Мир-Земле (сборник) - Артур Кларк

Они почти не разговаривают. Временами Эва подолгу плачет навзрыд. Однажды Ян, доведенный до белого каления, велит ей замолчать. Но она плачет еще горше. Тогда он бьет ее по лицу. И она уходит прочь.

Радио едва слышно передает скупые и все более путаные военные сводки. Перемирие в гражданской войне нарушали обе стороны, но фактически боевые действия прекратились, уступив место зловещему тишью. Обе стороны обвиняют друг друга в зверских актах насилия, особенно над мирным населением.

А затем происходит следующее.

Однажды поздней осенью Ян и Эва, вернувшись из лесу, где собирали грибы, обнаруживают, что к ним в теплицу проник чужой. У печки скорченная фигура — молоденький парнишка в мундире десантника (очень потрепанном и грязном), рядом-автомат. Когда Ян открывает дверь, парень хватает оружие и целится в него. Лицо детское, худое, глаза испуганные. Разглядев, что они безоружны, он немного успокаивается, но по-прежнему начеку. Эва спрашивает, хочет ли он есть, он отвечает, что да; она дает ему несколько картофелин, он с жадностью ест.

Одна его рука обмотана грязным бинтом, из повязки торчат только два неподвижных пальца.

У него жар, губы обметаны, глаза лихорадочно блестят. Он спрашивает, не найдется ли у них обезболивающего, рука очень ноет — собака укусила. Эва дает ему аспирину, спрашивает, нельзя ли ей осмотреть рану. У нее есть и бинт, и антисептик.

Пока Эва делает перевязку, Ян, спрятав руки в карманы, сидит на постели.

Ян. Ты что, дезертировал?

Парнишка не сразу кивает.

Ян. Как тебя зовут?

Юхан. Юхан.

Ян. Давно скрываешься?

Юхан. Недели две уже. Дезертиров кругом тьма, скитаются по лесам, мародерствуют. Мне бы только до Хаммарса добраться. Это далеко отсюда?

Ян. А зачем тебе в Хаммарс?

Юхан. Не скажу. Просто я должен быть там не позднее вторника.

Минуту-другую все молчат. В печной трубе гудит ветер, дождь легонько барабанит по стеклянной крыше.

Эва. Может, приляжешь?

Парнишка, вдруг насторожившись, мотает головой, подтягивает автомат поближе к себе.

Эва. Почему ты сбежал?

Юхан. Да обстановка какая-то странная, не внушающая доверия. Наверно, потому они и мелют языком, не закрывая рта. Я вот думаю, а знает ли вообще хоть кто-нибудь, почему, эта война до сих пор продолжается.

Он кашляет, вид у него больной. Ян подает ему чашку кипятку, согретого на печке.

Юхан. Я сбежал не один, нас было несколько человек. Но все куда-то подевались. Троих почти сразу же сцапали… Я уж которые сутки не сплю… А боль-то, между прочим, потише стала.

Он растерянно таращится на Яна и Эву, голова его падает на грудь, но тотчас он просыпается с мучительной гримасой, бормочет: "Мне спать нельзя".

Юхан (улыбаясь). Вот если б я вас застрелил, тогда мог бы и поспать. А так мне боязно. И уйти не могу, голова кружится.

Ян. Расскажи, зачем тебе надо во вторник быть в Хаммарсе?

Юхан. Что? В Хаммарсе? Я сам так сказал? Не могу я вас застрелить, вы были добры ко мне. Да и вообще, я пока никого, к счастью, не убил.

И опять засыпает, на сей раз крепко. Ян нагибается, забирает у него автомат.

Эва. Не трогай его. Пусть спит. Не трогай.

Голос у нее жалобный, умоляющий. Ян не отвечает, несколько минут сидит с задумчивым видом. Потом встает, пинком будит парня. Велит ему идти за собой.

Юхан сыплет проклятиями, плачет. Ян велит ему замолчать. Оба скрываются в пелене дождя на дороге к морю.

Эва прислушивается. Выходит во двор — шум прибоя, крики галок, кружащих над лесной опушкой. Эва бежит по дороге; запыхавшись, останавливается, испуганно напрягает слух.

Когда она возвращается в теплицу, Ян уже там. Как раньше, сидит на постели, спрятав руки в карманы, с непроницаемым лицом.

Эва. Что ты с ним сделал?

Ян. Во вторник на рассвете из Хаммарса отплывет рыбачий баркас с пассажирами на борту и попытается уйти в нейтральную зону. Он узнал об этом от товарища, который купил себе место на этом баркасе, но как раз в тот день был убит.

Эва. Что ты сделал с мальчишкой?

Ян. Я забрал его снаряжение. Башмаки очень уж кстати, мои совсем развалились.

Ян роется в вещмешке, автомат и боеприпасы лежат рядом; здесь же кой-какие инструменты и нож.

Эва. Что ты с ним сделал?

Ян поворачивается к ней, с размаху бьет. Она не плачет, только опускает голову.

Ян. Надо собираться. К рассвету будем в Хаммарсе.

Эва. Я не пойду.

Ян. Ну и оставайся, тем проще.

Он быстро, энергично расхаживает по тесной конуре теплице. Собирает свои скудные пожитки, запихивает в вещмешок. Эва ставит на печку кастрюлю, заглядывает в продуктовый ящик.

Эва. Надо взять хоть что-то на дорогу.

Ян. Не забыть приемник, правда, батарейки уже на ладан дышат.

Он включает транзистор. Сквозь шум и треск прорывается неторопливый голос.

Радио:…право жить свободными в свободной стране… эта братоубийственная вражда… целых девять лет… несчетные жертвы… безвестные герои… Цвет нашей молодежи… Сейчас мы накануне последней схватки… страшной и беспощадной. Наш противник сделал такой выбор… наша воля к примирению… чрезвычайное оружие… до сих пор мы колебались, однако теперь возникла настоятельная необходимость… это чудовищное оружие, но далее… невозможно…

Треск заглушает монотонный старческий голос. Ян засовывает приемник в карман пальто. Надевает Юхановы башмаки, обматывает шею его шарфом. Эва увязывает пледы, натягивает на себя все, что у нее есть из одежды. Ян осматривает и заряжает автомат.

Наконец они уходят, волоча свою тяжелую ношу.

Торопливо шагают сквозь густеющие сумерки. Прибрежные камни уже обледенели, море черное как чернила. Над лесом висит красный шар закатного солнца. Дует пронизывающий северный ветер.

Они сворачивают прочь от берега, минуют две сожженные усадьбы — исковерканные призраки за серой вуалью зимнего вечера.

На побережье, к Хаммарсу, они вышли задолго до рассвета. Море здесь глубоко прогрызло известняковые скалы, еще в седой древности изваяло из них циклопические скульптуры — как лики, обращенные к горизонту.

Эва. Якоби давал мне иллюзию покоя и защищенности. Я знала, что все это обман. Что он старик, усталый, трусливый старик. Он обещал нам всяческую помощь. Говорил, что станет после войны влиятельной персоной. Я почти наверное знала, что он врет. Что он просто перепуганный червяк, подручный для грязных делишек, которыми никто больше не желает заниматься.

Ян. Не надо об этом.

Эва. Что же получится, если мы перестанем разговаривать друг с другом?

Появляется баркас — темное пятно на тревожно-сером утреннем море. Какие-то люди один за другим выползают из пещер и гротов, движения их неуклюжи, скованны, как у неповоротливых бескрылых насекомых.