Домашняя работа. - Галина Гончарова

Только не тому.

— Мири…

— Лиля, а что такое …?

Лиля представила, как она будет объяснять про производные мужского рода от женских половых органов и едва не застонала.

— Мири, это плохое слово.

— Но ты же его говорила?

— Да. Но мне тогда было плохо. А если хорошо — его употреблять не надо, договорились?

— почему?

— Потому что папа не одобрит. И молодая девушка не должна выражаться, как грузчик, которому на ногу комод уронили.

— А что такое комод?

Лиля почесала нос. А ведь правда… комодов она тут пока не видела.

Ладно, разберемся.

— Это я потом расскажу. А пока — одеваться. И не выражаться.

Мири унеслась за дверь. А Лиля грустно вздохнула. Придется сдерживаться. А вообще — к Марии Рейхарт, что ли, походить?

Авось манеры какие привьют? Потому как… история прошла мимо девушки.

Лиля вообще была откровенным нелюбителем исторической литературы. Вот про медицину — это наше все. И про жизнь знаменитых врачей она читала. Но просто так?

Уж извините. Некогда.

Аля Скороленок была слишком подвижным ребенком. А частые переезды отца тем более не способствовали получению качественных знаний.

Поэтому из литературно — романтического багажа были 'Анжелика', 'Унесенные ветром' и 'Марианна'. И — всё. Романы были не слишком интересны. Нет, она что‑то читала, но предпочитала детективы. Конан Дойл, Агата Кристи…

Короче, знаний по этикету у вас, дорогая графиня, ноль. Без палочки.

А вспомнив ту же Анжелику — не так поклонишься — без головы останешься. Это красивым бабам многое позволено. А ты у нас пока…

Лиля сползла с кровати и открыла зеркало.

Нет, сейчас уже намного лучше. И лицо начинает худеть, и видно уже, что есть не только щеки, а еще и скулы, и складочки потихоньку уменьшаются…

Но пока еще — ее очень много. Навскидку Лиля дала бы себе от девяноста до ста килограмм живого веса. Ну, все уже не сто двадцать.

Лиля крикнула служанке, умылась, оделась — и отправилась вместе с Мири на завтрак.

Мири попыталась подражать Лиле в плане овсянки, но потом все‑таки разбавила себе кашу медом и молоком.

— Так вкуснее!

Лиля не стала спорить.

— Понимаешь, мне нельзя…

— Почему?

— Потому что меня пока слишком много для хорошего человека…

За завтраком Лиля рассказывала девочке про основной постулат — можно быть полной. Можно быть ширококостной и крепко сбитой. Но рыхлой и толстой? Лучше не быть. Иначе это основа для заболеваний сердца, сосудов, почек…. а она сейчас именно такая. не мышцы. Жир.

Русские бабы, из тех, кто и коня и избу — были крепкими и упругими. Но не рыхлыми и не жирными. Это путать не надо. Формы у них были шикарные. И Лиля была с такими знакома. Но разница принципиальна. Такую за живот — не ущипнешь. Просто не ухватишь. Пальцы соскользнут. Под кожей ведь не жир, а мышцы, мясо… такие нормально и рожали. А американские страдальцы от гамбургеров… эх, посносить бы все макдональдсы до основания!

Миранда слушала, открыв рот. Тем более, что рассказывала Лиля интересно. Действительно интересно. Медицина была ее жизнью. И она могла заинтересовать ребенка.

Еще как могла.

Рассказом про сердце, про то, как кровь бежит по венам, про большой и малый круги кровообращения… она могла.

А после завтрака Лиля с Мири направились к девушкам — портнихам. Где Лидия с гордостью развернула перед ними юбки — брюки. И даже маленькую рубашку — на Миранду.

— Переодевайся, — подмигнула Лиля.

Девочку уговаривать не пришлось. И Лиля восхищенно покачала головой.

— Девочки, вы просто чудо!

Юбка — брюки смотрелась так, что самый строгий ревнитель не усмотрел бы ничего порочащего. Из‑под складок ткани виднелись только кончики туфель. Кроме того, по собственной инициативе девушки пришили несколько широких полос ткани так, что получился длинный фартук, закрывающий промежность и попу.

На движение это никак не влияло. А смотрелось очень неплохо. Теперь при самом широком шаге нельзя было понять, что надето на женщине. Может быть, это такая юбка? Верхняя? А под ней нижняя?

Лиля довольно улыбнулась.

— Девушки, вы умнички. А я вам покажу кое‑что новое. И Мири тоже.

Кузнец как раз недавно принес Лиле крючки. Шелковые нитки для вышивки у нее тоже были. То есть у прежней Лилиан. И плевать, что розовые.

Перетерпим.

У прежней Лилиан вообще была кучка ниток для вышивки. Могучая кучка, иначе и не скажешь. Целая комната, заваленная этим барахлом.

Девушки смотрели в полном шоке, на простенький узор 'гусиных лапок'. Вроде бы и несложно. Но ведь… кружево!!!

Первой схватилась за крючок Марсия. За ней и другие швеи.

— Ваше сиятельство, так это ж…

— Да. Вот, смотри, как надо правильно. Сначала набираем по ширине, сколько нам надо…

Какой придурок сказал, что раньше люди были глупее?

Да, пока девушки сами бы узоры не придумали. Но то, что показала Лиля, повторяли уже через полчаса. Ну ладно, примерно через час. Потому что в идиллию заявилась негодующая Мария Рейхарт.

— Ваше сиятельство! Леди Миранде пора на занятия!

Мири прищурилась. И прошипела одно слово из тех, которые приличной девочке знать не полагается. Мария смотрела укоризненно.

— Мири, идем учиться, — вздохнула Лиля.

— И ты тоже?

— А что делать? Если я эти слова употребила, значит меня тоже надо учить хорошим манерам.

— а разве взрослых учат?

— Умные — всю жизнь сами учатся. А дураки — они дураки и есть.

— Вы абсолютно правы, ваше сиятельство, — Мария чуть поклонилась. — Полагаю, что Леди Миранда у нас не хочет быть дурой…

— Не хотим, — решила Лиля за двоих. — Где Марк, кстати?

— Уже ждет в классной комнате. Очень, очень серьезный молодой человек. Готов учиться с утра до вечера.

— Мири, и ты отстаешь?

Вопрос был задан так, что Миранда поняла — это трагедия. И замотала головой.

— Лиля, ну скучно же!

— А мы попробуем вместе. Вдруг веселее будет…

Определенно, вместе было веселее. И Лиля подумала, что давно надо бы… Мария как раз рассказывала, как и кого правильно приветствовать. Лиля слушала внимательно.

Лиля слушала краем уха.

При обращении к нижестоящим — незнатным! Исключительно нетитулованным!

Достаточно вежливого кивка головой. И обращение в зависимости от настроения. Милейший, любезнейший, уважаемый… на выбор… хоть козлом назови, если ты графиня — тебе и заблеют.

Дворянину с личным, но ненаследуемым дворянством говорят 'алдар', если женщина 'алдари'. Причем неважно жена она или дочь. Алдари такая‑то. И точка. Хотя таких женщин и было всего три. Или четыре. За всю историю всех стран.