Невозможность второго рода. Невероятные поиски новой формы вещества - Пол Стейнхардт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Безнадежно. Несколько геологов сказали мне, что шанс найти еще один кусок нашего метеорита в бескрайней пустоте Чукотки меньше, чем шанс обнаружить пресловутую иголку в стоге сена.
Вы видели карту, Пол? Тут и говорить не о чем. У вас ведь даже нет GPS-координат исходного места раскопок, так?
Коллеги предупреждали меня, что я слишком доверяю шестидесятидвухлетнему русскому ученому и его воспоминаниям о важных деталях давнего события, не имевшего для него тогда особого значения. Даже если Валерий Крячко сумеет привести нас именно к тому месту, где он более тридцати лет назад обнаружил фрагменты метеорита, что все считали маловероятным, шанс найти дополнительный материал того же метеорита бесконечно мал, поскольку крошечные фрагменты сильно разбросаны и их будет трудно отличить от миллионов других в этом районе. Ни один геолог в здравом уме не станет тратить время и ресурсы на такое безумное предприятие.
Пришлось признать, что наши шансы на успех близки к нулю. Но в то же время они не были нулевыми. И пока оставался ненулевой шанс найти больше образцов и раскрыть тайну их происхождения, у нас не было иного выбора, кроме как упорно продолжать поиски. Время приведения плана в действие определялось готовностью и желанием Валерия, единственного человека в мире, способного указать нам на источник, отправиться с нами. Это была ситуация из серии “сейчас или никогда”. Или я просто убедил себя в этом.
Не стоит риска; остановитесь, пока не поздно. Такие отклики я получил от нескольких влиятельных физиков.
Нам с Лукой Бинди следует удовлетвориться достигнутым, настаивали они. Наша статья в Science уже убедила в существовании природных квазикристаллов почти все научное сообщество. Зачем отправляться на Чукотку, рискуя вернуться с пустыми руками или, что еще хуже, найти новые данные, противоречащие полученным ранее? Подобный исход может только воодушевить тех немногих скептиков, которые все еще сомневаются в наших выводах, и посеять зерна сомнения в отношении всего нашего исследования.
Я понимал, что неудачная экспедиция способна подорвать нашу репутацию. Но я почти три десятилетия искал считавшиеся невозможными квазикристаллы и в результате стал довольно устойчив к скептицизму других ученых. Мой итальянский коллега Лука Бинди чувствовал то же самое – наше общее упорство не раз загоняло нас в тупик. Однако оно же позволило сделать несколько удивительных открытий, и я был не готов положить всему этому конец. Нельзя было позволять страху неудачи помешать нам сделать все возможное для разрешения оставшихся научных загадок.
Нефинансируемо. Откуда взять деньги на такую нелепую экспедицию? Такова была всеобщая реакция.
Фонды никогда бы не предоставили средства, опираясь лишь на запутанную детективную историю, воспоминания неизвестного русского минералога тридцатилетней давности и несколько микроскопических крупиц материала. Слишком велик был риск неудачи.
Как все и предсказывали, я получил категорически отрицательные ответы из Национального научного фонда, министерства энергетики, Американского музея естественной истории, Смитсоновского института, Национального географического общества и других известных финансирующих организаций. Все они дали понять, что нет смысла даже подавать формальную заявку.
Я не рассчитывал, что какое-то из обычных финансирующих агентств рассмотрит мой запрос, поэтому был готов ко всем этим негативным реакциям. Также меня не удивило, что отказался помочь мой работодатель – Принстонский университет. Я знал, что у университета много других приоритетов и что он, как правило, ориентировался на менее рискованные проекты, приносящие прямую пользу студентам на кампусе.
Единственное, на что я мог надеяться, – найти богатого и щедрого благотворителя. Но, прежде чем искать такого человека, надо было получить на это разрешение. Принстон, как и большинство американских университетов, запрещает преподавателям привлекать частные пожертвования, поскольку это может помешать усилиям университета по сбору средств.
Зная об этом, я спросил, могу ли я заняться поисками средств при том строгом условии, что сумею доказать: мой благодетель никогда не рассматривал возможность пожертвования Принстонскому университету на какие-либо цели, кроме поддержки моей экспедиции. Руководство сочло, что невозможно найти человека, который не интересовался бы Принстоном, но был бы готов вложиться в отдельный проект под его эгидой. Возможно, поэтому мне и разрешили попробовать.
Они, должно быть, изумились, когда три дня спустя я позвонил в отдел развития и сообщил, что нашел кандидата. У меня появился замечательный донор, не имевший никакого отношения к Принстону и готовый предоставить мне 50 000 долларов, необходимых для экспедиции. После нескольких недель изучения вопроса администрация согласилась, что я, к большому их удивлению, выполнил условия сделки. Пожертвование было сделано университету для моей экспедиции.
Через несколько месяцев, когда наши прогнозируемые расходы резко возросли из-за значительного изменения планов по транспортировке, я вынужден был вернуться к своему благотворителю с просьбой о дополнительной поддержке. Меня поразила его реакция. Не колеблясь ни секунды, он любезно согласился покрыть перерасход, который более чем вдвое превышал мою первоначальную оценку.
Я по сей день восхищаюсь необыкновенной скромностью моего благодетеля, пожелавшего сохранить анонимность. Я с благодарностью зову его “Дэйвом” и объявляю настоящим другом науки.
Недостижимо. Зачем вы в это ввязываетесь? Так реагировали все геологи, имевшие опыт работы в России, с кем мне доводилось говорить.
Все это намного сложнее, чем вы думаете, Пол. Ваш план нереалистичен. Вы никогда не сможете собрать команду квалифицированных специалистов за такое короткое время. Кроме того, Чукотка является запретной зоной – знаете ли вы, что потребуется целый ряд согласований и разрешений от российского правительства, чтобы только приблизиться к этому месту?[14] Ускорить этот процесс невозможно. Какое наивное прожектерство!
Критика была справедливой. Требовалось набрать высококвалифицированную команду, члены которой согласились бы отказаться от всех своих планов, чтобы присоединиться к экспедиции. Десяти месяцев казалось недостаточно для переговоров с российской стороной из-за царившей там бюрократии, знаменитой своей запутанностью. Нам требовалось разрешение правительства России в Москве, регионального правительства на Чукотке, российских военных, а также ФСБ – российской службы безопасности. Посетители этого региона подвергались тщательным проверкам, поскольку исторически Россия всегда подчеркивала стратегическое значение своих дальневосточных рубежей.
Пройдя через все это, нужно было еще организовать для всех перелет в Анадырь, ближайший к месту раскопок российский город с приличным аэропортом, закупить продовольствие на несколько недель, собрать оборудование и придумать, как доставить нашу команду из Анадыря к отдаленному пункту назначения на ручье Лиственитовом.
Не все сразу, сказал я себе. Моей первой задачей было найти специалистов, готовых отправиться в экспедицию, которую многие их коллеги считали безрассудной.
Я немедленно написал по электронной почте российскому геологу Валерию Крячко. Он был самым важным членом команды, поскольку единственный знал, как найти нужную точку – место обнаружения флорентийского образца.
