Бегство от свободы - Эрих Зелигманн Фромм

упал не только экономический уровень среднего класса, но и его социальный престиж. Перед войной представитель этого класса ощущал, что он все-таки не рабочий, он все-таки "кто-то". После революции социальный престиж рабочего класса значительно вырос, и соответственно изменился взгляд на средний класс. Теперь его представителям не на кого было смотреть сверху вниз; исчезла эта привилегия, которая всегда была одной из главных радостей в жизни мелких лавочников и тому подобной публики.

В довершение всех этих бед пошатнулся и последний оплот уверенности среднего класса — семья. В послевоенные годы упал авторитет отца, вся мораль среднего класса отвергалась молодежью, и в Германии этот процесс был, вероятно, заметнее, чем где-либо еще. Молодое поколение поступало по-своему и не заботилось больше о том, одобряют его поведение родители или нет.

Причины этого процесса слишком многочисленны и сложны, чтобы разбирать их здесь подробно. Я упомяну лишь несколько из них. Крушение прежних сим волов власти и авторитета — монархии и государства — отразилось и на личных символах авторитет то есть на родителях. Родители требовали от молодежи почтения к тем авторитетам, но раз они оказались несостоятельны, то и родители потеряли престиж и власть. Другая причина состояла в том, что в новых условиях, особенно в условиях инфляции старшее поколение растерялось и оказалось горазд менее приспособленным, чем более "гибкая" молодежь. В результате молодое поколение ощущало свое превосходство и уже не могло принимать всерьез ни учения старших, ни их самих. И кроме того, экономический упадок среднего класса отнял у родителе традиционную роль гарантов будущности их детей.

Старшее поколение низов среднего класса было более пассивно в своей горечи и разочаровании, молодежь стремилась к действию. Экономическое положение молодых было подорвано, поскольку у низ не было базы для независимого существования, какая была у их отцов. Рынок свободных профессий был насыщен, так что трудно было рассчитывать на успехи в качестве врача или адвоката. Вернувшиеся с войны считали, что они заслужили лучшую участь, нежели та, что осталась на их долю. Особенно это относилось- к массе молодых офицеров, которые за несколько лет" привыкли командовать и ощущали власть как нечто естественное; они не могли примириться с положением мелких служащих или коммивояжеров.

Усиление социальной фрустрации вызвало психологические последствия, ставшие важным фактором в развитии национал-социализма; представители среднего класса не сознавали, что экономический и социальный упадок затрагивает именно их общественный слой; они считали, что их судьба — это судьба всего народа. Поражение Германии и Версальский договор стали теми символами, которыми они подменили свою подлинную фрустрацию — социальную.

Часто говорят, что одной из главных причин подъема нацизма было обращение победителей с Германией в 1918 году. Это утверждение необходимо уточнить. Большинство немцев считало, что мирный договор несправедлив, но рабочий класс относился к этому договору гораздо спокойнее, чем средний класс, без такой горечи и злобы. Рабочие были против прежнего режима, и поражение в войне для них означало поражение режима. Они знали, что сражались достойно, им нечего было стыдиться. Вместе с тем победа революции, которая стала возможна только в результате военного поражения монархии, улучшила их экономическое, политическое и человеческое положение. Негодование против Версальского договора имело главную основу в низах среднего класса; причем националистические страсти были рационализацией, переводившей чувство социальной неполноценности в чувство неполноценности национальной.

Эта рационализация совершенно очевидна в личном развитии Гитлера. Он был типичным представителем низов среднего класса — был никем и не имел никаких перспектив на будущее. И очень остро чувствовал свою роль парии. В "Майн кампф" он часто говорит, что в молодости он был "никто", "безвестный человек". Но хотя это ощущение было следствием его собственного социального положения, он рационализировал его в национальных символах. Родившись за пределами империи, он чувствовал себя изгоем не столько в социальном плане, сколько в национальном. Великая Германская империя, в которую смогут вернуться все ее сыновья, стала для него символом социального престижа и надежности.

Чувство тревоги, бессилия и социальной изоляции, которыми был охвачен прежний средний класс, и вытекающие из них разрушительные тенденции — не единственный психологический источник нацизма. Крестьяне были возмущены своими городскими кредиторами, у которых были в долгу. Рабочие были обескуражены постоянным отступлением, начавшимся сразу же после их первых побед в 1918 году, разочарованы своими руководителями, полностью утратившими стратегическую инициативу. Огромное большинство народа было охвачено чувством собственной ничтожности и бессилия, о котором мы уже говорили, что оно характерно для монополистического капитализма вообще.

Эти психологические условия не были причиной нацизма, но они сформировали ту человеческую основу, без которой нацизм не смог бы развиться. Однако полный анализ возникновения и победы нацизма должен опираться не только на психологические, но и на чисто экономические и чисто политические факторы. Поскольку этому аспекту проблемы посвящена обширная литература, а наша книга преследует специальные цели, то нам нет нужды вдаваться в обсуждение экономических и политических вопросов. Однако можно напомнить, какую роль сыграли в становлении нацизма представители крупного капитала и полуразорившегося юнкерства. Без их поддержки Гитлер никогда не смог бы победить, а эта поддержка в гораздо большей степени была обусловлена их экономическими интересами, чем какими бы то ни было психологическими факторами.

Имущие классы столкнулись с парламентом, в котором 40 процентов депутатов социалистов и коммунистов — представляли слои населения, недовольные существующей социальной системой; возраставшее число нацистских депутатов тоже представляло класс, находившийся в резкой оппозиции наиболее могущественным кругам германского капитализма. Такой парламент, в большинстве своем представлявший тенденции, направленные против их экономических интересов, казался им опасным. Они говорили, что демократия не работает. На самом деле можно было сказать, что демократия работает слишком хорошо: парламент достаточно адекватно представлял соответствующие интересы различных классов населения страны, и как раз поэтому парламентская система стала несовместимой с интересами крупных промышленников и полуфеодальных землевладельцев, не хотевших терять свои привилегии. Привилегированные классы рассчитывали, что нацизм направит угрожавший им эмоциональный заряд в другое русло и в то же время поставит нацию на службу их собственным экономическим интересам. В целом их ожидания оправдались, хотя они и ошиблись в некоторых деталях. Гитлер и его бюрократия не стали таким орудием, которым крупны и тиссены могли бы командовать как хотели; им пришлось разделить свою власть с нацистской бюрократией, а в ряде случаев и подчиниться ей. Однако нацизм, принесший экономический ущерб всем остальным классам, заботливо опекал интересы наиболее мощных групп германской промышленности. Нацистская система — это "усовершенствованный" вариант