Паутина чужих желаний - Татьяна Корсакова

Сказать по правде, я из последних сил делала вид, что меня не задели те его слова. В конце концов, вчера вечером, прогоняя Козырева из своей опочивальни, я и сама думала, что это неэтично – вот так распоряжаться чужим телом. Но одно дело я – заинтересованная сторона, и совсем другое он – сторонний наблюдатель. Что он может знать и уж тем более чувствовать из того, что знаю и чувствую я? Ни-че-го!

Домой мы вернулись к ужину. Времени хватило лишь на то, чтобы переодеться и освежить макияж. Признаюсь, своим появлением я планировала произвести среди родственников если не фурор, то хотя бы некоторое волнение, поэтому не без злого умысла надела маленькое черное платье, вполне пристойное, но провокационно короткое, черные чулки и туфли на десятисантиметровой шпильке. Ноги тут же заныли, давая понять, что к подобной обуви они не приучены. Ничего, значит, пришло время привыкать!

В чаяниях своих я не ошиблась. Стоило мне только войти в столовую, как разговоры за столом в ту же секунду смолкли и все присутствующие уставились на меня в немом изумлении. Рая так даже вилку уронила от неожиданности.

Первой в себя пришла Амалия. Наметанным взглядом заценив мои одежки, она спросила с презрительной улыбкой:

– На вещевом рынке была распродажа?

– Не на рынке, а в бутике Армани. – Я продефилировала к столу. – Но откуда ж тебе знать, что продается в бутиках?! Ты же предпочитаешь леопардовые кофточки, а это, я так понимаю, особый рыночный шик.

Амалия зашипела, в порыве ненависти дернулась в мою сторону, но была мягко остановлена Серафимом, который, в отличие от сестрицы, выглядел довольным, как обожравшийся сметаной кот, и смотрел на меня с благодушной снисходительностью, многозначительно поглаживая заклеенную лейкопластырем скулу. Видать, собирается страшно отомстить за вчерашнее унижение и ждет удобного случая, чтобы куснуть побольнее. Вот ведь аспид...

– Ева, ты выглядишь очень... неожиданно. – Лицо сидящего рядом со мной Лешика хранило уже виданные мною утром следы восхищения и удивления. – Ты позволишь? – Не успела я опомниться, как он поймал мою руку и приложился к ней в галантном поцелуе.

Не скажу, что мне было неприятно его внимание. Пожалуй, Лешик оставался единственным человеком, который ничего от меня не ждал и который не пытался сделать мне никакой гадости. Это радовало. Да и, чего греха таить, Лешик – мужик что надо, пофлиртовать с таким – сплошное удовольствие.

Наверное, я слишком расслабилась, потому что не заметила, как рукав платья пополз вверх, выставляя на всеобщее обозрение паутину на моем запястье.

– Что это? – Лешик разглядывал паутину с изумлением.

– Евочка... – Рая схватилась за сердце и побледнела.

– Какая мерзость! – фыркнула Амалия.

– Это не мерзость. – Я одернула рукав. – А... татуировка.

– Странная какая. – Лешик растерянно улыбнулся. – Ева, ты не перестаешь меня удивлять.

– И когда только успела! – Амалия демонстративно отодвинулась от меня подальше. Могла бы этого и не делать, нас с ней разделяли добрых два метра.

– В тихом омуте черти водятся, – усмехнулся молчавший до этого Серафим, и взгляд его стал плотоядным.

Кажется, начинается...

– Ты о чем это? – Похоже, Амалия успела очень хорошо изучить своего младшего братишку, потому что ее кукольное лицо вдруг озарилось радостной улыбкой. Наверное, так выглядит ребенок в ожидании новогоднего чуда.

– Это я о том, что наша Евочка только прикидывается святошей, а на самом деле на ней пробы ставить негде. – Серафим посмотрел на меня в упор и спросил с гаденькой усмешкой: – Ну что, рассказать им про твои похождения или, может, передумала?

А, вот оно что! Пакостник и шантажист... Вместо ответа я лишь равнодушно дернула плечом. Не исключено, даже вероятнее всего, мою предшественницу сильно заботили вопросы благопристойности. В противном случае она не стала бы разводить китайские церемонии с этим подонком. Но я не она! Меня нисколько не волнует мнение общественности. Мир не перевернется с ног на голову, если все узнают, что у меня есть ребенок. Дети – это хорошо, детей не нужно стесняться.

– Значит, не передумала? – разочарованно уточнил Серафим.

– Нет. – Я лучезарно улыбнулась. – И, знаешь, я, пожалуй, даже облегчу тебе задачу, сама все расскажу.

– Что ты нам расскажешь, Евочка? – На Раю было больно смотреть, так плохо она выглядела. Ну нельзя же принимать все так близко к сердцу.

– Раечка, ты только не волнуйся. – Я погладила экономку по руке. – Я не совершила ничего ужасного, я всего-навсего родила ребенка. Тот мальчик, которого я собираюсь усыновить, на самом деле мой родной сын. Четыре года назад мне не хватило смелости противиться воле папеньки, и мой мальчик попал в детдом. Ты это хотел рассказать? – Я перевела взгляд с Раи на Серафима.

– Евочка, но как же так?! Мы же не могли не заметить... – Рая вытерла взмокшие ладони о салфетку.

– Мы запросто могли не заметить, – вдруг заговорил молчавший до этого Лешик. – Четыре года назад Ева училась и жила в Питере. Вспомните, Раиса Ивановна, она не приезжала домой целых пять месяцев, Александр Петрович сам ее навещал.

– А потом ты вернулась такая худенькая, несчастная, – Рая не сводила с меня глаз, – сказала, что тяжело болела и не сообщала нам об этом, чтобы не расстраивать...

– Верно. – Я мысленно поблагодарила пришедшего мне на выручку Лешика. – Я тогда соврала. А сейчас вот решила сказать правду и все исправить. Теперь ты понимаешь, почему я так сильно хочу усыновить Егорку?

– А отец? – подала голос Амалия. – Кто это польстился на такую уродину?

– А на уродину польстился один козел. – Я многозначительно посмотрела на Серафима. Рассказывать всю правду мне не хотелось, и не потому, что я чего-то стеснялась или кого-то боялась, просто было бы лучше, если б Егорка никогда не узнал, кто его биологический папаша. Вот за сокрытие этой информации я даже готова заплатить. Впрочем, нет, не стану. Пусть будет как будет. Вранья уже и так предостаточно. – Только, я думаю, польстился он скорее не на уродину, а на денежки ее папы. Да, Серафимчик? Хотел на чужом горбу в рай въехать? Охмурил наивную дуру, думал, папенька мой, как узнает про ребеночка, так сразу тебе полцарства пожалует? А папенька не пожаловал! И знаешь почему? Потому что наивная дура ни словом об отце ребенка не обмолвилась. А если бы и обмолвилась, то вполне вероятно, что ты, Серафимчик, получил бы вместо полцарства пулю в лоб. – Здесь я блефовала, но по тому, как сильно побледнел этот выродок, стало ясно, что попала в яблочко. Да и ничего удивительного, если принять во внимание тот факт, что в лучших друзьях у моего папеньки числился не кто-нибудь, а крутой мафиози Щирый!