Жизнь и времена Горацио Хорнблауэра, знаменитого героя морских романов С.С. Форестера - Сирил Паркинсон

4 мая Хорнблауэр получил приглашение от контр-адмирала сэра Перси и леди Барбары Лейтон. Не сможет ли он вместе с миссис Хорнблауэр отобедать сегодня в «Хижине Ангела»? Нам мало что известно об этой встрече Хорнблауэра с леди Барбарой — первой после ее замужества и мы ничего не знаем о том, что она подумала про Марию и что Хорнблауэр, на этом этапе, мог подумать о Лейтоне. Вся доступная нам информация заключена в письме миссис Элиот, жене флаг-капитана, которое она написала на следующий день после этого памятного обеда своей сестре, леди Фэншоу. Это письмо позднее было опубликовано в книге «Жизнь и письма лорда Фэншоу» («Жизнь и письма Огастеса, лорда Фэншоу, посла в Нидерландах и Испании». Под редакцией Стефена Фэншоу, Лондон, 1861 год).

«Плимут

5 мая 1810

Моя дорогая Гарриет!

Огромное спасибо тебе за твое милое письмо, которое застало меня в отличной форме — что касается и здоровья, и знакомства с последними военно-морскими новостями.

Очень интересное письмо. Погода здесь стоит прекрасная, и мы осмотрели кое-что как в Девоншире, так и в самом городе, который полон самыми скучными людьми, каких только можно себе представить, за исключением Сьюзен и твоего кузена полковника Грэхема, который забавен как всегда.

Вчера мы обедали в «Ангеле» с адмиралом Лейтоном и его молодой женой леди Барбарой Уэлсли, младшей сестрой нашего знаменитого генерала, воюющего в Португалии. Вначале обед был исключительно скучным, и я очень сочувствовала леди Б., которая делала все возможное, однако ее новобрачный — тяжелый тип, который если чем-нибудь и известен, так это своими деньгами.

Этот брак был организован несколько поспешно после недавней эскапады леди Б. — путешествия в Вест-Индию, которое закончилось ее возвращением из Южных морей в качестве единственной пассажирки фрегата под командованием капитана Хорнблауэра, который также присутствовал на этом обеде вместе со своей женой! Вначале она путешествовала вместе со своей кузиной (или тетей?), мисс Банбери, но рассталась с ней после ссоры на Антигуа или в каком-то подобном месте. После подобных неблагоразумных и своевольных приключений надежды на более подходящую партию уже не оставалось, и сэр Перси женился на ней только благодаря влиянию ее брата, так как сама она не обладает значительным состоянием. Я никогда не встречала ее раньше и поэтому, после всех слухов и разговоров, мне было любопытно повидать эту леди. Ей, должно быть, уже хорошо за тридцать (На самом деле леди Барбаре в это время было двадцать девять лет, но она могла выглядеть несколько старше после путешествия по Тихому океану), у ней черные волосы, яркие глаза и прекрасная, пропорциональная фигура, как у Юноны — с белыми плечами и полной грудью, которую ее муслиновое платье почти совсем не скрывало. Понятно, что все мужчины не могли отвести от нее глаз, кроме моего Гарри, который сама скромность, как и пристало образцовому флаг-капитану. Я не могла удержаться от ощущения, что она немного играет с этими двумя мужчинами, но должна признать, что она была радушной хозяйкой также и для присутствующих леди.

Что же касается капитана Хорнблауэра, то поначалу он выглядел достаточно смущенным. Это скорее симпатичный мужчина, немного меланхоличный, среднего возраста, загорелый, неуклюжий в компании и не слишком подходящий для избранного общества или даже для того общества, которое можно встретить в Плимуте. Он женат на маленькой, некрасивой и дурно воспитанной женщине, как я слышала — очень низкого происхождения, которой он с большим трудом старается явно не стыдиться. Она сразу же сообщила мне, что у нее уже было двое детей, которые умерли от кори, но что теперь она вновь в счастливом ожидании. Ее муж поначалу говорил немного, а миссис Болтон, жена еще одного капитана — и вовсе ничего, так как весь вечер она только и делала, что ела с такой жадностью, будто целую неделю до этого ей пришлось голодать. Именно ее муж в конце концов попросил капитана Хорнблауэра рассказать нам о его битве с испанским кораблем «Нативидад». Разговаривая на эту тему, он вдруг стал красноречивым, его манеры показывали, что он смел и человек действия, энергичный и решительный — очевидно таким он и был во время самой битвы. Что наиболее примечательно во всем этом деле — как я узнала позднее от капитана Болтона, который был знаком с капитаном Хорнблауэром еще с мичманских времен — так это то, что обычный фрегат не просто победил, но и потопил двухдечный военный корабль, то есть совершил подвиг, аналога которому, похоже, до сих пор не знала история. При этом на лице леди Б. я заметила такое выражение восхищения, которое бы мне совсем не понравилось, если бы я была на месте миссис Х. или сэра Перси, но, полагаю, она слишком глупа, а он — слишком самоуверен, чтобы замечать что-либо подобное. Рассказ капитана Х. и знаки восхищения, которые леди Б. оказывала герою, были единственными памятными событиями того вечера, который без них был бы абсолютно бесцветным и неимоверно скучным.

Кстати, я слышала отличные отзывы о твоем племяннике и моем крестном, Джордже, который вернулся из Стаффордшира и который (говоря между нами) весьма интересуется хорошенькой мисс С.Г. …etc., etc».

Это письмо интересно само по себе, но его ценность удваивается, если учесть, что это — наиболее раннее из известных свидетельств упоминания имени Хорнблауэра в современных ему сплетнях. Никаких более ранних писем о нем не сохранилось, за исключением двух (см. стр. 77 и 103), и даже в 1810 году он еще был практически неизвестен большому свету. Джудит Элиот слышала о скандале вокруг леди Барбары, но прежде ничего не знала о самом Хорнблауэре, чьи подвиги на Тихом океане стали известны лишь долгое время спустя после того, как сами события могли привлечь особое внимание. Она слегка критична по отношению к леди Барбаре, однако, несмотря на некоторое предубеждение, последняя все-таки произвела на нее благоприятное впечатление — впрочем, на то были все основания. Наиболее ранний дошедший до наших дней портрет Барбары написан немного позже описываемого времени Томасом Лоуренсом, членом Королевской академии, позднее возведенным в рыцарское достоинство, но уже тогда известным в качестве придворного художника Георга III. (Другой ее портрет был написан во время помолвки, и Лейтон взял его с собой в поход, и, таким образом, это полотно погибло во время атаки на Росас). Если судить по этому портрету, в тот период она была особенно симпатичной — гораздо более привлекательной, чем в ранней юности и значительно менее самоуверенной с виду, нежели тогда, когда Хорнблауэр впервые ее увидел. Конечно, все это — всего лишь догадки, так как не сохранилось ни одного более раннего ее портрета, ни даже групповой семейной миниатюры, однако есть основания полагать, что в юности она выглядела слишком властной от внутренней неуверенности в себе и что настоящая красота пришла к ней именно в зрелые годы.