Ричард Длинные Руки - Гай Орловский

Колдун, уловив движение за спиной, нехотя обернулся. Обернулся без спешки, уверенный, что просто почудилось. Я нажал на металлический крючок. Звонко щелкнуло. Стрела исчезла с темного ложа, а колдун вздрогнул. В горле вырос короткий металлический штырь.

Глаза колдуна расширились, он распахнул рот, широкий, тонкогубый, я сжался в предчувствии жуткого крика, страшного заклятия, после которого у меня под ногами разверзнется земля, но из простреленного горла вырвался только хрип, и изо рта потекла алая струйка.

Руки колдуна рывками поднялись к горлу, пальцы коснулись железного штыря. Глаза впились в меня с интенсивностью боевого лазера. Я видел, как он рванул стрелу из горла. Кровь выплеснулась тонкой струйкой, ее раздувало, словно вентилятором. Грудь колдуна поднималась и схлапывалась, я со страхом понял, что он все еще пытается выговорить страшное заклинание.

За спиной звякнуло железо. Ланзерот начал шевелиться, рука медленно пошла к рукояти меча. Колдун качнулся, грохнулся навзничь, не сгибая колен. Стрела осталась зажатой в обеих руках, из темной дыры в горле толчками выплескивалась кровь и вырывался подкрашенный алым воздух.

Задвигались и Бернард, Рудольф. Рудольф первым очутился у колдуна, приставил к его груди лезвие меча. Когда он поднял голову, в его глазах, устремленных на меня, было изумление, смешанное с уважением:

– Какой выстрел!.. Хорошо, что не в сердце…

– Да, – сказал Бернард, он судорожно вздохнул. – Если бы в сердце, он бы успел что-то сказануть…

– Интересно, что, – произнес Рудольф задумчиво.

– Пошел ты, – выругался Бернард. – Не хочу даже и думать.

А Рудольф покачал головой.

– Молодец, – сказал он тепло. – Ты знал, что надо стрелять в горло?.. Молодец.

Вообще-то, я целился в середину груди колдуна, не сразу сообразив, с какой стороны находится сердце, но, видимо, отдача увела стрелу слишком высоко. Однако сейчас об этом упоминать наверняка не стоит.

Бернард остановился над колдуном с другой стороны. Кровь быстро покидала холодеющее тело. Бурунчик крови иссяк, стала видна широкая дыра, словно стрела была толщиной с древко лопаты. Видимо, колдун еще и расширил рану зазубренным наконечником.

– Да, – произнес Бернард мрачно, – он успел бы сказать что-то еще.

Плечи богатыря зябко передернулись. Лицо казалось старым и смертельно усталым. А Ланзерот молча отобрал у меня арбалет, вложил новую стрелу в ложе и, не натягивая тетиву, подвесил к поясу.

– Меня другое интересует, – произнес он медленно и таким нехорошим голосом, что у меня ноги пристыли к земле. – Почему… почему заклятие колдуна не подействовало на этого человека?

Со двора донесся крик. Возле повозки уже стояли Асмер, принцесса и священник. Асмер в нетерпении махал руками.

– Пойдемте, – предложил Бернард. – Все решим по дороге.

Двор залит ярким утренним солнцем, мы все щурились, чуть ли не на ощупь прошли в конюшню. Седлали коней в угрюмом молчании, Рудольф вдруг коротко хохотнул.

– Мне бабушка, – сказал он громко, – рассказывала, что черная магия на самих черных не действует.

Бернард фыркнул, но я видел, как его сильные руки двигаются все медленнее и медленнее, лицо потемнело, а на лбу углубились морщинки. Ланзерот, напротив, задвигался быстрее, через пару минут вывел коня на залитый солнцем двор, слышно было, как вскочил в седло.

Когда я вывел коня, Ланзерот беседовал с принцессой и священником. Принцесса посмотрела на меня с испугом. Священник выставил перед собой крест и скороговоркой забормотал молитву. От усердия он трясся, брызгал слюной, двигал руками с крестом, видимо, рисуя в воздухе крест, и еще оглядывался на повозку с его мудрыми книгами.

Рудольф за моей спиной споткнулся. Я нервно оглянулся, Рудольф поспешно отвел в сторону испуганный взгляд. Бернард двигался за ним тяжело, как робот в тонну весом, глаза его как поймали меня, так и держали на прицеле.

Асмер присвистнул, принцесса сказала звонким голосом:

– Это еще ничего не значит!

Ланзерот сказал до жути ледяным голосом:

– Ваше Высочество! То, что он бросился к вам на помощь, могло быть… могло быть частью некого плана. Могло быть простой несогласованностью в действиях. Ведь за нами охотятся разные группы. Одни лично за вами, другие… другие за нашим грузом.

Бернард возразил:

– Ланзерот, ты умеешь заглядывать вперед, чего я со своим неповоротливым умом не умею. Но сейчас он, скажем честно, всех нас спас!.. Ишь, гад, в кучу песка… Он меня от этого песка спас, а мне большего и не надо. Да, колдун его не смог… но, может быть, у Дика просто кожа толстая… А ты, Дик, что молчишь?

Я развел руками.

– Не знаю, – ответил я искренне. – Просто ничего не знаю.

Бернард вдруг потребовал:

– А ну перекрестись!

Я перекрестился. Довольно неумело, но перекрестился, и на лицах Рудольфа и самого Бернарда увидел облегчение. Даже лица Асмера и принцессы просветлели, только Ланзерот смотрел с прежним подозрением.

– Пусть лучше прочтет молитву, – предложил он Бернарду. Меня он игнорировал. – Лаудетор Езус Кристос!

– Я почти не знаю молитв, – сказал я и поспешно добавил: – Но кто их знает целиком? В моем медвежьем краю даже священники знают только пару первых слов… да и то все по книжечке… да под фанеру. Вы можете сказать любую молитву, а я повторю ее за вами! Не знаю, почему на меня не подействовало заклятие колдуна. Не знаю. Но я точно не на стороне Тьмы…

Про себя добавил, что уж точно и не на стороне Бога, меня тошнит от этого Средневековья в век компьютеров и Интернета, и все эти священники в их шаманских одеждах вызывают только брезгливость.

Бернард звучно хлопнул ладонью по рукояти топора.

– Ладно, – заявил он громко. – Мы в походе!.. Здесь нет судей. Зато есть топор и веревки… Пока что все исходящее от Дика было нам в пользу. Я знаю, что лучше утонуть, чем ухватиться за руку, протянутую дьяволом… но пока никто не доказал, что Дик служит дьяволу, я принимаю его руку.

– И я принимаю, – сказала принцесса пылко.

Рудольф поколебался, взглянул на Ланзерота, на Бернарда, сказал уклончиво:

– Я пока не тону, так что от хватания воздержусь. Но все-таки, если бы не стрела Дика… простите, ваша милость, то был ваш арбалет… меня сейчас клевала бы какая-нибудь паршивая ворона. Вас, без сомнения, долбили бы благородные вороны, баронских кровей, а меня так… простолюдная, с выдранным хвостом. Так что я не прочь, чтобы Дик и дальше ехал с нами. Лучше ко мне поближе. Это я на случай, ежели вы им брезгуете.

Теперь я понимал, почему Бернард внезапно бледнеет, начинает шептать молитву, а его невидящие глаза устремляются поверх конских ушей к незримым градам. Рудольф иногда дергался и хватался за топор, Асмер ни с того ни с сего вздрагивает, глаза становятся дикими, а взгляд провожает в чистом поле нечто незримое для меня. Все они тут же творили молитвы, кто шепотом, кто во весь голос, хватались за кресты, крестились сами и перечеркивали крестообразными движениями пространство. Если бы эти кресты становились видимыми, мир выглядел бы как окна во время ленинградской блокады, когда для защиты от взрывной волны их обклеивали полосами крест-накрест.