Другие семь дней - Виктор Гвор

— Какие, Павел? СССР смог победить вермахт, поддерживаемый внутренними противниками советской власти и опирающийся на ресурсы всей Европы… Что смогут сделать диссиденты?

— Юрий, вы плохо знаете историю. На Дальнем Востоке еще вовсю помнят времена Дальневосточной республики и вполне могут согласиться на независимость Сибири, получив заманчивые предложения от США. Кроме того, Япония и Китай предпочтут захватить ресурсы, а не делится с идеологически враждебным режимом. В Средней Азии и на Кавказе могут отколоться мусульмане, которых поддержат многие, от Саудовской Аравии до Ирана и Турции. В европейской части — прибалтийские страны, в которых борцов с коммунизмом задавили к пятидесятым годам, ОУН на Западной Украине. Всех их запад накачает деньгами и оружием, используя авиатехнику, которую в сорок первом не то, что перехватить, обнаружить не смогут. Нет, Сталин обречен, и ехать сейчас в Россию равносильно самоубийству…

Еще раз поморщившись от жжения в оцарапанном месте, он закрыл флакон «NIVEA for men» и поставил его на стол. Присев на стоящий рядом стул, Юрий взял «ленивчик» и включил телевизор. Один канал, второй, третий… А вот и новостной канал на английском. Английским он владел не слишком хорошо, но вполне достаточно, чтобы понять содержимое сообщения. Вот значит как. Америкосы решили, что им все можно? Русская ракетная подводная лодка потоплена неизвестными. Нихрена себе! Знаем мы таких неизвестных, которые почему-то разговаривают на американском английском и считают, что все средства хороши. Ага, вот и ответ. Потеряна из-за аварии американская подлодка «Мемфис». «Очень своевременная авария, не находите? Даже комментатор, если я правильно перевел, не верит. Успели отомстить, или еще одна лодка была? Хотелось бы верить, что с ответным ударом наши не задержались. Наши ли? А почему не наши? Вместе служили одному государству, вместе дослуживали в образовавшихся после распада армиях новосозданных государств. И кто виноват, что я, никуда не выезжая и никого не предавая, вдруг оказался за границей и в армии другого государства. Но присягу я не предал» — он вспомнил, сколько трудностей и нервов стоил ему перевод, как с недоверием относились к нему на новом месте службы. Сколько пришлось пройти проверок, чтобы его снова допустили до службы по своему ВУСу. Но ведь добился, признали и дали дослужить. Да, пожалуй, это было потруднее, чем удержаться на должности генерального.

«Стоп. Кто сказал, что его ВУС будет не востребован? Наоборот, самый востребованный с учетом сложившейся ситуации. Если подумать, то с таких, как он, в СССР должны пылинки сдувать. Теперь надо придумать, как связаться с советскими органами, как договорится, какие гарантии личной безопасности и каким путем получить». Думы текли неторопливо, укладываясь в уже привычные образцы бизнес-плана. Вообще-то получалось весьма неплохо, на его взгляд, вот только с гарантиями никак не придумывалось. С другой стороны, а что он теряет? Десятка два-три лет жизни за тридевять земель от Родины, с постоянным подсчетом оставшихся денег и лет? Жена и дети уже давно жили своей, не пересекающейся с ним жизнью и даже вспоминали о нем, как Юрий подозревал, только в день получения очередного денежного перевода.

И вдруг он припомнил свою курсантскую молодость, любовь, жену, юную и совсем не похожую на сегодняшнюю, первую квартиру, товарищей… были ведь у него товарищи, с которыми можно было спокойно идти в разведку, была специальность и была Страна, ради которой он служил. Страна, раскинувшаяся на одной шестой части суши, сверхдержава, в которой большинство народа, да и он тоже, было уверено, что «человек проходит, как хозяин». Припомнились строки недавно попавшегося на глаза стихотворения:

— А помнится, была Держава —Шугались ляхи и тевтоны.И всякая пся крев дрожала,Завидя наши эскадроны…[20]

«Была же жизнь, черт возьми. Или это потому, что молодой был? А может все же потому, что сначала думали о Родине, а потом уже о себе? И в результате жили нормально и сами, и вся страна? Может быть, только так и надо жить? Может действительно стоит наплевать на все, взять билет и вернуться в свою страну? Вернуться и помочь ей снова стать той, о которой я помню? Страной, которой мы гордились, и которая действительно была надеждой для многих в мире?»

А на заднем плане все же мелькнула мысль, о том, что с его ВУСом и зарплата там будет не хуже его нынешней. Пожалуй это и стало последней каплей.

Подняв трубку телефона, он набрал номер и, дождавшись ответа, произнес:

— Хэлло. Ай вонт ту бай зэ тикет ту…

— Товарищи офицеры! — резкая команда старпома заставила всех встать по стойке смирно.

— Вольно, — вошедший в столовую Владимир дождался, когда после команды старпома офицеры усядутся и неторопливо достал распечатку.

— Товарищи, нами получено сообщение от командования. В нем подтверждается необходимость нашего пребывания в «автономке» и предписывается ждать дальнейших указаний. При прямой угрозе нападения разрешено применять адекватные меры. Послание подписано начальником штаба Северного флота вице-адмиралом Вологжинским и наркомом военно-морского флота адмиралом Кузнецовым. Да, товарищи тем самым адмиралом Кузнецовым, наркомом военно-морского флота СССР. Вы уже знаете, что в результате неизвестного явления место Российской Федерации занял СССР из сорок первого года. Как и куда исчезла Российская федерация — никому не известно, но мы и некоторые другие части Вооруженных Сил России остались. И осталась наша Родина. Конечно, она из прошлого, и жизнь в ней не столь комфортна и привлекательна, как в будущем, но это — наша страна и наш народ. Тот народ, который мы поклялись защищать, — командир помолчал несколько секунд. Офицеры, получившие официальное подтверждение всем невероятным новостям, молчали, обдумывая услышанное. — Вопросы? — резко закончил он.

— Разрешите, товарищ командир? — как и ожидалось, первые вопросы появились у лейтенанта Кучера. Новичок есть новичок.

— Слушаю вас, товарищ лейтенант.

— Приказ командования, это я понимаю, подлежит выполнению. Но насколько он законен? И…, - лейтенант, несмотря на всю самоуверенность, слегка замялся, — как быть с репрессиями? Мы вернемся в сталинский Советский Союз, а там нас всех посадят, как антисоветчиков и предателей.

— Вы уверены? — командир разглядывал лейтенанта как экспонат в музее.

— Конечно. Я читал. Солженицин, Шаламов, Солонин, — в установившейся полной тишине слова Афанасия звучали как-то жалко, словно оправдание.