Ричард Длинные Руки - Гай Орловский

– Ты видишь, что Зло сильнее, – ответил епископ негромко. – Да и все это видят. Потому люди слабые… а точнее – простые, охотно становятся на его сторону. Простые люди всегда ищут сильного, чтобы встать под его руку, под его защиту. И так было всегда… Но ты не заметил, что, несмотря на свою беспомощность, непрактичность, неумение приспособиться к жестокостям жизни, Добро все же побеждает?

Я пробормотал:

– Не понимаю. Как, сталкиваясь с жадностью, похотью, обманами и предательством – Добро может уцелеть?

Епископ сказал почти властно:

– Укрепись духом, сын мой. Несмотря на все победы Зла… во все века и во всех странах и народах, мы все-таки есть? Ты не можешь не сказать, как мы все еще есть… ведь Зло безжалостно? И будь у него силы, оно бы уничтожило нас всех? Как добро, честь, благородство, верность – так и самих носителей этих понятий? Подумай над этим.

Я успел ощутить холодок, небо распахнулось, я в стотысячную долю секунды успел поклясться, что выдержу, не сокрушусь под ощущением нечеловеческой мощи, и звезды разбежались в стороны, в пустоте возник, как краеугольный камень мироздания, величественный храм, стены сложены из массивных глыб серого гранита, но я прошел сквозь них, как через силовое поле, душа замерла от ощущения величия места и собственной ничтожности, я успел увидеть исполненные суровости колонны, поддерживающие свод, высокие окна, похожие на перевернутые остриями кверху рыцарские щиты… Окна из цветных стекол чистых тонов: ярко-красные, синие, зеленые и оранжевые, никаких оттенков, на гладкий паркетный пол падают цветные тени, свод расписан аллегорическими фигурами, а впереди, по дорожке между рядами простых деревянных кресел…

Меня выдернуло обратно в тот мир, как рыбу, заглотнувшую крючок. Я схватил воздуха, сердце бешено колотится, поперхнулся, ибо новый воздух ни к чему, видение посетило снова лишь на долю секунды.

Епископ проговорил медленно:

– Сын мой… тебе было видение?

– Если бы я мог понять, – прошептал я, – что я зрел… Слишком огромно… Отец, как мне вернуться?

Епископ долго думал, голос его прозвучал почти нерешительно:

– Рискну предположить… только предположить, что тебя вызвал в этот мир именно дьявол. Если хочешь, чтобы я назвал имя, изволь – сам Сатана.

Я отшатнулся:

– Но зачем?

– Не знаю… Не знаю. Но одно несомненно… чтобы совершить подобное, нужна Высшая Мощь. А она есть только у самого Господа Бога и… у Сатаны.

– Но почему это не дело рук… другой стороны? – спросил я. Я все не мог назвать Бога. – Или кого-то из его ангелов?

Он покачал головой.

– На этот раз не поверишь ты…

– Я готов поверить всему.

– Ты не поверишь, – повторил он, – но у тебя нет…

– Чего нет? Второй головы?

– У тебя нет… ангела-хранителя!

– Ага, – сказал я. – Мне это, правда, уже говорили, но я как-то не особо тревожился. Я, значит, один-единственный человек на всем белом свете, который без ангела?.. А это значит, что я сам какая-то немыслимая гадость…

Он кивнул с убитым видом. В глазах его я читал беспредельную жалость и сочувствие.

– А как насчет беса?

Он покачал головой.

– Можешь не плевать через левое плечо. Там ничего нет. И никого.

Я чуть повеселел.

– Хорошо. То же самое равновесие, только ядреных запасов на обеих плечах поменьше.

Он снова покачал головой. Глаза его смотрели в мое лицо с беспредельной жалостью.

– Ты… не понимаешь?.. Бес нужен для искушения людей.

Я смотрел в слезящиеся глаза, и вот теперь мне стало страшно.

– Что вы хотите сказать?

– Пока ничего… с определенностью, – ответил он. – Но наши святые мужи предрекали в своих видениях, что в этом году в мир явится… Антихрист.

В комнату во время нашего разговора то и дело заглядывали священники, простые монахи, даже рыцари в железе, разве что с непокрытыми головами.

Один священник наконец приблизился, кашлянул деликатно, обращая на себя внимание. Епископ наконец поднял на него взгляд:

– Что тебе, отец Варлаам?

– Ваше Святейшество… В городе ликование, горожане уже заполнили площадь перед церковью. Если не отворить ворота, их выдавят!.. Все жаждут увидеть мощи святого Тертуллиана, прикоснуться к раке, испросить благословения…

Епископ произнес слабо:

– Приходы… оповещены?

– Да, – ответил священник ликующе. – Тайными тропами из города ушли наши люди с радостной вестью, что отныне сам святой Тертуллиан охраняет благочестивый Зорр…

Я переступил с ноги на ногу, сделал осторожный шажок назад. За плечами короля Карла – более современные и понятные мне формации общества. И, как сказал епископ, это силы Тьмы выдернули меня в этот мир. А кто выдернул, тот сможет и задвинуть. Мне надо драпать в земли, занятые Тьмой. А там поговорить с магами…

Дальняя дверь с грохотом распахнулась. Вошел седой священник в белой сутане. Длинные волосы падали на плечи, морщинистое лицо застыло.

– Ваше Святейшество…

– Что? – спросил епископ слабо.

– Смиренно прошу простить, что я столь бесцеремонно…

– Говорите, отец Гарпаг.

Священник тянул паузу, его тяжелый взгляд прошелся по мне, как асфальтовым катком. Епископ заколебался, сделал слабое движение пальцами.

– Этот человек… нам не друг, но и не враг. Кем станет… зависит и от нас тоже. Говори.

«Хрен я стану на чью-то сторону, – подумал я зло. – Цивилизованному человеку неча встревать в драки дикарей».

Священник поклонился снова.

– Да, завтра все равно узнают… Ваше Преосвященство, у меня язык не поворачивается… Благородный король Арнольд не успел получить известия о прибытии святых мощей! Перед угрозой войны и разорения края войсками жестокого Конрада он поступил как христианин, хоть и не как воин… Возможно, наша церковь причислит его к лику святых, но рыцари и простые люди проклинать будут не одно столетие… Он ответил королю Конраду, что приказывает всем своим баронам, вассалам и всем войскам признать Конрада правителем Алемандрии. А сам уходит в леса и пещеры, где будет вести скромную жизнь отшельника и вопрошать Господа Бога о вечных истинах…

Голос его задрожал, упал до шепота. В глазах заблестела влага. Он вскинул голову гордо и надменно, но опоздал, слезы уже выкатились, по щекам пролегли блестящие дорожки. Нижняя челюсть дрожала, он прилагал нечеловеческие усилия, чтобы не разрыдаться, стоял ровно, смотрел на епископа, а по мокрым дорожкам все катились и катились капли, повисали на квадратном подбородке, срывались на грудь.