Одинокая звезда - Ирина Касаткина

Он мечтал побывать у нее дома, чтобы стать к ней хоть чуточку ближе. Но надежд, что она пригласит его сама, тоже не было. Оставалось ждать удобного случая. И он вскоре представился.

Однажды Ольга ушла с работы пораньше, чтобы закончить очередную статью. И тут на кафедру позвонил ректор – ему зачем-то срочно понадобилась Туржанская. Сказав, что задержится на работе допоздна, ректор попросил Гарика найти Ольгу и передать ей, чтобы она позвонила ему в кабинет.

Такой случай упускать было нельзя. Хорошо, что Гарик в этот день был на колесах. Он мог, конечно, позвонить ей домой. Но Гарик быстренько спустился, сел в машину и вскоре был у двери Ольгиной квартиры.

Увидев ее настороженное лицо, он еще за порогом принялся объяснять, что ректор просил срочно связаться с ним. Но ведь культурные люди через порог не разговаривают. А Ольгу никто не назвал бы некультурной. Поэтому она поблагодарила его и пригласила войти.

С чувством тайной радости Гарик перешагнул порог ее квартиры. Вот он – мир, в котором обитает эта прелестная женщина, так озарившая своим появлением их нудную жизнь.

В коридор вышла девочка, похожая на весеннее утро, и с любопытством уставилась на него.

– Моя дочь Елена, – представила ее Ольга. – Леночка, это мой коллега Гарри Станиславович.

Девочка вежливо поздоровалась.

– Доченька, поставь чайник, – попросила Ольга, – я сейчас переговорю с ректором, а потом чайку попьем. Составьте нам компанию, Гарри Станиславович, вы ведь с работы.

Разглядывая за столом изумительно красивое лицо девочки, Гарик подумал, что та очень мало похожа на мать. Он поделился этой мыслью с Ольгой.

– Сейчас я вам покажу, на кого она похожа. – И Ольга пригласила его в комнату дочери. На стене Гарик увидел портрет молодого человека той редкой красоты, которая заставляет остановиться и заглядеться на нее любого человека, от малого до старого. Его дочь была поразительно похожа на своего отца.

Гарик привык считать себя красавцем, почти неотразимым. У него были яркие черные глаза, смуглое лицо и густые курчавые волосы. Его открытая белозубая улыбка заставляла не одно женское сердце биться сильнее. Но, глядя на этот портрет, он понял, что шансов у него – никаких. И это при том, что он, Гарик, живой. А портрет – только портрет, кусок бумаги и все. Но выражение ее лица, обращенного к юноше, изображенному на портрете, болью отозвалось в его душе. Так смотрят на Бога, на Иисуса Христа.

Да, понял он, стучаться в ее сердце бесполезно. Пока этот бесплотный образ там, ей больше никто не нужен. А он, похоже, там навсегда.

И ему сразу захотелось уйти. Забыв про недопитый чай, он молча вышел в коридор и стал одеваться. Так же молча мама с дочкой проводили его и заперли дверь.

Домой идти не хотелось совершенно. Но больше ему некуда было идти. Не на кафедру же, когда там никого нет.

Жена, как обычно, встретила его воплем: «Где ты шлялся? На кафедре давно никого нет!» – Но он не услышал из ее крика ни слова. Молча прошел в свой кабинет и запер дверь на ключ. Он долго сидел за письменным столом, глядя в черное окно, и все никак не мог унять терзавшую его душу боль. Он понимал, что больше не может жить, как жил, и не знал, как ему жить дальше.

Зазвонил телефон. Он поднял трубку.

– Гарик, ты?

Он узнал голос Тихоновой и поморщился.

– Слушай, я тебе такое порасскажу о вашей парашютистке, – торжествующе начала та, – ты упадешь! Я тут навела справки о ее прошлом – и такое узнала! Оказывается, она никогда не была замужем.

– Как не была? У нее же дочь.

– Не, ну ты прямо как младенец. Не знаешь, что и у незамужних дети случаются? В общем, было так. Восемь лет назад она с подружкой поехала на море, в Пицунду. И там спуталась с одним грузином. Едва познакомилась, как он снял квартиру, и наша скромница там… с ним… на полную катушку… ну, сам понимаешь.

Потом он, естественно, укатил, оставив ее с пузом. А через несколько месяцев полез под пулю. Храбрость свою показывал. Так эта идиотка, вместо того, чтобы сделать аборт, решила оставить дитя. Наверно, надеялась его разжалобить. Ее отец, не пережив позора, умер от разрыва сердца. Говорят, достойный мужик был, партиец. А она с тех пор изображает из себя безутешную вдову. Вот и все ее замужество.

– Но позволь, его родные признали ее. Она же к ним ездит – вот и этим летом гостила с дочерью.

– Ну и что? Их можно понять. Говорят, девчонка очень похожа на отца – вот и признали. Девчонку признали. Но замужем она никогда не была. Они же меньше двух недель были вместе. Никогда б он на такой не женился.

– Нет, Маша, здесь все не так просто. Насколько я успел узнать Ольгу, не похожа она на легкомысленную особу, готовую повеситься на первого встречного. Видно, что-то было в этом парне, кроме красивой внешности. А я сегодня видел его портрет, и скажу тебе – там есть на что посмотреть. Видно, поразил он ее чем-то в самое сердце. Иначе она бы так себя не повела.

– Да что там могло быть особенного? Обыкновенный мент! И к тому же чучмек.

– Скажу тебе по секрету – я был у нее сегодня дома. И видел, как она смотрела на его портрет. Как на святого. Она до сих пор в него влюблена и потому никого к себе столько лет не подпускает.

– Ты сам часом не влюбился в нее? Уж больно заступаешься за эту стерву. Как у меня на нее до сих пор руки чешутся! Но математик она, действительно, классный, поэтому трогать ее не велено. А жаль!

«Так я тебе и скажу», – подумал Гарик. И не отвечая на ее вопрос, стал расспрашивать о работе. Работой Тихонова была довольна и зарплатой тоже – а также широкими возможностями, которые открывала перед ней высокая партийная должность. Но, не услышав с его стороны интереса к ее пикантному рассказу, вскоре повесила трубку.

«Две недели! – думал он, приходя в себя. – Только две недели счастья, и потом целая жизнь в одиночестве. Бедняжка! А мы еще ей душу мотаем. И эта тоже – святоша партийная. У самой… разве только негра не было. Гадом буду, если кому позволю Олю хоть пальцем тронуть. Не любовником, так хоть другом попытаюсь ей стать. А там посмотрим».

– Мамочка, к нам сегодня в садик наши первоклассники приходили, – радостно сообщила Леночка вернувшейся с работы Ольге. – Веня, Вася и другие мальчики и девочки. Ты знаешь, мы на наших занятиях почти то же самое учим, что они в школе. И Гена, и Марина, и я – все это уже проходили. Ой, я такое придумала, такое! Ни за что не догадаешься.

– Так может, ты сама мне свою придумку расскажешь?

– Я придумала, чтобы мы за эту зиму выучили то же, что они. И все вместе сразу поступили во второй класс. Может быть, так можно? Мамочка, узнай, а? Мы ведь умеем читать и писать. Я уж не говорю про нас с Геной – мы, наверно, математику и за третий класс знаем. Но я не хочу в третий – я хочу с нашими ребятами соединиться. Чтобы все – в один класс. Вот было бы здорово!

– Что ж, это хорошая идея, – одобрила ее Ольга. – Я постараюсь достать программу первого класса и попрошу, чтобы в конце года учителя организовали вам проверку знаний. И, может, тех, кто справится, запишут сразу во второй. Но неужели тебе не хочется побыть первоклассницей?

– Да что там делать? Я же все это знаю. Мне и во втором, наверно, будет неинтересно. Но там хоть все наши будут, не будет скучно. А математикой я и сама могу заниматься. Ты бы достала мне школьную программу по математике и учебники. И мы с Геной потихоньку сами ее прошли бы.

– Вижу, у вас с Геной наладилось. Как хорошо! А то он, бедненький, так переживал, что ты к нему стала хуже относиться. Даже ко мне обращался за помощью.

– Ой, да он совсем другим стал! Не узнать. Со всеми такой приветливый. И за мной не ходит по пятам, как раньше. Но знаешь, мамочка, он, по-моему, все равно следит за мной. Даже издали. Как чуть что – он сразу рядом. Мы вчера играли в ловитки. Я бежала, а один мальчишка мне ножку подставил. И я с разбегу как растянулась – всю коленку содрала. Так Гена мигом рядом очутился. Поднял меня и помог дойти до доктора. Там мне коленку промыли и зеленкой смазали – вот смотри.

– Не болит коленка?

– Нет, ни чуточки.

– А мальчишку того Гена не побил?

– Нет, тот сразу убежал. Пока мы к врачу ходили, его и след простыл. И знаешь, Гена ничего про него не сказал. Но лицо у него было такое… очень злое. Он мальчишку того, конечно, запомнил. Я боюсь, он его потом все равно поколотит.

– Большой мальчишка был?

– Нет, из малышовой группы. Там есть такие задиры.

– Лена, запрети ему мстить. А то он натворит дел. Возьми с него слово. Скажи, что маленьких обижать стыдно.

– Да я уже сказала. А он говорит: «А маленьким хулиганить можно? И девочкам ножки подставлять. Ничего, – говорит, – он у меня попомнит!» Просто, не знаю, что делать.

Не хотелось Ольге вмешиваться, но пришлось. Она нашла того забияку и, показав ему Леночкину коленку, убедила попросить у девочки прощения в присутствии Гены. Гена стоял рядом со сжатыми кулаками и молчал, но его молчание было нехорошим. Пришлось с ним тоже крупно поговорить. И только после того как он дал честное слово не трогать малыша, у Ольги отлегло от души.