Нет - Линор Горалик

Сахаров 31/1, 2 этаж. 3 комн., подсобн. пом., дет. ванная, стац. комм 32 дюйма, стоянка, дж. — спот, на долгий срок.

Самое лучшее, что здесь есть, — это детская ванная, причем сравнительно большая — два на два, и она же превращается во вторую подсобку, если ванну вот тут и вот тут отсоединить. Прекрасная штука, сразу — ванночка с перилами, с прозрачным низом, с нескользящим покрытием; голубые стены в корабликах, в стенах торчат бибикающие рыбки, стол для пеленания с бордюром, безопасные розетки, ящики со сдвижными дверцами, все углы круглые, все поверхности обиты мягким, ковровый пол с просушкой и подогревом, бэби-пруф выемка в стене с лекарствами и шампунями, автономное отопление, ноу-вайрс, — оборудовать подобную штуку стоит бешеных денег, немудрено, что они хотят такую квартплату. У самих четверо погодков, понятно, что стоило превратить подсобку в такое чудо, но сейчас уже младшенькому шесть, жить в трехкомнатной квартире — даже такой большой, гостиная у них разгорожена ширмами, между прочим — жить в трехкомнатной совсем уже невозможно. Хотят сдавать дорого — прекрасно оборудованная детская, вся квартира бэби-пруф, сигнализация на окнах, — но цена такая, мамочки… непонятно даже, как маклер меня сюда затащил. Видимо, чует во мне будущего безумного отца — а я сейчас, стоя в детской ванной, глядя на бибикающую уточку, подвешенную к потолку, думаю о том, что будет, если уточка сорвется и детке брызнет в глаза водою, да он же испугается! — о, я сейчас хорошо понимаю, каким отцом я буду. Вот так, наверное, и становятся взрослыми: когда вдруг оказывается рядом кто-нибудь маленький, беспомощный, зависимый, тобой на свет произведенный по любви и по выбору, а не навязанный тебе в качестве младшего брата судьбой-злодейкой… Бабушка, правда, говорила, что взрослыми становятся не тогда, когда заводят ребенка, а тогда, когда умирает последний, кто помнит ребенком тебя самого, — но тогда я уже не просто взрослый — я древний. Не считать же Виталика, в самом деле.

Глава 60

— А вот интересно, товарищ Завьялов, ваши коллеги никогда не пробовали фделать фильм про Голема? Ну, найти какого-нибудь карлика помассивней, загримировать немного — и фделать. Как почему карлика? Сказано же «размером с маленького ребенка», что означает, уфловно говоря, не выше метра двадцати, наверное. Впрочем, у Майринка все немного по-другому, я знаю, но это уже поздние напластования. Майринк же на фамом деле ничего не знал про каббалистическую традицию, его скорее интересовала, так сказать, алхимическая часть. Так сказать, трансфигурация. Что, как вы фами понимаете, пан Фокуп, неудивительно для жителя Праги. Все-таки Прага — это Майринк прежде всего, тут вы со мной фогласитесь, при всем вашем чешском патриотизме. Конечно, Грабал и Грошек — великие чешские пифатели, кто фпорит, но душа города лучше всего передана у Майринка. Вот, давайте пофмотрим: повернитесь немного налево, нет, нет, ближе к середине мофта, прошу, как говорится, пане — и вот теперь лицом к Хухле — вот хорошо! Сейчас мы фактически видим все три места, где Голем был фделан так или иначе. Места эти, если мне не изменяет память — а я фпециально освежил ее перед поездкой, гофпода, — так вот, местами этими являлись Хухле, Браник и какое-то место на «К», располагающееся где-то на берегу Влтавы, то есть у наших ног. А вот теперь, мифтер Завьялов, будьте любезны, наклонитесь к перилам, пожалуйста, и не бойтесь, я вас держу! — ну хорошо, хорошо, не наклоняйтесь, — но вот в той стороне — а, да вы знаете же, наверное, где Фтаронова синагога? Ну нельзя же так, мифтическое место, неловко, неловко… ну, ничего, как я говорю своим ученикам: «Век живи — век учись». Одним фловом, там, где Фтаронова синагога, вся ифтория с Големом и завершилась, как вы, конечно, знаете. Рабби Бецалель вынул у взбунтовавшегося Голема табличку изо рта — или это была не табличка, а лифток бумаги или даже небольшой камень, — итак, он его вынул, вырвал, так сказать, грешный язык, говоря фловами поэта. И Голем стал обратно чурбан, простите, чурбаном, просто как Буратино. Вы, пан Фокуп, не знаете фказку про Буратино? О, это был бы ваш клиент, да! У него был длинный нос, причем в сказке подчеркнуто, что нос был такой от рождения, то есть неморфированный! И профеффионально Буратино этот был мой, так сказать, коллега, то есть тоже актер, игравший в театре. Кукольном, разумеется. Тут интересный фюжет, на этот раз новозаветный, потому что бэд, как выражались в старину, гай этой фказки, был некто Карабаф-Барабаф. Наше флавянское ухо, пан Фокуп, не различает в слове Барабаф оригинального корня, а будь мы англофаксы, мы бы фразу поняли, что имеется в виду Варрава, префловутый разбойник, который был освобожден вмефто Господа нашего Иешуа. Но я отвлекся, потому что сейчас мы, так фказать, не в Иеруфалиме, а в Праге, и искренне надеюсь, что мы с вами дойдем вскоре до Фтароновой, где, говорят, до сих пор хранится Голем. Нет, нет, я предпочел бы именно пешком, мне кажется кощунственным пользоваться в такой день машиной, тем более что вы молоды, гофпода, вы младше меня; мы окажемся там не более чем через полчаса. День какой прекрафный, гофпода! — а дайте-ка я вас на комм сниму, нет, ближе, ближе становитесь, вот так, — а не хотите записать биончиков на память, покатать потом друзьям, деткам? — ну, фмотрите, фмотрите, я вот записываю. Так вот, именно там, в комнате, как подчеркнуто у Майринка, без окон, и хранится до сих пор Шлем. В какой-то момент в наши годы туда лазил даже какой-то журналист, ну и вообще лазили люди — ан не нашли. Что неудивительно: потому что должна же быть в мире тайна? Да, должна. Есть, знаете, даже секта — думают, ушел он и вернется как, так фказать, мессия. Вы не в курсе, пан Фокуп? Нет, жаль, жаль, вы же мефтные, вам интересно быть должно; ну ничего, дойдем потихоньку до синагоги, может, узнаем там.

«Если он сейчас не заткнется, — подумал Волчек, — я плюну на контракт и на собственную карьеру и вырву его бесконечный язык к чертовой матери на хуй». «Если он сейчас не заткнется, — подумал Завьялов, — я ему, сукину сыну, отрежу его язык бесценный, и плевал я на все». «Если они сейчас не начнут двигаться быстрее, — подумал Евгений, — то к моменту, когда надо возвращаться в гостиницу, мы не дойдем даже до Старого Мяста. Нет уж, назначили мою премьеру в Праге — так уж будьте добры показать гостю город честь по чести!»

Глава 61

Вупи как вошла в квартиру, так просто прислонилась к стене и села на пол, а у меня еще хватило сил дотащиться до пуфа и кривовато плюхнуться на него, — но уже не было сил переменить позу, и минут пять я лежал, внятно ощущая, как затекает нога, и наслаждаясь тем, что этот вечер, кажется, закончился, и тем, что тепло и свет, и тем, что ничего не булькает за стенами, не качается пол и у моих ног не рыдает в ужасе ребенок. «Надо сделать чаю», — сказала By; я немедленно ответил: «Надо». Никто из нас не пошевелился, только Дот появилась из глубины квартиры. Наконец By с тяжким вздохом поднялась с пола, выпростала ноги из тяжеленных туфель на платформе и как была, в плаще и с приклеенным к тыльной стороне ладони мокрым шариком зонта, пошла на кухню — искать пульт от комбайна, а я все лежал и лежал и думал о том, что вот немедленно бы на пуфе и заснул, если бы не понимал, что уже через два часа проснусь от болей в затекшем теле и оттого, что край плаща врезается в шею.

Учитывая, что сегодня вечер разговения, места в «Октопусси» пришлось заказывать еще до Рамадана — и то мне удалось вписаться только потому, что в последнюю минуту кто-то отменил свою бронь. Весь день, еще с момента, когда фехтовали на зубных щетках в ванной, когда в пробке по дороге на студию медленно ехали вдоль намертво стоящей правой полосы и показывали язык озлобленным товарищам по несчастью, когда во время съемок By, кончая, сжала в пальцах мандарин так, что лопнула кожица и сок потек мне на лицо, и я слизывал капли, а студия аплодировала, и потом Бо, подавая полотенце, сказал: аи, молодцы! — так вот, весь день мы провели на таком бешеном, негасимом драйве, что перед поездкой в «Октопусси» меня колотило и познабливало и казалось, что от адреналина я испытываю бешеный, бешеный голод; мне невыносимо хотелось мяса, большую кровавую отбивную, совершенно натуральную, — наверное, общее разговенное обжиралово подхватило меня, а может, и правда какие-то более сложные механизмы, — и я был рад, что заказал на вечер именно «Октопусси», потому что там был мясной зал на три столика, и я знал, что By будет не против. Весь день я думал, догадывается ли она? ждет ли? нервничает ли? — и сам так нервничал и так ждал, что уже за столиком, вытащив коробочку из кармана, с ужасом обнаружил, что истер бархат на одном из уголков, с утра вертя ее в пальцах.

В принципе, тот факт, что она сказала «да», был невероятным, — и только в этот момент я понял, как панически боялся ее отказа. Потом уже, когда принесли хлюпающие желейные шары десерта и потянуло говнецом от дурианового соуса, она сказала: в принципе, тот факт, что ты сделал мне предложение, кажется невероятным. Сколько ведь говорили о браке, сколько говорили! — и что незачем, и что имеет смысл, только если детей — но ведь детей не хочется, тогда для чего же? — и о чувстве ярма, и о страхе перед рутиной, — а потом я вышел из дому одним утром, после того как она сказала: я выбросила вчерашнее варенье. Почему? — потому, сказала она, что оно тебе не понравилось, я же вижу, — и я поклялся, что сваренное ею накануне ужасное и приторное варенье, в котором дерущая горло сладость настолько забивала вкус исходных ингредиентов, что я даже не могу сказать сейчас, из чего оно было сделано — из чего-то синего? — и я поклялся, что это было прекрасное варенье, а она дуреха, и что — если она сварит еще — я съем все до последней капли — и я понял, что действительно — умру, но съем. И вот тогда я вышел из дому, оставив ее задумчиво глядящей на мусорорастворитель, и вдруг так занервничал, что побежал. Я не взял машину, а именно побежал, — мне казалось, что машиной все будет слишком медленно, я стану в пробке, машина сломается, что-нибудь не то произойдет — и я пробежал три квартала до ювелирного магазина и продышал продавцу: «Мне нужно кольцо!» Какое? — спросил продавец, — и я, только к концу второго слога заметивший, что он продавщица, сказал: любое.