Орлы и звезды. Красным по белому(СИ) - Юрий Гулин

   - Зато потом уже ни одного офицера в Гельсингфорсе не убили, - заявил Бокий.

   Ну, да. Суд народный - суд правый. Примерно в таком ключе и станут в последствие действовать 'выездные тройки', если мы, конечно, допустим их появление в этом мире.

   - Сколько всего офицеров было убито в эти дни в Гельсингфорсе? - спросил я Бокия.

   - Шесть человек, - неохотно ответил он.

   - Шесть в Гельсингфорсе, четыре в Кронштадте, два в других местах, - сделал я нехитрый подсчет. - Плохо, конечно, но резней это все-таки назвать нельзя, как ты думаешь?.. - повернулся я к командиру Первого отряда особого назначения.

   Ерш смотрел на свои руки и улыбался.

   - ... А поводом для веселья тем более! - возмущенным тоном закончил я.

  НИКОЛАЙ

   Глеб, разумеется, был неправ. Улыбался я совершенно по другому поводу, слабо вникая в разговор товарищей. Романтика революционной борьбы, кровь правая и неправая, даже убийство командующего флотом - все ушло на второй план, поблекло в лучезарном сиянии Наташиных глаз...

   Мы познакомились в военно-морском госпитале Кронштадта, куда я зашел проведать мичмана Берсенева. Организм у парня оказался крепким, раны, к счастью, не тяжелыми, моряк быстро шел на поправку. Первый раз я навестил мичмана еще 1 марта. Врачи уже не опасались за его жизнь, но были обеспокоены угнетенным его состоянием. Мы проговорили тогда целый час - больше не позволял мой плотный график. Вернее, говорил я, а он больше слушал. На другой день я застал его ковыляющим по коридору. Он явно обрадовался моему приходу, да и выглядел во всех смыслах получше. Рассказал, что его навестили моряки с 'Грома'. Пожелали скорейшего выздоровления и возвращения на корабль. Что-то меня в его словах насторожило, и я спросил моряка прямо: 'Не хочешь возвращаться на 'Гром'? Берсенев не ответил и отвел подозрительно блеснувшие глаза.

   В следующий раз я вырвался в госпиталь через день после последнего посещения, и застал Берсенева в обществе очаровательно создания. Она смотрела на меня полными ожидания глазами и, одновременно, держала мичмана за руку. Уж не знаю почему, но мне это не понравилось.

   - Знакомься, Наташа! - воскликнул, увидев меня, Берсенев. - Это тот самый товарищ Ежов, который спас мне жизнь.

   Девушка вскочила, обняла меня за шею и крепко поцеловала в губы. Сделала она это неумело, тут же смутилась своего порыва, отпрянула, пряча глаза и бормоча благодарности за спасение жизни брата. Брата! - вот что извлек я из ее бессвязного лепета. Остальные слова значения уже не имели.

   - А у меня для вас, Вадим, хорошие новости, - с улыбкой произнес я, адресуя слова Берсеневу, а улыбку его сестре. - Завтра я возвращаюсь в Петроград и забираю вас с собой. Врачи не возражают, чтобы вы долечились там. С вашей службой я тоже все уладил. Вот приказ Кронштадтского Совета рабочих, матросских и солдатских депутатов: откомандировать мичмана Берсенева в распоряжение штаба Красной Гвардии города Петрограда.

   Вадим прочел бумагу. Я был рад видеть улыбку на его лице. А что же Наташа? Она, наконец, подняла на меня глаза. В них плескалась благодарность и... - я так хотел, чтобы мне это не почудилось, - в них плескалась любовь...

   - Эй, Николай, ты где? - вернул меня к действительности, бесцеремонно ворвавшись в мои грезы, голос Васича.

   Я поднял на него глаза.

   - Ну, наконец-то ты снова с нами, - с сарказмом произнес начштаба. - Поведай теперь о своих 'подвигах', чтобы товарищ Бокий не чувствовал себя единожды виноватым.

   Я посмотрел на Глеба Бокия и что-то не заметил на его лице чувства вины. Зато на нем отчетливо проступало желание послушать о чужих недочетах. Не смею, товарищ, вам в этом отказать!

   - В Кронштадт мы прибыли вовремя, - я решил опустить лишние подробности, - быстро взяли город под контроль, но полностью избежать жертв нам не удалось. Два морских офицера погибли, пытаясь организовать сопротивление силами чинов полиции, жандармерии и воспитанников Морского Инженерного училища. Один был убит бандитами на собственной квартире. Еще один - командир 1 Балтийского флотского экипажа Стронский - был растерзан еще до прибытия к месту событий красногвардейцев Кошкина. Живым его у толпы отбить не удалось. Зато были спасены жизни других офицеров, ожидавших там же своей участи.

   - Убийц арестовали? - спросил Васич. Он уже знал, как было дело, но старался для Бокия.

   - Не сразу. Толпа бы не отдала их без боя. Но Кошкин запомнил тех, кто находился возле тела Стронского. Мы их потом арестовали потихой.

   - И вскоре выпустили.

   - Не мы, - отклонил я реплику начштаба. - Их освободили по распоряжению Кронштадтского Совета.

   - Как так получилось? - удивился Бокий.

   - Автоматически. Как исполнивших приговор. Стронский посмертно был приговорен к смертной казни.

   - Вы слышали, товарищ Бокий? - язвительно воскликнул Васич. - Какова формулировочка: казнить посмертно! Это ж надо было такое удумать!

   - Не я же ее придумал? - Я хоть и понимал шаткость своих позиций, но пытался огрызаться. - Такой приговор вынес революционный трибунал, назначенный Кронштадтским Советом.

   - А ты, юрист и комендант крепости, не смог их вразумить!

   - Я пытался, но таких разве вразумишь? Они и Вирену вынесли смертный приговор, заочно.

   - Вот тут ты молодец, - расщедрился на похвалу Васич, - успел отправить старика к нам на посиделки. Теперь Петроградский Совет ведет переговоры с кронштадтцами об отмене этого приговора.

   - Эти два приговора я оспорить не сумел, - под тяжестью неопровержимых доказательств вынужден был признать я. - Но зато сумел предотвратить вынесение подробных вердиктов в адрес других офицеров.

   - И каким оригинальным способом! - добавил начштаба. - Продолжай, пожалуйста. А вы, товарищ Бокий, слушайте и учитесь!

   Стараясь не обращать внимания на вернувшийся в голос Васича сарказм, я продолжил:

   - В тот день по распоряжению Совета был устроен суд над арестованными офицерами. Хотя, правильнее было бы называть их задержанными. Это были те офицеры, кому матросы отказали в доверии. Их судьбу решал революционный трибунал. Как я понял, приговоры был уже вынесены заранее, путем закулисных договоренностей, а трибунал их только озвучивал. Потому и начали с дел простых. Для большинства офицеров ограничились порицанием и вернули их на корабли. Части офицеров было предложено незамедлительно убираться 'к чертовой бабушке'. Это не мои слова - это цитата из приговора. Потом пришел черед серьезных разборок. Около двадцати офицеров разных должностей и званий трибунал явно готовился пустить в расход. Пришлось применить хитрый ход.

   - Ты слышал? - фыркнул Васич. - Ход он применил! Чем рыть ходы, надо было прямо сказать: хотите посадить их по замок? - сажайте, но про смертные приговоры забудьте! Ты же был комендант. У тебя под рукой не менее полка было!

   И даже поболе. Но положиться я мог только на роту красногвардейцев и два броневика. Остальные мои подчиненные могли мне в этом случае и не подчиниться. Вот такая выходила грустная тавтология. И Васич об этом прекрасно осведомлен, но предпочитает этого не показывать. Ладно. Я коротко вздохнул и продолжил.

   - Короче, обратился я к трибуналу с речью. 'Ответьте мне на такой вопрос - спросил я у судей. - Если вы о кнехт ногу зашибете - вы его спилите и выкинете за борт? Нет. Вы оставите его на месте, потому как кнехт веешь на корабле полезная. А разве от офицера на корабле пользы нет?' - 'Ты это брось! - ответило мне сразу несколько голосов. - Кнехт к тебе по разным мелочам цепляться не будет, и в морду кулаком тыкать не станет!' - 'Согласен, - продолжил я гнуть свое. - Но зато человека перевоспитать можно'. - 'Этих не перевоспитаешь, - ответили мне. - Разве что их в матросскую шкуру зашить'. - 'А что? Хорошая идея, - потянул я за ниточку, которую матросы, сами того не ведая, дали мне в руки. - Пусть господа офицеры на себе испытают, каково это быть матросом на российском военном флоте! По командам я их распределять не предлагаю. Там вы их враз удавите. - Ответом мне был дружный гогот. - А вот собрать их всех на одном корабле, где они будут и за офицеров, и за матросов, - это, как мне кажется, идея стоящая. Глядишь, через месяц-другой что-то до них и дойдет'.

   Поначалу моя задумка поддержки у членов трибунала не нашла. Но потом товарищи идею расчухали, и она показалась им весьма забавной. Долго подбирали корабль и остановили свой выбор на тральщике 'Китобой'. Постановили так: использовать тральщик в качестве плавучего штрафбата. Офицеры - за команду, матросы - за надзирателей. Довели решение трибунала до сведения офицеров. Те аж позеленели от обиды и злости и никак своего согласия давать не желали. Судьи хотели, уж было, приговор пересмотреть, но я попросил дать мне возможность пообщаться с офицерами тет-а-тет. Сказал я им примерно следующее: 'В своих бедах виноваты в первую очередь вы сами. Не надо было зарабатывать у матросов столь ничтожный авторитет. Теперь у вас два пути: или становиться к стенке, или служить на штрафном корабле. Первый вариант я вам выбирать не советую - умрете позорной смертью. За государя после его отречения вам принять погибель не удастся, и расстрел собственными матросами вряд ли сохранит вашу офицерскую честь. Служба же на тральщике даст вам возможность через некоторое время вернуться в офицерский строй. Решайте.