитывает на помощь ЦАУ НКВД и административного отдела Московского совдепа.

— Что же касается расследования нераскрытых убийств, то нами создана специальная группа, — сказал он в заключение. — О ее работе расскажут ее руководители — товарищ Белецкий и Фрейман.

— Пожалуй, достаточно одного, — сказал Медведев. — Давай, Белецкий, докладывай.

Я толкнул локтем в бок Фрейма на. Он встал.

— Если разрешите, я доложу.

— Не возражаю, — кивнул Медведев.

Илюша говорил спокойно, толково. Со стороны могло показаться, что он уже давно готовился к выступлению. Его не перебивали. Чувствовалось, что участники совещания успели уже достаточно устать.

— Будут вопросы к товарищу Фрейману? — спросил Медведев.

— Сколько дел было передано группе при ее комплектации?

— Девять.

— А сколько из них уже раскрыто?

— Семь.

— Только с помощью сотрудников группы?

— Нет, по трем делам нам помогала секретная часть. Остальные раскрыли сами.

— Совсем неплохо, — сказал высоколобый в косоворотке. — А оставшиеся безнадежны?

— Надеюсь, что нет.

— Надеетесь или уверены?

— Точнее будет: считаю.

— Ишь ты, какую формулировочку подобрал — «считаю», — добродушно рассмеялся высоколобый. — А ты, товарищ Медведев, все на людей скупишься, всего восемь человек дал в волмилицию. С твоими кадрами горы своротить можно…

— Вот я и не хочу, чтобы вы их у меня все растаскали. Вам ведь только волю дай, — усмехнулся Медведев.

Как я и ожидал, больше всего донимал Фреймана вопросами представитель ГПУ Никольский, сухощавый человек в пенсне и с короткой, клинышком, бородкой. По делу Богоявленского он интересовался даже деталями.

— В какой стадии расследование этого дела?

Фрейман ответил.

— Обыск на квартире приказчика что-либо дал?

— Обнаружен золотой брелок убитого, но свидетели утверждают, что он подарен.

— А насколько достоверны свидетельские показания?

— Пока судить трудно, проверяем.

— Другие улики против приказчика есть?

— Нет.

— Местожительство Лохтиной и Стрельницкого установили?

— Пока нет.

— Почему розыск Стрельницкого вы поручили петроградцам? Вы понимаете, какая на вас ляжет ответственность, если Стрельницкий скроется?

— Понимаю. Но мы вполне доверяем петроградцам и не боимся ответственности.

— Храбрость, как говорится, берет города, но отдает губернии, — пошутил Никольский. — Что вы доверяете своим коллегам — это, конечно, хорошо, но я бы на вашем месте все-таки послал в Петроград своего сотрудника. Подумайте над этим. И последний вопрос: ваше мнение о мотивах убийства?

— Фрейман немного замялся.

— Скорей всего грабеж. Похищены золотые вещи и деньги.

Виктор искоса посмотрел на меня. Его взгляд был достаточно красноречив. И, повинуясь этому взгляду, я встал.

— Разрешите дополнить?

— У вас другое мнение о мотивах? — повернулся ко мне Никольский.

— Мне кажется, что судить о мотивах пока преждевременно. Грабеж, разумеется, не исключен, но вполне возможны и другие мотивы. — И я подробно рассказал о тех сомнениях, которые вызывает эта версия.

— Таким образом, убийство могло быть совершено и по политическим соображениям?

— Да.

— Как же решим с этим делом? — спросил Медведев. — Передать вам?

Никольский посмотрел на Фрейма на, потом на меня. Мне показалось, что в глазах его мелькнула смешинка.

— Думаю, что это было бы преждевременно, — сказал он, выдержав паузу. — Окончательной ясности еще нет, товарищи работают добросовестно… Зачем их лишать дела, которым они так увлеклись? Увлеченность надо поощрять. Я попрошу только об одном: чтобы Сухоруков, с которым мы поддерживаем постоянный контакт, взял это дело под свой контроль, а то товарищи Белецкий и Фрейман из-за своей занятости иногда забывают нас информировать о ходе расследования…

— Этим, гладиолус, мы тебе обязаны, — горестно вздохнул Илюша, когда мы выходили из кабинета.

— Не ему, а мне, — поправил его Сухоруков. — Надо же воспитывать молодые кадры! — И уже деловым голосом добавил: — Завтра в 15.00 жду вас со всеми материалами по делу Богоявленского у себя. Договорились?

Нельзя сказать, чтобы Илью обрадовал контроль Сухорукова за расследованием. Но Фрейман относился к числу тех людей, которые всегда довольны, потому что утешают себя тем, что могло быть и хуже.

— Во всяком случае, дело осталось за нами, а это — главное, — сказал он. — Но кто тебя за язык дергал?

— Боюсь сквозняков…

— Загадками говоришь, гладиолус.

К нам подошел Вал. Индустриальный.

— Совещание кончилось?

— Заканчивается.

— Это хорошо, — сказал он. — Тогда я подожду. Слушай, Белецкий, я поговорю с Медведевым. Это у меня займет не больше часа, а потом зайду к тебе.

— Буду счастлив, — коротко ответил я и ровно через полчаса, получив у Фреймана материалы из ГПУ и положив их к себе в сейф, отправился домой, благополучно избежав встречи с Валентином.

Совесть моя была чиста: я считал, что имею полное право немного отдохнуть от него. В конце концов, меня не так уж сильно беспокоило, почему мошенники рождаются преимущественно у пожилых родителей. К тому же я был в том возрасте, когда помимо работы существует еще и личная жизнь, которую Вал. Индустриальный яростно и безуспешно отрицал, доказывая, что у комсомольца, а тем более у коммуниста все должно быть общественным. Впрочем, я с ним не спорил, мне не хотелось тратить на споры те немногие свободные вечера, которые я мог провести со своей девушкой.

Но вечер, посвященный личной жизни, пришлось отменить. Когда я пришел домой, Вера сообщила, что мне звонила такая-то и просила передать, что у нее сегодня заседание ревизионной комиссии.

— Чего ты расстраиваешься? — с ядовитой доброжелательностью сказала Вера. — Может, у нее действительно заседание.

Сама Вера собиралась к подруге.

— Хочешь пойти со мной? — предложила она. — Очень культурная женщина. Умная, начитанная… Не хочешь? Ну конечно, для тебя главное — смазливая мордочка. Ум в женщине тебя не интересует… — Вера посмотрела на меня, ожидая возражений, но я не возражал. Это ее обескуражило, и она уныло сказала: — Котлеты стоят в кухне на столе, в сковородке с деревянной ручкой. Запомни: с деревянной, а то Тушнов жаловался, что третьего дня ты съел их котлеты. Мадам их на сливочном масле жарила… Не перепутаешь?

— Нет.

— Только смотри поешь. Я специально проверю. Да будет тебе известно, что даже Ромео не забывал ужинать, — не удержалась она на прощание.

Последнее замечание было излишним: неудачи и разочарования на моем аппетите не сказывались. Я добросовестно съел все шесть котлет и запил их молоком.

В комнате было холодно и неуютно. За стеной мадам Тушнова напевала какой-то до зубной боли грустный романс. Я оделся и поплелся в розыск, где в любое время дня и ночи было достаточно людно. Надо сказать, что это объяснялось не только обилием работы, но и хорошим бильярдом, вывезенным из какого-то особняка нашим предприимчивым завхозом. На бильярде играли преимущественно по вечерам, а некоторые любители проводили вокруг него и ночи…