Паутина чужих желаний - Татьяна Корсакова

Не понимаю. Нет, не так! Понимаю, но боюсь поверить своему счастью. Разве ж может быть, чтобы так быстро, за одну только ночь все переменилось?

– Андрей Сергеевич...

– Нет, молчите, умоляю! – Еще один осторожный шаг, теперь вижу, как лоб князя блестит от капелек пота. Жарко. Да, мне тоже жарко и дышать с каждым мгновением тяжелее. – Прощения молю! – Он падает на колени у моих ног. Я испуганно вскрикиваю. – Соня... Софья Николаевна, позвольте, я сегодня же с вашим батюшкой объяснюсь и с Лизи... с Лизаветой Григорьевной.

– Зачем? – А Настена, наверное, не ушла, стоит под дверью, подслушивает. Потом всем расскажет.

– И то верно... сначала с вами. – А в волосах у него седые нити, как это раньше не разглядела? Да и откуда ж могла разглядеть, коли близко так я с ним никогда не была! И в комнате никого, окромя нас. Стыдно... – Софья Николаевна, сможете ли вы меня когда-нибудь простить и перемениться ко мне хоть самую малость? Я многого не прошу, только дозволения видеть вас, слышать ваш голос. Это помешательство какое-то! – Он проводит рукой по волосам и нервно теребит ворот рубахи.

Смотрю сверху вниз, вижу: на загорелой шее не та цепочка, что я дарила. А может, та, но изменившаяся. Будто паук только начал ткать тончайшую золотую паутину... Значит, не обманула Стэфа. Есть она – призрачная паутина...

Не хочу плакать, слезы сами льются из глаз: не то от счастья, не то от обиды, не то от страха. Что ж я такое сотворила с собой и с ним? Как же мне теперь с этим жить?

– Софья Николаевна, Сонюшка! – Князь целует мои руки. – Не надо, прошу вас. Да я за каждую вашу слезинку... Я что угодно для вас сделаю, вы только велите!

Нет сил терпеть эту муку...

У него мягкие волосы с ромашковым ароматом, а кожа пахнет ветром. Не понимаю, как такое может быть, но точно знаю, что именно ветром. Губам больно от жадных поцелуев, но разве ж я не этого хотела, не об этом грезила?! А что стыд потеряла, так, да, потеряла, вместе с душой обменяла на призрачную паутинку...

Я шла по потрескавшейся бетонной дорожке и глазела по сторонам. Всюду царило уныние и какое-то гнетущее запустение. Стены приземистых двухэтажных корпусов были грязно-серыми, местами с рыжими потеками ржавчины. Ржавчиной же оказались изъедены и непонятные, дикие футуристические конструкции на детской площадке. Лишь кое-где проглядывали остатки унылой темно-зеленой краски. Одного вида этих железных монстров хватило бы, чтобы отбить у нормального ребенка всякое желание изучить их предназначение. Один из монстров раскачивался под порывами ветра и тихо поскрипывал – наверное, это были качели. Какой ужас! Я, конечно, не спец по детским городкам, но кое-что в своей бестолковой жизни видела. Например, разноцветные пластиковые горки и какие-то чудные пластиковые же трубы, которые наверняка очень интересно исследовать любому ребенку, и качели видела нормальные, безопасные, не издающие пронзительных визгов от малейшего движения. Кстати, в обычных московских дворах. А здесь что творится? Это зона какая-то, а не интернат! Не хватает только вышек с охранниками по периметру и решеток на окнах.

Впрочем, пожалуй, с зоной я погорячилась. Были в окружающем ландшафте и приятные глазу явления. Вот, к примеру, эта деревянная избушка на курьих ножках, сделанная умелым столяром. А вот и Баба-яга в ступе, тоже деревянная, искусно вырезанная из какой-то коряги. У Бабы-яги длинный нос, а глаза добрые, такие, что сразу хочется подойти поближе, потрогать притулившееся тут же деревянное помело, заглянуть в растрескавшуюся от времени и частого использования ступу. А там, чуть в стороне, целый деревянный зверинец: медведь, лиса, заяц и отчего-то Чебурашка.

И клумбы имеются, уже перекопанные, но еще не засеянные, и аккуратные яблоньки с остатками белой известки на ровных стволах. Иными словами, есть то, что я не заметила с первого взгляда: старательная, хотя порой и не слишком умелая попытка смягчить атмосферу казенщины, подручными средствами замаскировать выглядывающую изо всех щелей нищету.

– Ева Александровна! – Я в задумчивости стояла у клумбы в виде сердечка, когда меня окликнул незнакомый женский голос. – Ева Александровна, как я рада вас видеть!

По бетонной дорожке ко мне спешила немолодая уже, очень тучная дама. Она споро перебирала обутыми в резиновые галоши ногами и на ходу приветственно махала пухлой рукой. Поравнявшись со мной, женщина резко остановилась, сделала несколько глубоких вдохов, выравнивая сбившееся дыхание, и заключила меня в объятия.

– Ну, слава богу, девочка моя! Вижу, вижу, что вы в хорошем здравии. – Она немного отстранилась, разглядывая меня живыми, с хитрецой глазами. – Что, не сидится дома? Понимаю вас, Евочка, очень хорошо понимаю. Я тоже на больничном больше трех дней высидеть не могу, все думаю, как тут без меня, хоть бы все нормально было.

Женщина трещала без умолку, поворачивала меня и так и этак, рассматривала, изучала, но, удивительное дело, действия ее, несколько странные и фамильярные, не вызывали в моей душе никакого протеста. Наоборот, ощущение было таким, словно я вернулась в родной дом, где мне искренне рады. Понять бы еще, кто это мне так радуется...

– Прошу прощения, – сказала я, когда в непрерывном потоке слов возникла-таки маленькая пауза. – Вы, наверное, не знаете, но у меня амнезия. Частичная, – добавила я поспешно. – Что-то помню, а что-то нет.

– Ох, ты ж боже мой! – Толстуха прижала ладонь к пышной груди. – Так вы меня, что ли, не помните, Евочка?

Я виновато кивнула.

– Так я ж Зинаида Павловна, директриса всего этого беспокойного хозяйства. – Она широким жестом обвела двор с железными монстрами и деревянным зверинцем. – Я вас на работу принимала. Что, не вспоминается никак?

Мне не вспоминалось, но Зинаиду Павловну, казалось, этот факт особо не опечалил, она подхватила меня под руку и потащила к небольшому одноэтажному зданию.

– А я вот, Ева Александровна, с дозором обхожу владения свои. – Она притопнула обутыми в галоши ногами. – Видите, в каком наряде приходится разгуливать. А все потому, что за корпусами непролазная грязь. Уж сколько раз я писала в мэрию, чтобы заасфальтировали к такой-то матери это болото. Но вы ж знаете, чтобы заасфальтировать, денежки нужны, а их нету. Денежек, дай бог, чтобы хватило ребятишкам развивающие игрушки купить и хоть один новый компьютер. Старый-то все время ломается, одно расстройство от него. Ну ничего, – Зинаида Павловна приостановилась, подбоченилась, – я вот спонсора нашла шикарного – деревообрабатывающий комбинат. Деньгами они помочь не могут, зато уже половину дверей в корпусах нам заменили, обещали в спальнях малышовых кровати новые поставить, такие специальные, невысокие, и парты в развивающем классе. Представляете, Ева Александровна, какое счастье?!