Слово атамана Арапова - Александр Владимирович Чиненков

– А как же смерть? – горько усмехнулся Никифор. – Ты ж сказывала, што она за мной стоит. А от косы ее разящей никак не спастись и не схорониться в лесочке.

– Как токо старец возвернется из леса, мы отведем от тя порчу. – Мариула встала из-за стола и направилась к выходу. – Одной мне то не под силу.

– И кады мне ждать тово? – крикнул ей вдогонку Никифор.

– Ночью, – ответила девушка и вышла на улицу, закрыв за собою дверь.

Не успел казак собраться с мыслями после странного разговора, как дверь вновь отворилась и в горницу вошел старец. Не мешкая ни минуты, Андрон прошел к столу и уверенно сел на то самое место, на котором только что сидела красавица Мариула. Он скрестил перед собой руки и запросто, как к старому знакомому, обратился к Никифору:

– Все для снятия с тя порчи я подготовил.

– Што энто все? – не понял казак.

– Четыре голыша с реки, козел – молодой, здоровый и чистый, четыре петуха, семь простыней, сорок свечей, бутылка самогона, самого крепкого – первача, и дрова. Но их я заготовлю прямо тама, на кладбище.

– Для че все? – в который раз удивился казак.

– А как же, – простодушно ухмыльнулся Андрон. – На кладбище кулугуров придется ехать ближе к ночи, а штоб все получилось, нужны помочники. Козла я сам зарежу и сниму шкуру, а в остальном Степан подсобит.

– Кладбище-то для че? – подавленно поинтересовался Никифор, которому вовсе не хотелось бродить с юной колдуньей и старым ведьмаком среди могил. – А што, прям здеся ворожить нельзя?

– Токо на кладбище силен обряд энтот, – не задумываясь, ответил старец. – Порчу на тя наводили на кладбище. А потому и снимать ее надобно тож на кладбище. А с вечера надобно молитву сокровенную Хосподу сотворить. Я обучу тя ею!

Ответив на вопрос и немало не заботясь, понят ли он собеседником, Андрон бодро вскочил и поспешил к двери:

– Ожидай вечера, казак. И молись, молись, молись…

Выйдя на улицу, Никифор хмуро осмотрел окружающую дом местность и, оставшись недовольным увиденным, присел на убогую скамью, прислоненную кривым боком к завалинке. Взгляд его вяло заскользил по стволам вековых деревьев, лениво проследил за движением листвы, колеблемой слабым ветром. Иногда от опушки леса налетал внезапный шквал, ветви гнулись, листья трепетали, иные, кружась, падали на землю. Они были так же свежи, как и остальные, но облетали под резким порывом ветра. Кому что суждено. И как будто удовлетворенный этой жертвой, ветер стихал, потревоженная листва успокаивалась, словно ничего и не было.

Убаюканный тишиной и погодой казак заснул. Сидя на скамье, он проспал до вечера и проснулся, когда Мариула нежно коснулась его лица.

– Што? Энто хде я?

Никифор вскочил, бестолково вращая глазами. В течение нескольких минут он не мог понять, где находится и что с ним происходит. Когда он вернулся от грез к реальности, сердце мгновенно сжалось внутри от предчувствия чего-то нехорошего.

Подчиняясь жесту девушки, казак покорно поплелся за ней. Переступив порог, он увидел старца и Степана, стоящих на коленях перед образами. В полугипнотическом состоянии Никифор грохнулся на колени рядом со Андроном, а Мариула тихо опустилась рядом с блаженным.

Андрон с упоением читал молитву на непонятном языке, смысл которой так и не удалось понять казаку. Но он изо всех сил пытался это сделать. В конечном итоге он достиг экстаза, и ему казалось, что каждое слово, произносимое старцем, ему понятно. Как только на землю спустилась ночь, Андрон трижды проговорил «аминь» и поднялся с колен.

Находясь под влиянием экстаза, Никифор вышел на улицу и увидел лошадей, к бокам которых были приторочены мешки. На одной из лошадей уже сидел Степан, а на вторую собиралась вскочить Мариула.

Одежда на девушке соответствовала ее «профессии». Она была закутана в черный плащ, а голову и верхнюю часть лица скрывал капюшон. Но Никифор без труда узнал ее по стройной фигуре и…

– Чево ждешь? Поехали.

– На кладбище? – со страхом в голосе поинтересовался казак.

– Да, – последовал короткий ответ.

– А старик? Андрон твой хде? – борясь со сковывающим душу ужасом, спросил Никифор. – Он же грил, што тож подет?

– Он уже там. – Мариула посмотрела на небо и, явно забеспокоившись, прикрикнула на все еще сомневающегося казака: – Ну, што маешся? Иль ты не воин вовсе?

Подозрение в трусости или даже намек на это являлось для казаков ужаснейшей обидой. Никифор зарубил бы на месте любого, кто бросил бы ему такое тяжкое обвинение. Но рядом с ведьмой и ее логовом он должен справиться со своими эмоциями.

«Эх, ети вашу мать!» – подбодрив себя крепким выкриком, Никифор вскочил в седло и пришпорил коня. Животное дико заржало, взвилось на дыбы и помчало его в лес. Ничего не видя, он полностью доверился коню и его инстинкту и удовлетворенно отметил, что молодая ведьма и его свихнувшийся племяш остались далеко позади.

Конь под ним не скакал по земле, а летел по лесу птицей. Ветви деревьев нещадно хлестали казака по лицу, ногам, телу, едва не выбивая из седла. Но Никифор словно сросся с животным.

– Черт побери, што энто такое? – шептал он, изнемогая от панического ужаса. – И куды несет меня энта взбесившаяся бестия?

Дрожа всем телом, незадачливый всадник принялся изо всех сил вспоминать ту молитву, которую читал старец. И, как ни странно, он вспомнил ее всю до последнего слова, хотя так и не понимал ее смысла. С замирающим сердцем он начал выкрикивать слова молитвы и ощутил, как мающейся душе становится легче.

Но вдруг откуда-то из непроходимой чащи донесся лошадиный топот. Никифор повернул голову в ту сторону, но из-за кустов и деревьев ничего не смог разглядеть. Сердце очередной раз замерло от ужаса. Топот послышался сзади, и казак понял, что его кто-то старательно преследует. Затем раздался раскатистый смех. По спине Никифора забегали мурашки, глаза от страха прищурились.

Шапка свалилась с головы, лоб покрылся холодным потом. Все глубже и глубже забирался казак в лес. Но, точно дьявольское наваждение, демонический смех преследовал его. Никифор задыхался, держась в седле из последних сил. Ударился лбом о толстую ветвь дерева, потекла кровь, он даже не заметил. Скакал, скакал, а за ним по пятам следовал ужасный топот. Вот доскакал до реки, вплавь переправился с конем на другой берег. Слава богу! Вода, быть может, ляжет преградой между ним и преследовавшей его нечистью. Куда же скакать еще? Вдоль берега?