Броненосец - Уильям Бойд

Никто не вышел на улицу, по-видимому, никто ничего не слышал: «бой» длился, наверно, не дольше трех секунд. Дома он посмотрелся в зеркало в ванной и обнаружил сочащийся кровью дюймовый порез над ухом и шишку величиной с половинку пинг-понгового мячика. Мышца на спине чуть пониже плеча сделалась багрово-красной, ушиб был очень болезненным, но, по-видимому, все кости остались целы. Лоример с тревогой подумал, сможет ли он завтра утром вообще пошевелить левой рукой. Он с трудом вышел из ванной и налил в медицинских целях в стакан виски. Он был несказанно рад, что Торквила нет дома. Снял телефонную трубку, зажал ее под подбородком и набрал номер.

— Да?

— Фил?

— А кто это?

— Это Ло… Это Майло.

— А, привет, Майло, самый главный мужик. Лобби тут нет. Как поживаешь?

— Так себе. Кто-то только что пытался размозжить мне голову бейсбольной битой.

— Это тот подонок, который тебя и раньше доставал?

— Ринтаул.

— А хочешь — вместо тачки я его самого отделаю? Пальцы ему переломаю или еще что-нибудь? Знаешь, как это хреново, когда восемь пальцев сломаны? Даже помочиться и то не сумеешь.

— Не надо, только изуродуй ему тачку. Он поймет.

— Считай, что это уже сделано, Майло. Мне и самому приятно будет.

Лоример выпил виски, принял четыре таблетки аспирина, кое-как скинул с себя куртку и сбросил ботинки, а потом скользнул в постель, под пуховое одеяло. Он чувствовал, как наливаются тяжестью плечо и рука, как будто действовала местная заморозка. Чувствовал он и колоссальную усталость, которая наваливалась на него теперь, когда адреналин уходил из крови, или рассасывался, или что там еще происходит с адреналином, когда он уже не нужен организму. Лоример чувствовал начинающуюся дрожь, и впервые после испытанного шока на глаза навернулись слезы. Что за подлец… Каким же последним трусом надо быть… Не поверни он вовремя голову, не уклонись от удара — что бы сейчас с ним было? Единственным утешением служила мысль о том, что вот сейчас, впервые за многие годы, ему удастся проспать целую ночь напролет.

В 2.15 его разбудил Торквил. Растолкал среди ночи, схватив своей неуклюжей лапой за изувеченное плечо.

— О, господи, извини. — Торквил испуганно попятился. — Что это с тобой? Страшен как смерть.

— Кто-то напал на меня. По голове огрел.

— Мерзавец. Угадай, сколько я заработал?

— Торквил, я избит, я ужасно себя чувствую, мне нужен сон.

— Я проработал девять часов без передышки. Ну, угадай.

— Я спать хочу!

— Двести восемьдесят пять фунтов. Лобби сказал, работы для меня полно. А ночью еще лучше. После десяти тарифы выше.

— Мои поздравления. — Лоример снова упал на подушку.

— Я думал, ты за меня порадуешься, — обиженно произнес Торквил.

— Я рад за тебя, — пробормотал Лоример. — Очень рад. А теперь уходи, оставь меня в покое, будь паинькой.

234. 1953 год. «Это один из самых поразительных фактов в научной истории, — сказал Алан, — одно из самых необъяснимых явлений в истории изучения человеческого тела». — «Что?» — «Подумай только, — сказал Алан, — после тысячелетий сна и спанья, „быстрый“ сон открыли только в 1953 году! В 1953-м! Неужели раньше никто никогда не наблюдал за спящим человеком и не задавался вопросом — почему у него бегают глаза?» — «А вообще, существовал этот вид сна до 1953 года? — спросил я. — Может, „быстрый“ сон — это позднейшее эволюционное усовершенствование человеческого рода». — «Разумеется, существовал», — возразил Алан. «Откуда ты знаешь?» — «Потому что мы видим сны только в фазе „быстрого“ сна, а сны люди видят с незапамятных времен».

Книга преображения

— …это Адриан Боулд, — говорил Хогг, — Димфна Макфарлейн, Шейн Эшгейбл, Иан Феттер и — наконец, но отнюдь не на последнем месте, — Лоример Блэк.

— Добрый день, — проговорил Лоример, пытаясь изобразить на лице дружелюбную приветственную улыбку. Теперь он по-настоящему понял смысл выражения «перекошенный от боли». Он чувствовал себя Жераром де Нервалем с фотографии Надара. Голову ему будто буравил какой-то очень острый резец, а боль в плече давала о себе знать весьма мощно и даже изобретательно, разными неожиданными способами. Казалось, на нее откликается вся левая сторона его тела: даже левая ступня глухо, словно сочувственно, пульсировала. Хогг представлял оценщиков убытков «Джи-Джи-Эйч» их новой сотруднице, Фелисии Пикерсгилл — суровой на вид женщине лет сорока с чем-то, с густыми седоватыми, как у барсука, волосами и проницательными равнодушными глазами. Лоример не очень-то вслушивался в Хоггову преамбулу, но, кажется, ему запомнилось, что она занимала какой-то высший пост то ли в Женской Королевской Морской Службе, то ли в армии, — в общем, на какой-то службе, позднее она работала в банке, а затем в страховой компании (наверное, в военной полиции, подумал Лоример, — такой пункт биографии пришелся бы по вкусу Хоггу). Впрочем, единственное, что сейчас интересовало Лоримера, — это вино в бутылках, расставленных за тарелками с бутербродами на Хогговом рабочем столе. Сегодня утром, по пробуждении, его дважды вырвало, и поэтому ему пришлось щедро сдобрить свой чай бренди. Боль ненадолго притупилась, но теперь ему была необходима новая доза обезболивающего алкоголя.

— …чрезвычайно рады принять Фелисию к нам в «Джи-Джи-Эйч» и очень надеемся, что ее профессиональные навыки будут способствовать успеху и репутации фирмы.

— Правильно! Правильно! — произнесли в унисон Раджив с Янцзы, а Джанис захлопала в ладоши, но Хогг поднял кверху ладонь, призывая к тишине.

— Фелисии известно, как это известно и всем вам, что вы представляете собой элиту нашей профессии. Нас немного, зато наша власть и наше влияние обратно пропорциональны нашей численности. «Джи-Джи-Эйч» зарекомендовала себя как выдающаяся компания в мире специалистов по оценке убытков, где существует высокая конкуренция. Во многом этот успех был достигнут благодаря вам и вашим стараниям. Я знаю, иногда я бываю немножко строг и даже суров (почтительные смешки), — но это потому, что лишь высокие требования к себе позволяют нам преуспевать. Преуспевать и процветать в этом сложном, более того, жестоком мире. Когда вещи упрямятся, как сказал один американский киноартист…

(Да пошел ты, подумал Лоример.)

— …то побеждают упрямцы. Здесь выживают лишь упрямейшие из упрямых, и, я знаю, Фелисия внесет ценнейший вклад в наш «отряд особого назначения». Мы очень хотим работать с ней вместе.

Хогг первым захлопал в ладоши, а Лоример первым приступил к еде и выпивке. Он собирался выпить уже второй бокал шардоне, как вдруг к нему приблизилось крупное лицо Хогга.

— Надеюсь, Лоример, ты вынул воск из ушей и слушал меня. Я говорил мудрые слова. Что с тобой? Выглядишь страшнее смерти.

— На меня кто-то напал вчера ночью. Тяжелый ушиб плеча.

— A-а. А с «Гейл-Арлекином» дело движется?

— Кажется, у меня появилась новая зацепка.

— Я подумал — может, Фелисию к этому делу подключить.

Лоримеру не понравилось услышанное.

— Думаю, будет лучше, если я один управлюсь.

— Здесь мы судим обо всем по результатам, — сказал Хогг и отвернулся.

Лоример вяло улыбнулся и отправил в рот волован, осушил бокал, снова наполнил его и пошел искать Димфну.

— Почему ты ходишь так кособоко? — спросила она. — И выглядишь ужасно.

— Хулиган на улице напал. Но, должен заметить, он выглядит не лучше.

— Не нравится мне эта Фелисия. Как ты думаешь, они с Хоггом — любовники?

— Отказываюсь даже рассматривать такую возможность.

— Шейн считает, ее прислали, чтобы шпионить за нами.

— Может быть. Хогг уже набрал критическую дозу бункерного умонастроения. Послушай, Димфна, ты ведь знаешь массу журналистов. Ты не могла бы меня свести с кем-нибудь, кто разбирается в сделках с недвижимостью?

— Я всегда могу спросить у Фрэнка. — Фрэнк был ее бывшим возлюбленным, работавшим в финансовом отделе «Таймс».

— Мне просто нужен кто-то, кто понимал бы, что к чему. Я ему сообщу необходимые сведения, а он должен мне все проанализировать.

Димфна закурила сигарету, и в ее глазах появился интерес.

— А о чем идет речь? О «Гейл-Арлекине»?

— Да. Нет. Возможно.

— Тогда все понятно, — бросила она с иронией. — Я слышала, Хогг не собирается выплачивать тебе премию.

— Кто тебе об этом сказал, черт возьми?

— Раджив. Да не волнуйся, найду я тебе журналиста. — Она посмотрела на него со значением. — Какое будет вознаграждение?

— Моя неумирающая благодарность.

— Э-э, нет, Лоример Блэк, придется тебе придумать что-нибудь получше.

Глава четырнадцатая

Утро того дня, на который было назначено дознание по делу Дьюпри, выдалось ясным и безоблачным: небо сверкало почти альпийской голубизной, а низко висевшее яркое солнце отбрасывало резкие тени и слепило глаза, отражаясь в окнах машин, рядами припаркованных возле здания коронерского суда в Хорнси.