Последний расчет - Хьелль Ола Даль

– Что вы думаете о его смерти? – спросил Гунарстранна.

– Не знаю, что вы имеете в виду, но, по-моему, он не покончил с собой.

– Хотите сказать, что… его убили? – Последние слова он произнес не сразу.

Она выпрямилась, услышав его интонацию. Между ними повисло нечто невысказанное. Она отвернулась и посмотрела в окно. Время от времени в проеме между кустами можно было заметить проезжающие машины.

– Вам придется все выяснить, – ответила мать Крамера.

Гунарстранна кивнул:

– Отчасти поэтому я сейчас стою перед вами и спрашиваю о письме. Судя по тому, что мне известно, Хеннинг никому не рассказывал… о своей депрессии и других трудностях, с которыми он, возможно, столкнулся в последние месяцы.

– Нет.

– И о том, что он чувствует после смерти Катрине Браттеруд?

– Он, конечно, горевал, но со мной не откровенничал.

– Он вообще рассказывал вам о своих отношениях с ней?

– Не очень много. – Она снова посмотрела ему в глаза, собираясь с мыслями.

Гунарстранна посмотрел на свое отражение в кухонном окне – тощую фигуру с круглой, почти лысой головой и глазами навыкате, которые в стекле казались еще больше.

– Я знала, что она ужасно много значила для Хеннинга. Он был влюблен в нее. – Мать Крамера кашлянула и повторила: – Влюблен… Хеннинг очень страдал. Он привык подходить ко всему рационально, рассматривать все проблемы с разных сторон. Он смеялся над такими словами, как «любовь»; в конце концов, любовь основана на непосредственных чувствах. По-моему, он боялся и стыдился говорить о чувствах. Хеннинг был интеллектуалом.

Гунарстранна кивнул.

– Но он часто о ней думал. Ему казалось, что она очень важна для него, а он – для нее. Правда, со мной он ее не знакомил.

– Значит, последние несколько дней он не был подавлен и настроение у него было такое, как обычно?

Глаза матери наполнились слезами, губы дрожали.

– Он горевал по ней, но он ни за что не позволил бы горю одержать над собой верх! Он был спокойный, уравновешенный. Переживал, если был влюблен, конечно… если испытывал боль или радость из-за каких-то чувств… или ревновал… Но он не был ревнив. Для него подобные вещи были преходящими. Не знаю, как вам объяснить! Повторяю, он просто не мог покончить с собой из-за любви… А как вы себе представляете, что с ним случилось? – робко спросила она, видя, что Гунарстранна по-прежнему молчит.

– Все зависит от обстоятельств, – ровным тоном ответил он.

Она недоуменно подняла брови.

– Я бы хотел найти письмо, в котором он объяснял, почему вдруг решил покончить с собой. – Гунарстранна наконец сошел с места и сел на стул у окна. – Если можно так выразиться… – Он осторожно закинул тощую ногу на ногу, достал сигарету. – Что бы вы подумали, если бы факты неопровержимо доказали, что Хеннинг покончил с собой?

Хозяйка ссутулилась, отошла от плиты, тоже села. Не переставая внимательно наблюдать за ней, инспектор положил сигарету за ухо. Она не всхлипывала, не рыдала. Слезы, стекая, образовали две дорожки на ее лице. Горе как будто навсегда врезалось в черты. Дышала она нормально; только выражение лица и слезы выдавали ее состояние. Гунарстранна вдруг понял: впервые с начала следствия он столкнулся с неприкрытым, ненаигранным горем. И еще он понял, что слишком рано задал последний вопрос.

– Позвольте, я спрошу по-другому, – тихо сказал он, наклоняясь вперед. – Мне придется выяснить, что случилось с Хеннингом, покончил он с собой или нет. Я расследую обстоятельства его смерти потому, что ваш сын был в близких отношениях с женщиной, которую убили раньше.

– Значит, вы считаете, что смерть Катрине и смерть Хеннинга связаны между собой?

– Я считаю это в высшей степени возможным, независимо от того, покончил ваш сын с собой или нет. – Гунарстранна не стал продолжать.

Мать Хеннинга больше не плакала. Она сидела бледная, задумчивая, как будто впитывала его слова.

– Вы согласны со мной, – прошептала она. – Хеннинга убили!

– Прошу вас не торопиться с выводами. – Гунарстранна встал и подошел к окну. – Ничего подобного я не говорил. – Он выглянул на улицу, не нашел ничего достойного внимания, однако, продолжая смотреть в окно, спросил: – Какое у вас сложилось впечатление о Катрине Браттеруд?

– У меня не… – начала она.

– Никакого, – закончил за нее инспектор, – потому что вы знали ее только со слов сына. Да, я помню, что вы мне говорили. Но, нравится вам это или нет, ваш сын был близок с ней и рассказывал вам о ней. У вас должно было сложиться о ней какое-то впечатление, догадки относительно того, какой она была – по крайней мере, для вашего сына.

– Да, конечно, – кивнула мать Хеннинга. – Хеннингу было двадцать пять лет, но он не стремился жить отдельно. Был не слишком общительным… в основном жил в своем внутреннем мире. В реабилитационном центре он проходил альтернативную военную службу. Ему там нравилось, и Катрине ему тоже понравилась. Насколько я понимаю, она проходила там курс лечения, хотела избавиться от наркотической зависимости. Кажется, ей удалось добиться успеха…

– А чем интересовался Хеннинг?

– Как я уже сказала, Хеннинг любил докапываться до сути всего. Так же и с любовью. «Что это? Что это такое на самом деле?» – такими вопросами он донимал нас с самого детства. – Она смущенно улыбнулась.

– А чем он интересовался?

– Любил путешествовать, читать… Видели бы вы, сколько у него книг! – Она кивнула в сторону соседней комнаты. – Толстенные, как Библия, а он все читал и читал…

– Он любил путешествовать?

– Да, все деньги он тратил на путешествия.

Гунарстранна кивнул:

– Вы с ней встречались?

– С девушкой из реабилитационного центра? Ни разу.

– Вы знали, что ваш сын время от времени употреблял наркотики?

Мать Крамера выпрямилась; лицо, просветлевшее было, пока она рассказывала о литературных пристрастиях сына, снова потемнело.

– Разве он поэтому считается плохим?

– Конечно нет. Так вы знали или нет?

– Да.

– Фру Крамер, позвольте быть с вами откровенным. Очень может быть, что ваш сын все-таки покончил с собой.

Застигнутая врасплох, мать Хеннинга снова хотела возразить, но Гунарстранна поднял вверх руку:

– Я не могу исключить такую возможность по трем причинам. Во-первых, то, в каком виде его нашли. Все признаки указывают на самоубийство. Во-вторых, то, что он был наркоманом…

– Он не был наркоманом, – пылко перебила его мать.

Гунарстранна снова поднял руку, словно защищаясь:

– Давайте не будем цепляться к словам. Многие из тех, кто принимают наркотики от случая к случаю, страдают от депрессии, как длительной, так и краткосрочной. Психиатр наверняка объяснил бы вам все в научных терминах. Например, сказал бы, что гибель Хеннинга стала следствием острой депрессии, принимал он наркотики или нет. И наконец, на то, что ваш сын повесился сам, намекают его отношения с Катрине Браттеруд.

– Но как гибель несчастной девушки связана с тем, что Хеннинг покончил с собой?

Гунарстранна снова повернулся к окну. Мимо дома шла пожилая женщина с коляской; на ней были розовые шорты и белая блузка.

– А вы подумайте, – посоветовал он.

– А я, по-вашему, чем занимаюсь? Последние дни я только и делаю, что думаю, но ничего не могу придумать!

– Что, если Катрине убил Хеннинг? – тихо спросил Гунарстранна.

– Вы что, с ума сошли? Он любил ее!

– Вполне понимаю вашу реакцию, – сказал инспектор. – Ноя веду следствие и не имею права ничего исключать. По одной из версий, Катрине убил Хеннинг. Если так, вполне понятно, что у него развилась депрессия, которая, в свою очередь, могла привести к самоубийству, особенно если он, как вы считаете, любил ее.

– Но если он ее любил, зачем убивать?

– Интересный вопрос, – кивнул Гунарстранна. – До тех пор пока ответ на него не станет очевиден, нам придется выяснить, что произошло в ту ночь, когда умерла Катрине.

– В ту ночь ничего не произошло. Когда ее убили, Хеннинг был дома и спал.

– В самом деле?

– Что вы имеете в виду? – Собеседница Гунарстранны комкала в руках носовой платок.

– По-моему, – ответил Гунарстранна, – Хеннинг сказал нам неправду. В его показаниях много несостыковок. Он заявил, что покинул парковку у озера Иер в три часа ночи, а домой вернулся в половине четвертого, не позже. Однако позже выяснилось другое. Один таксист готов дать показания под присягой, что он видел машину Хеннинга на той стоянке в семь утра! Он уверяет, что машина Хеннинга стояла на том самом месте, которое Хеннинг, по его словам, покинул более четырех часов назад! Поэтому я вас спрашиваю… Понимаю, вам очень трудно, но ваш ответ непременно прозвучит на суде. Когда в ту ночь Хеннинг вернулся домой?

– В половине четвертого ночи, не позже.

– Значит, таксист лжет?

– Этого я не сказала.

– Но вы говорите, что Хеннинг вернулся домой в половине четвертого. Как его машина могла очутиться на стоянке у озера в семь?