Реверс - Сергей Лукьяненко

Минут через пять на юге показался дымок. Он медленно приближался.

В одном исподнем, босиком Макс бежал по булыжной мостовой, слыша за собой свистки полицейских и топот многих ног. Черт знает что! Как бездарно все получилось!

Пришли два полицейских амбала и выдернули его из камеры. Он не сопротивлялся. Но зачем, зачем краснорожий сопящий надзиратель ударил его в ухо волосатым кулаком? Да и безволосым кулаком бить не следовало. Разве Макс дал надзирателю повод быть грубым?

Но удар состоялся, и в ухе словно взорвалась бомба. А дальше тело опять стало жить по своему разумению.

Мозги не участвовали ни в короткой потасовке в тюремном коридоре, ни в захвате обоих тюремщиков. И как только удалось заломить им руки — здоровенные же лбы! Третий, дежуривший за решетчатой дверью, судорожно тащил из кобуры револьвер. Макс — вернее, тот дьявол, что сидел в нем, — прикрылся тюремщиками и причинил им дозированную боль. Пригрозил под аккомпанемент их воплей, что сломает обоим шеи, если замок не будет сей момент открыт. Не подействовало. Тогда он и в самом деле сломал одному шею.

И замок открылся.

Что было дальше, Макс помнил плохо и как-то обрывками. Кажется, он приказал полицейскому бросить револьвер, но почему-то не подобрал его. Вроде бы выключил обоих — того, что отпер дверь, и того бугая, что все еще жалко трепыхался в руках. Сбил с ног еще кого-то, ворвался в первый попавшийся кабинет, высадил окно, сиганул через высоченный забор…

И вот — беготня по улицам. Почти такая, о какой думалось.

Но облава с участием доброй половины полицейских Тупсы — это уже слишком.

Ему не дали уйти из города — сразу стали отжимать к центру. Стреляли, но пули свистели над головой, и не зря: дважды Макс слышал крик «только живьем!» Крик был азартным: по-видимому, тот, кто руководил преследованием, не сомневался в успехе погони.

Эх, будь на ногах та странная, но удобная обувь, что дал Теодор! Босому бегущему человеку город щедро предоставляет напороться ступней на битое стекло, гнутый гвоздь или торчащую щепку. Позволяется и сломать палец о какую-нибудь тумбу или край выбоины в мостовой. Город с интересом наблюдает: как долго сможет бежать по нему босой?

Из переулка с зычным криком бросается наперерез полицейский. Не нужно и бить — просто уклонение и подсечка. Полицейский пашет носом камни мостовой. Разрывающаяся от лая дворняжка пытается цапнуть за ногу. Пинок, взвизг, полет. А секунда потеряна…

Как хороши теплыми вечерами провинциальные города! На окраинах, конечно, то же самое, что всегда, но в центре совсем иное дело. Солнце уже не жжет, дамы оставляют дома кружевные зонтики, высаженные на клумбах цветы испускают дивные ароматы, длинные тени ложатся на площадь, и в самом воздухе витает нечто благостное. В такое время истово верующие чинно шествуют в храм, а вольнодумцы, коих в последнее безбожное время развелось немало, просто выходят на прогулку и чинно раскланиваются с встреченными знакомыми. Тот, кто не соблюдает этот ритуал, выпадает из городской жизни, и никто о нем не жалеет. Сразу видно: дрянь человечишко, наверное, шибко умный. Тоже, нашел чем выделиться!

И совсем, совсем редко чинную благостность города омрачит какое-нибудь чрезвычайное происшествие, скажем, выезд пожарной команды или полицейская облава. Чистая публика посудачит, но отнесется с пониманием. Всякое случается в жизни.

Но когда по центру города, сверкая пятками, стремглав бежит человек в одном исподнем — это уже подлинное безобразие!

Прохожие шарахались. Дамы взвизгивали. Сзади слышался многоногий топот преследователей. Одна мысль буравила мозг: будут стрелять по ногам или нет?

В центре города, возможно, и не будут — людно, опасно. Зато здесь не оторваться от преследования.

Макс начал задыхаться.

Может быть, у него чужое, не его тело, которое многое умеет. Может быть. Но Макс помнил, что за последние три года этому телу не приходилось много бегать.

Вот оно, отсутствие тренировки!

Ноги мало-помалу немели. В боку поселилась боль и остервенело колола, мешая дышать.

Макс бежал.

Мимо фланирующей публики, мимо трехэтажных уездных небоскребов, мимо пестрых клумб, мимо закрывающихся лавок, мимо газовых фонарей, мимо извозчиков, мимо чистильщиков сапог, мимо…

Мимо пакгаузов, мимо заборов, мимо дебаркадеров, мимо водокачки, мимо вагонов, мимо стрелок…

Как Макса вынесло на железнодорожный путь, он и сам не понял. Скорость сразу упала — бежать по шпалам было неудобно, а на утоптанной тропинке, идущей вдоль главного пути, то и дело попадались куски щебня.

Все же Макс выбрал тропинку.

Мысль лихорадочно работала. Вскочить на ходу в какой-нибудь состав? Но не видно их нигде, движущихся… Спрятаться в вагоне формирующегося состава? Для этого надо иметь фору, и все равно найдут…

Впереди пыхтел, стоя на месте, пятиосный паровоз, впряженный в длинный состав, груженный лесом. Из будки выглядывал машинист, с интересом наблюдая за погоней.

Макс наддал из последних сил. Все равно ничего другого не оставалось.

Грохнул выстрел. Пуля ударила в щебень.

— Сто-о-ой! — Преследователи заметно приблизились. Макс слышал, как гулко топали их сапоги.

— Эй! — крикнул вдруг спереди паровозный машинист, высунувшись по пояс. — Давай сюда!

Макс не заставил себя ждать. На ступенях силы почти совсем покинули его, но была протянута рука, и в эту мускулистую руку Макс вцепился как клещ. В два счета он был втянут, а на счет «три» сильным толчком отправлен в тендер, где и упал в изнеможении на поленья.

Он слышал, как запоздалая револьверная пуля срикошетировала от паровоза. Слышал, как машинист, высунувшись из будки, ругался в ответ черными словами и как некий полицейский — вероятно, офицер — срывающимся голосом требовал именем закона выдать бежавшего преступника. В ответ последовала еще одна ругательная тирада и предложение подняться на паровоз, применив силу, «раз такой смелый». Странно: от предложения полицейский отказался.

Какое-то время они еще переругивались, потом угрозы и брань стихли. Макс продолжал жадно глотать воздух.

В тендере объявился машинист — фуражка набекрень, кривая ухмылка на губах. Был он не стар, вряд ли сильно за сорок, но, судя по ухмылке и ровно наполовину седой голове, любил острые моменты в жизни. Подмигнув, сказал:

— С тебя причитается.

Макс кивком показал, что нисколько не возражает.

— За кочегара поработать можешь?

Макс ничего не понимал, но снова кивнул.

— Ну вот и хорошо. А то мой кочегар — тот еще фрукт, видишь, нет его. Опять небось загулял, стервец. И помощника нет, заболел, ну как тут быть? А у меня вот-вот отправление. Семафор уже открыт, видел? Начальство обещало прислать кочегара, а его нет как нет… Чур, уговор: не сбегать раньше времени, поедем до самой Пулахты. На дровах, хе-хе. Дрова везем, дровами топим. Вон там колун, давай приступай. Только пока из города не выедем, из тендера лучше не высовывайся, мало ли что… По рукам?