Любовь дикая и прекрасная - Бертрис Смолл

И что же я вижу? Служанку, которая укладывает твои платья, и пустую холодную кровать.

Сердце Катрионы неистово билось, и сама она побледнела от смеси страха и ярости. Собрав все свое мужество, графиня подняла глаза на короля.

— Джеми, — твердо сказала она, — я не могу выразить это яснее. Я не хочу быть твоей любовницей. Пожалуйста, сир! Вы обещали, что, когда привезете королеву, освободите меня. Я люблю мужа, а он не такой, чтобы делить жену с кем-то другим. Даже со своим королем. Почему вы так со мной поступаете, Джеми? Ваша жена — прелестная свежая девушка, готовая учиться у вас искусству любви.

Почему вы непременно хотите меня?

Король не ответил на вопрос. Вместо этого он негромко сказал:

— Я ожидаю, мадам, что, когда мы возвратимся в Эдинбург, вы примете меня без каких-либо дальнейших разговоров. Если же нет, то мне придется просить разрешения Патрика Лесли, которое, как вы знаете, он мне даст. Если, однако, вы придете добровольно, то мы по-прежнему сохраним нашу связь в тайне от остального света, включая вашего мужа.

На ее прелестных глазах заблестели слезы.

— Но почему, сир? Почему?

— Потому что, мадам, я того желаю, а я — король, — сказал Джеймс холодно и отошел.

Несколько минут она стояла без движения, вперив невидящий взор в горы Чевиот, синевшие за окном. Затем, почувствовав, что в комнате она уже не одна, Катриона мгновенно обернулась и обнаружила, что рядом стоит граф Ботвелл. Некоторое время они молча смотрели друг на друга, а затем граф, по-прежнему ни слова не говоря, протянул к ней руки. Бросившись в объятия Френсиса, Катриона горько расплакалась на его покрытой бархатом груди. Руки Ботвелла нежно обнимали несчастную леди, а по лицу его прошла судорога.

Когда Катриона немного успокоилась, лорд отпустил ее. Подняв к себе ее прекрасное лицо, он спросил:

— Что там с кузеном Джеми?

— Либо я уступлю, либо он скажет Патрику, — тихо призналась Катриона.

— Ублюдок! — прорычал Ботвелл. — Какая жалость, что он не вышел у королевы выкидышем!

— Не шуми, Френсис! — Она прикрыла ему рот ладонью. — Даже думать такое — уже предательство.

Ботвелл отвел ее руку и тихо выругался.

— Как жаль, что Бог не сделал меня тем колдуном, каким они все меня считают. Я бы послал кузена Джеми к семи дьяволам! Ах, дорогая, я не могу помочь вам, и никогда в жизни не чувствовал я себя таким беспомощным! — Он взял графиню за плечи и склонил к ней лицо. — Если когда-нибудь я смогу помочь вам — приходите. Не забудете?

После этого Френсис вынул из своего камзола шелковый платок и утер ей слезы. Тонкая рука Катрионы нежно тронула его лицо.

— Ботвелл, — сказала она мягко, — вы — лучший друг из всех, какие у меня были.

Катриона повернулась и ушла, а граф остался стоять в маленькой нише у окна.

Френсис Хепберн смотрел на знакомый до боли Чевиот и вздыхал. Впервые в жизни граф встретил женщину, которую мог любить, и надо же — не только он сам женат, но и она замужем. Еще хуже было то, что ее вожделел король. Ирония такого положения дошла до Френсиса, и он резко засмеялся. Снова жизнь сдала ему плохие карты.

21

Двор вернулся в Эдинбург и продолжил свои обычные увеселения. Долго и нудно тянулся январь. Два старших сына Лесли также прибыли ко двору, присоединившись к семье Эндрю Лесли, графа Роутса, бывшего одновременно главой рода. Катриона испытывала облегчение, видя хотя бы двух из своих детей.

В это же время Патрик Лесли решил наведаться домой, чтобы узнать о состоянии дел в гленкеркских владениях и повидать остальных детей. В отличие от жены, его не задерживали никакие официальные обязанности при дворе. Катриона, однако, не могла освободиться от услужения королеве.

В отчаянии она пыталась предотвратить отъезд мужа, но Патрик снисходительно посмеялся над ней и даже поддразнил:

— Два года назад ты скорее умерла бы, чем поехала зимой в Гленкерк. Теперь я вижу, что ты готова идти туда даже пешком. — Поцеловав жену на прощание, граф успокоил ее:

— Через несколько недель я вернусь, милая. Тебя обрадует, если я привезу с собой Бесс?

— Нет, милорд! Этот двор — не место для юной девушки. — Катриона подняла лицо к Патрику, уже сидевшему в седле на Дабе. — Езжай осторожно и скорее возвращайся!

В глазах жены было что-то, заставившее графа на миг засомневаться, стоит ли оставлять ее одну. Затем, посмеявшись над своими глупыми сомнениями, он склонился к Катрионе, поцеловал ее и уехал.

Этой ночью прислуживать королеве надлежало другим и, спросив разрешения, Катриона отправилась в свой дом.

Король не осмелится разыскивать ее. Графиня спокойно отдыхала у себя в городском особняке. Вскоре подошла ее очередь ночевать в передней королевы на тот случай, если Анне вдруг что-то потребуется.

В последний день Анна отвела ее в сторону.

— Я предпочла бы, дорогая Кат, чтобы в те ночи, когда тебе не приходится быть в услужении, ты все-таки не покидала дворца. Разве твои покои недостаточно удобны?

— Удобны, мадам. Очень удобны. Но я ухожу домой, чтобы мои сыновья могли со мной видеться, когда им позволяет служба.

Королева снисходительно улыбнулась.

— Ты хорошая мать, Кат, но ведь ты еще и дама при моей спальне. Мы устроим так, чтобы ты виделась с сыновьями, но, пожалуйста, оставайся ночью поблизости. Однажды я проснулась со страшной болью в виске, а тебя рядом нет. Надо было мне натереть его и вылечить.

— Как угодно вашему величеству. — Катриона присела в реверансе.

Графиня прекрасно знала, кому на самом деле хотелось, чтобы она не выходила из дворца.

Несколько дней спустя у королевы случилось месячное недомогание, и в тот же самый вечер в спальне графини Гленкерк появился король. Сначала Катриона попыталась уговорить его, но Джеймс отказался ее слушать.

Он пошел на нее, а несчастной оставалось только изо всех сил отбиваться, нанося удары своими маленькими кулачками. Монарху даже показалось забавным и доставило удовольствие это укрощение строптивой леди, и он провел его безжалостно, поранив ей тело. Катриона пыталась уклониться от прикосновений своего мучителя, оттолкнуть его.

Она ненавидела его безудержной ненавистью, которая усугублялась тем, что не находила выхода. Кат пришлось терпеть еще четыре ночи.

Каждое утро и каждый вечер она молилась о скорейшем возвращении мужа. Но не проходило и дня, чтобы король не улучил хотя бы нескольких минут, чтобы побыть с ней наедине. То, что женщина питала к нему отвращение, казалось, только распаляло его.

Однажды поздно вечером, когда Катриона раздевалась после вечерних увеселений, Джеймс показался в потайной двери. На ней оставались только белые шелковые нижние юбки, и в этом наряде она стояла перед трюмо, причесывая свои длинные темно-золотые волосы. Проскользнув к ней за спину, Джеймс одной рукой обвил ее за талию, а другой накрыл округлую грудь.