Чужие деньги - Фридрих Незнанский

Окна, лишенные занавесок, вбирали в себя черноту неба и слабо доносящееся снизу северное сияние ночных огней. Крупные города в мире капитала не отходят ко сну долго — как минимум до полуночи… Савва подошел к окну и, опершись на широкий (дореволюционный!) подоконник массивными лапищами, пригнув жирноватую спину, разделенную посередине долиной позвоночника на два холма, вгляделся в небо. После дневного снегопада небо очистилось, в него высунулась несмелая луна, один край которой расплывался. Растет или убывает? Как это определяется? А, черт с ней!

Растущая или убывающая, луна не представляла для Саввы Максимова ни малейшей ценности. Гораздо большее значение имело то, что сейчас где-то в Москве, под этой самой луной, умирает человек. Человек не был личным Саввиным врагом, он перешел ему дорогу, и этого достаточно. Водолаз сообщил, что за ним следят, а Савва Сретенский таких сообщений мимо ушей не пропускает. Если хвост обнаружен, то выяснить, откуда он растет, пара пустяков. Для Саввы Сретенского, у которого свои человечки есть всюду, даже высоко… ох высоко! Нелегкая участь — постоянно быть под присмотром власти, как бы, образно выражаясь, постоянно на сцене, в свете прожекторов, однако и преимущества в том находятся. Мальчишка, который пас Водолаза, — из прокуратуры, из группы следователя по особо важным делам. Савве доложили его имя: Владимир Поремский. Так что из того? Живи, Вова! Мальчишка ни при чем, если справедливо рассудить. Что Савва, зверь — обижать маленьких? Если рубить хвост, так уж по-крупному.

Не ко времени, ох не ко времени затеялся этот кавардак. Крупные глыбы информации ворочал, вникал в технологические хитрости, без сапог ступал по кровавой каше, вкалывал как проклятый, рассчитывал, что все спланированное покатится ровно по плану. И вдруг в колесо угодил мелкий, но острый камешек, и все рухнуло. Верные карты легли наперекосяк. Камешек мелкий, а отвлекает на себя внимание. Не этим, ох не этим надо бы заниматься… Металлические, очень плотные шарики. Камешек против шарика… Бред какой-то. В Италию — и конец.

Следака по особо важным кто-то, видать, предупредил: слишком рано он убрался из своего кабинета в Генпрокуратуре. Ну да ничего: на этот счет, для особенно бдительных, прибережен запасной вариант. Одним вариантом мудрый Савва никогда не ограничивался. Конечно, Мурза подозрителен, мухлюет итого, но он идеален для таких гиблых дел. Пусть Савве твердит кто хочет, дескать, время грубой силы прошло, он знает одно: если убрать говно, оно вонять не будет. За одной кучей говна может, правда, возникнуть следующая, так что же: если тоже развоняется, уберем и ее. А те, кто химичат, строят головоломные комбинации, остаются ни с чем. Проще надо быть, проще! «Будь проще, и к тебе потянутся люди», — говаривал папаня незабвенный, Максим Максимов, чтоб его!

39

Полковник ФСБ Никита Александрович Варенцов обладал чеканным, точно с древнеримской монеты, профилем и густыми, тщательно зачесанными назад волосами. Все в целом придавало ему вид преуспевающего политического деятеля, маститого художника или телевизионного диктора семидесятых годов. Многим казалось странно, почему этот немолодой опытный сотрудник задержался в звании полковника, а те, которым становилось известно, чем занимался Никита Варенцов, просто немели от удивления. Но Варенцов не стремился к высотам восхождения по служебной лестнице; в жизни, как и в ФСБ, он шел своим путем. Он подпадал под определение сразу нескольких штампов, но полностью не вписывался ни в один. Бывают «черные полковники», бывают «серые кардиналы», а персонально для Никиты Александровича стоило придумать новое теневое звание «серый полковник».

Первое, что делал полковник Варенцов, приходя домой, — мыл руки. Оттирал душистым мылом под струей горячей воды, уделяя особое внимание ногтям, словно стараясь смыть всю ту пакость, которая прилипла к рукам во время работы, за пределами теплого домашнего мирка. Доведя пальцы до ему одному внятной степени чистоты, переодевался. В махровом полосатом халате, в мягких домашних брюках, лишенный официальности, заглядывал в спальню и, улыбаясь, словно преподносил сюрприз, провозглашал:

— Аленький, сейчас я поставлю чайник. Попьем чайку, а?

Аленка оборачивалась на его голос, но не откликалась. Варенцов давно не ждал ответа, однако прекратить заговаривать с нею не мог. На дне сознания брезжила иллюзия (может быть, спасительная для их отношений, без иллюзий оставалось повеситься), что по-своему Аленка отвечает ему. Ушами этого не услышишь. Это улавливаешь антенной души… А его еще считают бессердечной сволочью! Кто знает, вдруг он такой и есть? Во всем, что не касается Аленки.

Полковник Варенцов повидал на своем веку столько кровавых событий, что кинокадры из этой хроники могли бы менее крепкого человека лишить сна. К своему счастью, Варенцов не был ни впечатлителен, ни склонен к рефлексии (во всем, что не касается Аленки…). Принцип его поведения звучал роботоподобно: «Я служу!» Он не менялся, менялись цели, которым он служил. Первоначально от него требовали распространения коммунизма во всем мире. Затем перебросили на обслуживание внутренних нужд, потребовав сохранения коммунистической власти в СССР. Когда стало ясно, что СССР обречен, Баренцеву дали понять: пусть падет коммунизм, лишь бы сохранилась власть правящей элиты. И так получилось, что последней цели он служил с наибольшим рвением. Злые языки намекали на то, что немалая часть денег советской компартии, вокруг наследия которой кипели дебаты, утекла в коммерческие структуры, которые «крышевал» Никита Александрович — лично или через посредников. Бог им судья! Им не приходилось освидетельствовать тело старого друга Николаши, который — вот беда! — среди бела дня выпал из окна собственного кабинета. По странному совпадению, Николай, обладатель поэтичной украинской фамилии, по своей должности ведал собственностью ЦК КПСС…

При этом Никита Варенцов слыл заядлым сталинистом, неоднократно пугавшим и смущавшим начальство своими декларациями. Сталина он не застал, но пришедший из глубин нерассуждающего детства образ пожилого, медлительного Отца Народов с трубкой, готовой выпустить клубы густого дыма, служил для него символом стабильности и заботы. Так заботится курица о своих цыплятах, тюкая клювом каждого, кто, не рассчитав силенок, копошится, пытаясь выбраться из теплого гнезда. Наедине с собой Никита Варенцов признавал, что эти представления — дань ушедшему романтизму. Впрочем, за что ругать Сталина? За то, что его средства были жестоки, грубы и грязны? Но, на памяти Варенцова, когда они были благородны? А когда они на самом деле бывали благородны, получалось хуже для всех.

Взять хотя бы Горбачева — ведь только хорошего хотел человек! Хотел понемногу, постепенно развивать частный бизнес — и создал кооперативы. Хотел избавить русский народ от пьянства — и ввел антиалкогольную кампанию. А что получилось? Народ, о чьем здоровье так пекся первый и последний президент Советского Союза, начал массово умирать из-за того, что травился всякой неподходящей для питья дрянью. Те, кто травиться не желал, обращались к поставщикам самодельных спиртных напитков, то есть, попросту говоря, к самогонщикам. Те сколачивали целые состояния, которые инвестировали — куда? — правильно, в кооперативы. Так закладывался фундамент современного преступного капитала. Самогонная мафия оплела всю страну и для лоббирования своих интересов начала покупать чиновников. Правительство, которое, по идее, должно противостоять коррупции, гнило от нее.

Иронически покхмыкивая своим мыслям, Варенцов отправился на кухню заваривать чай. Считая «сухой закон» проявлением государственной глупости, Варенцов не был склонен к употреблению алкоголя: если приходилось, пил за компанию, для пользы дела, а для себя предпочитал чай. Заваренный в миниатюрном чайнике, предварительно ошпаренном изнутри кипятком, с соблюдением разных китайским священнодействий. Баловаться под чашку чая печеньем или конфетами не любил: это для профаном, Истинному ценителю достаточно букета самого напитка. А для него — гурмана высшей пробы — лучшим дополнением к чаепитию был бы Аленкин взгляд. Такой, как прежде. Один лишь взгляд…

Напрасно подозревают его в корысти. Нищим он не был, это правда, но не обзавелся и миллиардным капиталом, как некоторые. Он был псом, охраняющим чужие деньги. Что делал Никита Варенцов? Служил. Высказывал свои взгляды, иной раз демонстративно диссидентничал (это он мог себе позволить), однако служил. Он нуждался в своей службе, но ведь и в нем нуждались. Он оставался одним и тем же, но умел вести себя по-разному в зависимости от ситуации. А ситуации, как известно, вариабельны… Таким людям, как Феофанов, предстоит вскоре это испытать.

Лицо полковника Никиты Варенцова не изменилось, когда он рассматривал фотографии, на которых Феофанов был запечатлен с Водолазом — подручным Саввы Сретенского. Он получил то, что желал. Такова служебная необходимость.