Братья - Михаэль Бар-Зохар

– Ты знаешь, кто это такой? – шепотом спросил Дмитрий у своего соседа, долговязого, как журавль, белорусского парня по фамилии Табенкин.

– Мне сказали, что это сам генерал Судоплатов, который был заместителем начальника Пятого департамента до 1953 года, – также шепотом ответил ему Табенкин.

Это имя Дмитрию было знакомо.

– Не может быть! – возразил он. – Судоплатова расстреляли вскоре после ареста Берии.

Октябрь строго посмотрел на них.

– В качестве студентов, готовящихся к миссиям практического свойства, вы будете обсуждать и анализировать операции, проведенные вашими предшественниками-чекистами. Эти обсуждения, однако, не должны превращаться в академические семинары. – Он слегка улыбнулся. – Поэтому я начну с того, что расскажу вам о том, как я убил украинского реакционного лидера Коноваленко в Роттердаме в 1938 году...

Итак, лекции по истории Тринадцатого отдела начались с детального описания упаковки швейцарского шоколада, которая разнесла Коноваленко на клочки.

Дмитрий слушал эти кровавые захватывающие воспоминания с замиранием сердца. Он узнал о ликвидации десятков белоэмигрантов в Париже, Гамбурге, Нью-Йорке и Макао, о том, как в 1936 году в НКВД появилось “Управление мокрых дел”, сотрудники которого отыскали и прикончили в Мексике Льва Троцкого, о том, как департамент был переименован в Спецбюро, занимавшееся физическим устранением влиятельных эмигрантов в Австрии и Германии.

После расстрела Берии Спецбюро снова поменяло название, превратившись в Тринадцатый отдел. Самым удачливым и ловким его сотрудником был двадцатипятилетний украинец Богдан Сташинский. Октябрь рассказывал слушателям, что Сташинский пришел на эту работу добровольно в возрасте девятнадцати лет, а Дмитрию казалось, что, говоря о Сташинском, Октябрь пристально и внимательно смотрит на него.

Октябрь рассказал им, что в конце пятидесятых годов Сташинский убил в Мюнхене двух украинских националистов-эмигрантов – Льва Ребе и Степана Бандеру. В обоих случаях опытный убийца воспользовался дьявольским изобретением – электрическим пистолетом, стреляющим ампулами с синильной кислотой. Коснувшись человеческой кожи, ампулы сами собой взрывались.

Во время своей следующей лекции Октябрь продемонстрировал курсантам электрический пистолет. Каждый получил по стволу, и на протяжении двух часов курсанты занимались тем, что тренировались заряжать и разряжать оружие. Затем Октябрь вывел их на поляну в лесу, где к деревьям были привязаны пятнадцать собак. Рядом стояли двое солдат госбезопасности, но Октябрь отпустил обоих кивком головы. Открыв запирающийся на шифрованный замок свой атташе-кейс, он выдал каждому из курсантов по ампуле с синильной кислотой и по ампуле с противоядием. Никаких объяснений не требовалось.

– Кто хочет быть первым? – громко спросил Октябрь, оглядывая строй молодых людей своими темными глазами.

Дмитрий сделал шаг вперед и приблизился к одной из собак. Пес, огромный и дружелюбный датский дог, глядел ему в глаза, игриво помахивая хвостом. Дмитрий слегка наклонился к нему и нажал спусковой крючок. Вместо привычного грохота раздался лишь негромкий лязг. Это удивило его, хотя Октябрь и предупреждал, что пистолет бьет почти бесшумно. Огромный пес пошатнулся, завалился на бок, нелепо дрыгая лапами, и издох. Дмитрий торопливо вдохнул противоядие из второй ампулы и, отойдя в сторону и присев на бревно, закурил сигарету, дожидаясь остальных.

Остальные курсанты по очереди приканчивали своих псов в абсолютном молчании. Дмитрий думал, что Октябрь, должно быть, дает им почувствовать вкус и увидеть, сколь эффективно и легко в обращении это оружие.

Когда подошла очередь Табенкина, он не двинулся с места, словно окаменев. Лицо его стало смертельно бледным, а в глазах появилось беспомощно-глуповатое выражение. Дмитрий вскочил, вырвал из его руки пистолет и пристрелил последнего пса – немецкую овчарку с облезлой тусклой шерстью. Поворачиваясь назад, он заметил, что Октябрь задумчиво наблюдает за ним.

В тот же день Табенкин был исключен из Центра подготовки. В группе Морозова осталось только четырнадцать человек.

Примерно через неделю Октябрь вывез “неприкасаемых” – именно так они стали называть себя, посмотрев по телесети Центра американский сериал, – на секретный объект КГБ в районе Внукова, известный также под названием “Камара”, где разрабатывались смертоносные и в то же время практически не обнаружимые отравляющие вещества и яды. Там Октябрь провел их по лабораториям, где молчаливые исследователи в белых халатах подвергали морских свинок воздействию различных веществ.

– Изготовляемые ядовитые вещества должны отвечать двум требованиям, – объяснил Октябрь. – Во-первых, они должны убивать быстро и наверняка. Во-вторых, смерть должна выглядеть так, словно она произошла в силу естественных причин.

Когда один из курсантов оступился и непроизвольно оперся рукой о лабораторный стол, заставленный пробирками и колбами, Октябрь круто обернулся.

– Ничего не трогать! – резко предупредил он. – Иначе через несколько часов можете загнуться.

Курсанты обменялись взглядами, недоумевая, не шутит ли над ними преподаватель.

Экскурсия в лабораторию ядов завершала первый этап подготовки курсантов, когда они учились применять всякие хитроумные приспособления. Следующее занятие питомцев Октября было чисто практическим – использование в качестве оружия собственных рук. Пожилой, но крепкий еще чекист с огромными руками по фамилии Санакоев рассказывал курсантам о том, как был убит в Бухаресте изменник Агабеков. После подробного изложения мельчайших подробностей этого события Дмитрий поднял руку и задал вопрос:

– Откуда вам известны такие детали? Ведь считается, что в тот день Агабеков и его убийца были одни.

– Я и был его убийцей, – невозмутимо пояснил Санакоев.

Зима подходила к концу, когда Дмитрия вызвал к себе полковник Яковлев.

– Скажите, Морозов, случалось ли вам практиковаться в наружном наблюдении? Дмитрий пожал плечами.

– Только в “Вышке”, обычный обязательный курс.

– Завтра у нас будут однодневные полевые занятия в Москве. Участвуют все курсанты. Каждый получит под опеку одного из установленных разведчиков, выбранного наугад. За ним надлежит следить на протяжении всего дня, после чего подробно доложить, чем упомянутый иностранец занимался весь день. Начнете завтра в шесть, так что сегодня лучше пораньше лечь.

Над Москвой вставал бледный рассвет, а от замерзшей Москвы-реки поднимался грязно-серый туман, медленно растекающийся по набережным и вползающий в промежутки между домами и прилегающие переулки. По улицам осторожно пробирались первые автомобили, объезжая сугробы у тротуаров и скользя по обледеневшим за ночь мостовым. Уличные фонари напоминали парящие в воздухе шары желтого света.

Старенький “ЗИС” занесло на скользком асфальте, и он едва не сбил с ног Дмитрия, пересекавшего Ленинский проспект. Дмитрий тоже поскользнулся, но чудом устоял и осторожным шагом преодолел оставшиеся несколько метров мостовой, отделявшие его от подъезда дома 74. Это мрачное и темное крыльцо в доме девятнадцатого века он выбрал в качестве наблюдательного пункта. Объектом его наблюдения был дом 78, заселенный в основном иностранцами Дмитрий должен был следить за неким Чарльзом Сент-Клером, канадским бизнесменом. Поначалу, правда, ему достался другой объект – итальянец, профессор, знаток искусства Возрождения, но один из “неприкасаемых”, Юрка Савонов, заболевавший накануне, к полуночи почувствовал себя совсем плохо. У него поднялась температура, и он был освобожден от участия в учениях, а его объект передали Дмитрию.

Откровенно говоря, Морозов был разочарован Итальянцы всегда нравились ему больше других, и он уже предвкушал, как будет следовать за профессором в его неспешном путешествии по московским музеям. Вместо этого ему предстояло следить за скучным канадцем – экспортером рыбы и икры. В Москве он представлял интересы монреальской компании “Делис дю Норд”, офис которой располагался на улице Горького. На фото в его личном деле Дмитрий увидел щегольски одетого мужчину в возрасте чуть старше пятидесяти лет с вьющимися каштановыми волосами, которые, как ему показалось, были крашеными. Холеное лицо украшали франтоватые усики, а глаза казались светлыми на смуглом лице. Как указывалось в фотокопии его канадского паспорта, глаза господина Сент-Клера были зеленого цвета.

Личное дело Сент-Клера вел Седьмой отдел Второго Главного управления КГБ, которое занималось контрразведкой. В досье говорилось, что канадский мсье вел холостяцкую жизнь и отличался некоторыми привычками, которые обходились ему недешево. Сент-Клер любил модную яркую одежду, был неравнодушен к ювелирным украшениям, и его пальцы были унизаны массивными золотыми перстнями. Свободное время канадец проводил в московских валютных ресторанах. Был он и любителем балета и аккуратно посещал Большой театр почти каждую неделю.