Расплата - Александр Стрыгин

- Вчера тут Антонов был с дружиной. Чуть нашего председателя не убили.

- Ранили? - заинтересованно спросили бойцы.

- Не, невредимого отпустили.

- Как же это так, почему?

- Вы сами у него спросите.

- А где он сейчас?

- Заболел, дома лежит.

- А ты кто?

- Как "кто"? Я коммунар. И отец мой коммунар.

Василий приказал парню лезть к нему в седло. Тот проворно вскарабкался и сел сзади. Отряд шагом тронулся к коммуне.

Алексей Степанович Белов, услышав топот конских ног, испуганно вскочил с лежанки. Неужели вернулся за ним Антонов?

В дверь постучали.

Готовый ко всему, он встал во весь свой богатырский рост у двери и поднял крючок.

- Входите!

Василий назвал себя и трех чекистов, вошедших вместе с ним, спросил позволения сесть.

Белов подал табуретки, сел сам.

Растерянный, испуганный взгляд его блуждал по лицам вошедших.

- Товарищ Белов, правда, что вы были в руках Антонова и он вас отпустил?

- Правда, - нагнул голову Белов. - Лошадь отобрали, тулуп сняли и отпустили. Вы лучше заберите меня, товарищи чекисты, да посадите, веры мне теперь не будет от коммунаров, ведь я коммунист, - вдруг жалостливо попросил он Ревякина.

- Ты погоди ныть-то, - строго сказал Василий. - Рассказывай все по порядку. Меньшов, записывай.

К столу сел чернявый чекист в роговых очках, вынул тетрадку и карандаш.

- Из Песков я ехал. Вижу, по коммуне какие-то люди бегают с винтовками... Из моего дома сверток выносят... "Стой", - говорят. Серую рысачку мою из упряжки долой, меня под ружье. Подходит ко мне один... черненький, маленький такой... "Я, говорит, Токмаков, милиционер. Помнишь меня?" - "Нет, говорю, запамятовал". - "А Антонова помнишь?" - "Помню, говорю. - Как же, он сына у меня крестил в Кирсанове". - "Ну, вот и пойдем к крестному отцу, он и тебя окрестит". Повели под конвоем на Озерскую дорогу. А там целый отряд. Конники все.

- Сколько примерно? - перебил его Василий.

- Да я и не мог разглядеть, не до того было. Смерти ждал... Человек сто, а может, меньше... Антонов на санках ковровых с братом Митрием. Тройка впряжена. Пулемет сзади. Сам в белом тулупе. Меня прямо к его санкам подвели. В снег утонул я по колени. "Что, говорит, попался, Алексей Степаныч? Чего тут в Ире делаешь?" - "Кошу, говорю, да пашу". "Из партии не ушел?" - "Нет, говорю, не ушел". - "Ну, говорит, ладно, нам некогда... По первому разу старых друзей прощаю. Второй раз не попадайся. Прощай". Возок тронулся, а я все в снегу стою и не верю, что отпустил живым. Последние конники подъехали, сняли с меня тулуп, ожгли плеткой и ускакали. Сам не свой вернулся. До сих пор нутрё дрожит. Что хотите со мной делайте, только возьмите отсюда. - И его богатырское тело затряслось в беззвучном плаче.

- А ну хватит, товарищ Белов! - приказал Ревякин и встал. - Будь коммунистом, а не тряпкой! Мы тебя никуда не возьмем. Перед людьми страмотить незачем. Завтра сам явишься в Кирсанов. Припомни, какая амуниция, какое оружие. Все изложишь письменно.

- Так я же совсем неграмотный.

Василий замялся от неожиданности, кашлянул и уже мягче сказал:

- Одним словом, в Кирсанове будь. Все доложишь. А сейчас припомни, куда они двинулись?

- По дороге на Чуповку поскакали, а там небось на Иноковку, да и в лес. Одни у них путя...

С тяжелым чувством покидал Василий коммуну. Так вот и кривушинские коммунары живут в страхе. "У кого у печи - рогачи, а у нас - винтовки". Сколько еще трудностей впереди?

"Одни у них путя..." - сказал Белов. Может быть, и в самом деле по одним и тем же дорогам кружит эта разбойничья шайка?

На Озерской дороге, где только вчера проскакала дружина Антонова, Василий остановился. Вон и следы еще целы - дорога встолчена, кое-где лошади сходили с дороги и тонули глубоко в снегу.

- Товарищи бойцы! Кто согласен сопровождать донесение в Кирсанов? Нужно двоих.

Несколько человек подняли руки.

- Жигалов и Пеньков - в распоряжение Меньшова. А мы идем на преследование...

3

Плужников ждал Антонова в Карай-Салтыках, в доме кулака Семенова, служившего надежной явкой банды.

Огня не зажигали. Так было условлено.

Перед Плужниковым сидел сын Семенова и тихо рассказывал о трагической смерти отца:

- Контрибуцию не хотел отец платить. В темную его посадили. Уперся отец: нет ничего, да и вся недолга. А он золотишко копил. Скупой был папаша, царство ему небесное. Бывало, селедок бочку привезет и ни одной своим домашним не даст, всю в продажу пускал. Сами, говорит, и щепотку сольцы в рот возьмете, если хотите чайку с аппетитом попить. Знали соседи, что должон быть капиталец у отца. Вот сосед Долгушин из бедного комитета и говорит отцу: "Так нет денег? Ну ладно, сами найдем!" Припугнул мать, она и сказала. Под кирпичом на печке, у стены, выковыряли мешочек кожаный. Привели из темной отца и показали ему мешочек. Батя только и сказал: "Да что ж это, господи! Конец!" И упал мертвый. Не выдержало сердце. Вся жизнь его в том мешочке была, дядя Гриша, понимаешь?

Плужников вздохнул, истово перекрестился на образа и внушительным голосом произнес:

- Так ты теперь, Ванюша, служи верой и правдой нашему "Союзу". За отца отомсти, мы тебя на видное место поставим, оценим по заслугам.

- Никак, приехали? - прислушался Семенов.

За окнами топот тройки, хруст снега.

- Они. - Увидев в окно тройку, Плужников встал. - Вздуй лампу и уходи через зады к соседке. Ужин на четверых. С ужином и придешь.

Плужников выпустил Семенова во двор и открыл засов сенной двери.

- Будь ты проклят со своей затеей, Старик. Чуть в бой не ввязался с этим репьем Ревякиным. Их, правда, не больше полсотни, но это наверняка разведка. Иначе откуда такое нахальство? Лезут прямо на рожон. Двоих у меня ранили, сволочи! - Антонов сбросил тулуп, шапку, потер уши и сунул ладони под мышки, скрестив руки на груди, - так он любил делать с детства. Плечи его при этом поднялись вверх, как горб у приготовившегося к драке кота.

- Кирсановский информатор накрылся. Где новый? Вслепую живем!

Плужников выслушал молча, опустив голову, - не хотел показывать глаза.

- Ну, что молчишь? Митя! Он без нас оглох! - крикнул Антонов брату. Тот вошел в избу с каким-то большим свертком.

- Глухой тот, кто не хочет слышать... - изрек торжественным голосом Дмитрий.

Плужников наконец поднял голову:

- Я ждал, что ты расскажешь, как справился с Бербешкиным.

- Убил, убил и Бербешкина и Артюшку! Радуйся, двумя уголовниками стало меньше, - ну и что? Что, я спрашиваю?! Если бы они согласились пойти ко мне, я бы не стал их убивать.

- А то, Александр Степаныч, что это нужный политический шаг. Второй шаг ты сделаешь сейчас. - Плужников поднял с сундука свою шапку и из-под подкладки вынул листок бумаги. - Перепиши это своей драгоценной рукой, и мы пошлем в Кирсанов. Они не замедлят ответить через газетку. Они любят нас ругать. Там есть один наш борзописец.

Антонов сел к столу, прибавил в лампе огня.

"Начальнику милиции Кирсановского уезда...

По дошедшим до нас сведениям, товарищи коммунисты, желая очернить меня и моих товарищей перед лицом трудового крестьянства и всей свободомыслящей России, обзывая нас бандитами, стараются приписать нам причастность к грабежам и убийствам, совершенным в районе волостей Трескинской, Калугинской, Курдюковской и других, прилегающих к этому району..."

- Уже сочинили! - оскалился Антонов, оторвавшись от чтения. Боитесь, я хуже напишу?

- Что ты, Александр Степаныч, помилуй бог. Знаем, что вы с братом красивше сочините. Просто не хотели затруднять твою золотую головку политикой - тебе военным искусством надо тренировать мысли. Да и время дорого.

- А-а, - притворно укорил Антонов, - хитрые все да тонкие! Помощников развелось! - резким движением расправил бумагу и стал читать дальше.

"...Нашу непричастность к грабительским бандам мы доказываем следующими фактами: караваинская банда, находящаяся под руководством известного вам Бербешкина, ныне нами ликвидирована. Труп Бербешкина и его помощника Артюшки можете взять... - Дальше шел пропуск многоточием. Трупы других, если вам требуются, можем доставить по месту требования, причем считаем своим долгом довести до вашего сведения: на борьбу с уголовщиной мы всегда готовы подать вам руку помощи. О чем можете обращаться через "Известия" или каким другим способом. О вышеизложенном прошу довести до сведения Уездного комитета партии КБ.

По договоренности дружины - начальник боевой дружины..."

- Ну, а потом? - нетерпеливо спросил Антонов.

- Потом, - спокойно и тихо ответил Плужников, садясь к столу. Поужинаем и будем думать, как распустить на зимние квартиры твою дружину. А с весны навербуем тебе целую армию, сошьем новый малиновый костюмчик и - с богом! А политику и крестьян оставь на наше попечение. В "Союзе" у нас есть умные головы.

- Из Цека что сообщают?

- Ждать велят. Ты, Степаныч, пиши.

- Нет, будет не по-твоему, а по-моему. Сначала ужин, а потом это дурацкое письмо. Я голоден и зол. Сам выручал этого Бербешкина из колонии и теперь сам же убил!