Пермские чекисты (сборник) - Коллектив авторов

Устанавливали свалки металлолома, с которых мог попасть на место происшествия железный прут. Ближайшая находилась в Чусовом, на металлургическом заводе. Павел Иванович поехал туда сам. Ходил, лазил по ее горам, беседовал с рабочими — и вернулся, усталый, на станцию, в свой вагон. Хмуро сказал товарищам, что не нашел ничего похожего.

— Вы продолжайте заниматься этой работой, — предложил сотрудник центральной аппарата КГБ Василий Петрович, — а я съезжу с прутом в Москву. Надо предъявить его в проектно-технических учреждениях, может быть, и удастся узнать, что это такое.

Он уехал, а Розанов продолжал свою работу. Ездил на металлургические заводы в Лысьву, Пермь, Старую Пашию. Самой последней была запланирована поездка в Нижний Тагил. Вот там-то на свалке и нашел следователь еще несколько таких же прутьев. Обрадовался, кинулся к работникам Вторчермета: «Вы не скажете, откуда они могли сюда попасть?»

Ответ был неутешительным:

— Да кто же это вам скажет! Здесь намешано лома со всей страны — а нам, сами понимаете, разбираться и сортировать его нет резона: все равно в печь уйдет! Сами уж разбирайтесь, что откуда...

А на Всесвятской ждала телеграмма от Василия Петровича: «Установлено, что прут представляет собой веретено ткацкого фабричного производства».

Майор Павел Иванович Розанов слыл в управлении вдумчивым, осторожным работником. «Спешить не стоит, — говорил он. — Прежде чем сделать — подумай: верно ли? Кто больше думает — дольше живет». Такая убежденность была у него еще с войны, с тех времен, когда он, юный лейтенант-сапер, двигался со своей отдельной минно-инженерной бригадой следом за передовыми частями и обезвреживал оставленные фашистами мины, бомбовые и снарядные склады. Там смерть ходила по пятам и караулила ежеминутно. Зазевался или сделал неверное движение — пропал, все. Нужна четкая, взвешенная, холодная осторожность. Как-то допустил оплошность, подорвался неподалеку солдат — Павел Иванович до сих пор этот случай помнит. Будь осторожен, внимателен, этому же учи и подчиненных! В военных условиях счет ведь очень жесткий.

А еще пуще учила осторожности послевоенная Белоруссия, где он уже сотрудником госбезопасности боролся с бандитизмом, с терроризировавшими целые селения бывшими карателями, полицаями и другими пособниками гитлеровцев. Это была война, по накалу мало отличавшаяся от той, что недавно кончилась! И остались там могилки друзей и сослуживцев Розанова — та война тоже брала свое, как и всякая другая, косила свою жатву... Времена действительно были крайне тяжелыми, не только из-за постоянной угрозы нападения или пули из-за угла, но и нежелания части жителей помогать органам Советской власти. Что ж, надо было делать поправку на исторические условия: ведь раньше районы Западной Белоруссии находились под пятой панской Польши. Конечно, были среди местных жителей и сочувствующие. Иной — видишь — искренне сочувствует, а оказать конкретную помощь в ликвидации банды или поимке бывшего карателя  наотрез отказывается. И что делать, приходится относиться с пониманием, ты уйдешь — а ему здесь жить. Ты уедешь — а к нему могут тут же нагрянуть: «Ну-ка рассказывай, о чем гутарил с чекистами?» И чуть только заподозрят неискренность — в слове, взгляде ли — конец человеку. Убьют тут же. Вот такая была обстановка. Сколько работы без сна и отдыха, прежде чем наступит перелом в сознании населения.

...Итак, прут опознан, установлено, откуда эта деталь. Можно предположить также, что он сброшен с вагона с металлоломом, идущего в Нижний Тагил. Но что это дает? Человек мог подобрать его в любом месте. Есть список фабрик, где он мог использоваться, откуда мог попасть в эти края. Ну узнаем, допустим, фабрику. Что толку от этих сведений, если они не могут вывести на преступника?

На одном из совещаний начальник оперативно-следственной группы Борис Александрович Васильев сказал:

— Давайте обсудим создавшееся положение. У кого есть какие мысли?

— Мысли... — послышался голос. — Есть же план, вот по нему и надо дальше трудиться. А вообще — пока глухо, как в танке...

— С пессимизмом будем кончать! — сурово сказал Васильев. — Он — плохое нам подспорье. Нужна работа, нужен результат. Да и как иначе? Ведь преступник на свободе. Мы не знаем его замыслов, не знаем, на что он способен. А если так — каждую минуту можно ждать нового преступления. Продолжаем совещание. Прошу проникнуться сознанием лежащей на нас ответственности. И — без общих фраз. Давайте конкретные предложения.

— Чтобы их вырабатывать, нужна конкретная информация. А где она? Есть, конечно... Вроде показаний тех доярок с фермы: да, видели в пятом часу утра, как вдалеке по пригорку проходил человек. Ну и что? Кто это был — преступник, случайный мужичок? Насчет опознания, в случае чего, — речи быть не может, слишком далеко находился. Тоже холостой выстрел...

Тут встал заместитель Васильева, Зосима Иванович Будилов:

— Если говорить о конкретном — надо, я думаю, продолжать работу с прутом. Ведь это вещь, улика. Вдруг кто-нибудь видел человека с таким предметом? Ведь его размер и форма позволяют предполагать, что им пользовались в качестве обыкновенной трости. А такое бросается в глаза. Давайте пойдем в люди, в коллективы, будем его показывать. Второе: костыльная лапа. На месте происшествия мы ее не обнаружили — а между тем без нее костыль из шпалы не выдернешь. Значит, она была у преступника или у преступной группы и унесена с собой. Все лапы на железной дороге считаются инструментом строгого учета. Надо провести по околотку их проверку и инвентаризацию.

И работники УКГБ пошли с прутом по конторам, бригадам, участкам Всесвятской, Половинки, Скального, других окрестных селений. Зашли и во Всесвятскую начальную школу, в надежде: ребятишки народ любопытный, вездесущий, вдруг кто-нибудь что-нибудь видел? И вот в третьем классе девчушка Таня Токарева крикнула из-за парты:

— Да у нас дома таких железяк навалом лежит!

— Прямо навалом?

— Ага, полно!

— Ну-ну... Где, говоришь, ты живешь-то?

По указанному адресу жили братья Токаревы, известные в поселке пьяницы и дебоширы. Они уже фигурировали в материалах дела как личности дерзкие, недовольные порядками. Оба Токаревы, Петр и Николай, работали в леспромхозе, были судимы за хулиганство. Но конкретных материалов, свидетельствующих о том, что они причастны к крушению, не было. А теперь? Из школы оперативные работники, разговаривавшие с Таней, отправились к следователю. Павел Иванович выслушал их, подумал и сказал:

— Надо идти к этим Токаревым, разбираться. Вопрос серьезный. Я думаю, у нас даже есть основания на производство обыска. Ведь по данным дела, Токаревы в ту ночь не ночевали дома. Сами они говорят, что были на рыбалке, — а подтвердить, что они были именно там, никто больше не может. Надо идти...