Нет - Линор Горалик

Говорят, у евреев сильна коммерческая жилка. Вот уж не знаю. Будь оно так — они бы создали не этот скучный и пафосный каменный склеп, но пещеру ужасов, райд сквозь Аушвиц и Майданек, Иерусалимский Dungeon по примеру Лондонского, Нью-Йоркского, Токийского, Пекинского. Могут же лондонцы смеяться над Великим пожаром, застенками Тауэра, Джеком Потрошителем? Что-то подсказывает мне, что когда Лондон отстроят — ну, может, не сразу, может, через пять лет, — но в лондонский Dungeon добавят аттракцион по «мартовской пятнице», как в нью-йоркский добавили когда-то «Две Башни». А в Африке, в Блэк-Перле, ну, не через пять, но через сорок лет построят «Карантин» — не то аттракцион, не то мемориал, как лондонский Dungeon, только еще круче: в лодочке будут подвозить вас к берегу как бы Африки и стрелять, когда вы приближаетесь ближе чем на триста метров, — карантин держали пять лет, чтобы не завозили болезни на материк, но все равно не убереглись, — откуда-то прилетела W-4, считай — ветрянка, — и все кончено. А в Иерусалиме можно было сделать — да дофига всего; силиконовые эсэсовцы на входе, колючая проволока, все такое. Американцы из уничтожения индейцев худо-бедно сделали целый жанр — вестерн, а посмотрел бы я, как бы вы дали немцам создать жанр «геттстерна»! Стыдно, стыдно и грустно; материал пропадает. Надо бы когда-нибудь сделать это, просто для того, чтобы утвердить: история заканчивается, прошлое уходит, настоящее смеется на его костях…

Но комедию мы отложим на другой раз, не сейчас, не надо. Это как раз то, о чем я говорил Эли — в чилли свои табу. Думаю, что и так меня съедят с потрохами. Быть мне отлученным за свинство от иудейской веры, — даром, что я никогда в ней и не состоял, не был.

Кроме того, просто — плохая экспозиция; я понимаю, да, что — если бы тут вообще не было никакой экспозиции, а просто на голой земле лежала табличка: «Это место посвящено памяти жертв Холокоста» — и то рассуждения «хорошо-плохо» были бы неуместны. Мне, с одной стороны, понятно, что это делалось в определенное время, в определенном состоянии духа и с определенными целями — открыто пропагандистскими, помимо исторических, так даже в документе, под стеклом представленном, написано: «Увековечить память и рассказать о ней людям», что-то такое. И понятно, что тут очень много эмоций уложено, что этот чрезмерный пафос в принципе объясним — но с таким пафосом создают не музеи, а арт-проекты. Впрочем, он называется «мемориалом»; это оправдание в какой-то мере.

Были бы деньги, не поставил бы меня этот гад в такие условия — я бы сделал вот что: я бы все основные элементы этого громадного заведения включил в фильм под разными невинными соусами; не отобьет ничто у меня любви к формалистским играм, это я уже понял. У меня бы и дерево с табличкой было посреди немногих дерев польского гетто, и лежала бы в сумке с чудом ухваченными личными вещами статуэтка в виде одинокого гордого обелиска, и в семейном альбоме, листаемом мирно в довоенных еще кадрах, мелькнула бы фотография мальчика-руки-вверх — но в сегодняшнем антураже, в белой кепочке с двумя хвостами, холо, в цвете; и тысячью свечей горела бы у меня ночь, когда бы американские солдаты с факелами в руках освобождали Треблинку. Все накрылось, от всего этого придется отказаться.

Я бы иначе кадрировал снимок, где в мешках волокут трупы — я бы кадрировал так, чтобы мешок занял центральное положение в кадре, чтобы это был кадр не про ситуацию, а про мешок. Вот опять та же проблема: то они ради пафоса и впечатления поступаются подачей информации, то ради информации, ради вот тех скелетов в кадре, поступаются возможностью произвести очень сильное впечатление. И прекрасный детский рисунок, неловкий, конечно, не очень аккуратный — но странным, магическим образом на нем эффектно сделано лицо немецкого офицера: это какая высшая сила водила твоим карандашиком, мальчик? Скулы крепкие, взгляд жесткий, ракурс удачный; на этом рисунке лучше, чем на любой журналистской фотографии, чем на любом парадном портрете, чем на любой пленке Рифеншталь, видно, как остро эти люди в те годы ощущали себя богами, правителями мира, победоносной и великой силой, — да фактически же творцами, планирующими создать некий великий и утопический мир для собственной расы, воплощающими на практике ужас и фетиш многих фантастов более позднего времени: придет великая и чужая раса, сметет с лица Земли неугодных, поработит оставшихся, слепит наш мир по своим канонам. И ведь правда — были годы, когда они шли — и под ними прогибался мир, перед ними все цвело, за ними все горело, города стелились коврами, толпы сминались в ком дрожащих тел, дымом уходили в небо, разрезаемое на клочки по прихоти их самолетов, не было конца и края победам их власти, не было конца и края триумфу их воли…

Господи, какой фильм я сделал бы при таких ресурсах!

Глава 59

Ибн-Синна 46, кв.51. Три комн., 2 этаж на столбах, встроенная кухня, стац. комм 32 дюйма, стац. комм 11 дюймов, джет-спот, колл. какт.

«Колл какт», смутивший Лиса, оказался именно тем, чем сочла его Яэль: коллекцией кактусов. На самом деле квартира, как выяснилось, не трех, а четырехкомнатная, — но упоминать в объявлении четвертую комнату было бы не вполне уместно: она была целиком занята мясистыми листьями и разнообразными колючками, и причудливые кружевные тени с тяжелыми вкраплениями плотных кругов и треугольников от горшков и контейнеров создавали на полу сложный старомодный узор. Лис стоял за герметически закрывающейся дверью и смотрел сквозь стекло на то, как в мире кактусов капает вода из специальных трубок, мигают лампочками маленькие приборы для подачи удобрений, как ползают по листьям крошечные электронные тестеры. Странный довесок к неплохой, в общем-то, квартире, — мозаичные потолки, круглые огромные окна, дому, стало быть, лет десять или двенадцать, сейчас здесь строят иначе немножко, кажется. На совсем новый район жалко денег, Яэль говорит — и не надо, ну, и не надо, это Лису после скитаний хочется пижонствовать и барствовать; а на самом деле неплохо и тут — вот только кактусы… Кактусы — это хорошо или плохо? Внутри оранжереи находиться практически невозможно: жарко, душно, а главное — очень странно… Некоторые кактусы умеют, объяснил хозяин, поворачивать листья и ветки вслед за перемещающимся объектом — чтобы нельзя было напасть с тыла… По-моему, ужасно. Надо спросить Яэль, потому что в остальном квартира хорошая, стоит даже немножко меньше, чем планировали платить за съем, — потому что какие-то расходы есть на уход за кактусами, правда, сказал хозяин, я вам все напишу, объясню, тут раз в неделю приходит человек, все делает сам, вы ему только деньги отдавайте; и еще придется заплатить сразу за год вперед: они уезжают вроде как насовсем, хотят плату погодично. По крайней мере, сейчас они думают, что насовсем. Говорят, некоторые переселившиеся черные начинают возвращаться из Африки — не выдерживают обстановки «золотого гетто»; ну да посмотрим. В квартире что, кроме кактусов, непонятно? Непонятно, хорошо ли спланирована детская, потому что мне не нравится окно во всю стену: это безопасно? Насколько? Еще не нравится, что мало шкафов в стене — Яэль велела проверить, чтобы было много шкафов в стене, но не сказала, много — это сколько? Но тут один, а один не вяжется у меня все-таки со словом «много». И еще — джет-спот есть, а стоянки для машины нет, надо ставить на улице или покупать на крыше за отдельные деньги. Деньги хозяин выяснит, но пока что мне это не очень нравится, неприятно.

р-н Гиват Морицки, 2 круг, д. 6. Полдома, автономн., 21/2 комн., джет-спот, авт. стоян., 2-х стац. комм 32, крыша-сад, хорошие хозяева, спец. оборудование.

На этих хороших хозяев хорошо бы все-таки посмотреть — а их, как назло, нет сейчас, но, может, вечером, когда заберу Яэль и приедем вместе, они будут? Впрочем, тут в основном всякие университетские люди, наверное, и эти тоже, хотя — знаем мы одного учителя математики, уж лучше б он напивался, — хоть молча бы лежал. Полдома и сад-крыша — в данном климате это просто рай какой-то, тем более что сад на крыше — ну, не сад, конечно, дюжина растений в кадках и посредине шезлонг и пластиковый стол со стульями — но все равно прекрасно, ребенок может быть целыми днями на свежем воздухе — и при этом в безопасности, поставить тут вольер… Непонятно, почему такое счастье сдают так дешево, — ах вот почему, — «две с половиной комнаты» — это фактически две, потому что третья — крошечная и без окон, подсобка, и окно в ней прорубить невозможно: одна стена идет к соседям, другие две выходят в коридор и спальню. Зато, говорит маклер, здесь звукоизоляция очень хорошая, видите — показывает наклейку на стене — специально делали; может, детскую тут хотели? Если бы покупать — можно было бы сделать здесь стеклянную крышу и тогда детскую, но на съемной квартире, конечно, ни под каким предлогом, разве что хозяин согласится сам — но это, говорит маклер, вряд ли. Ну, значит, этот вариант фактически отпадает; а что это за панель на стене? Ох, господи; так же разрыв сердца можно получить: с грохотом отъезжает панель, и под ней какие-то крюки, кольца вмонтированные, кожаные ремни, ни хрена себе, а ну вторая стенка? Крест с шипами, откидывается с грохотом какая-то треугольная доска, обшитая кожей, облепленная заклепками — дыба? Падают с потолка какие-то ремни и крепления — и шипит, включаясь, встроенная камера, помаргивает красным глазом; прекрасное спец. оборудование, веселая бы тут вышла детская… Только затем бы сюда вернулся, чтобы познакомиться лично с хорошими хозяевами.