Брэдбери - Геннадий Прашкевич

Некоторые исследователи полагают, что «Слепящая тьма» немало повлияла на Рея Брэдбери при создании его повести.

Разумеется, речь не о каких-то заимствованиях.

Речь о мире, неуклонно погружающемся в новую военную бойню.

Речь о трусливом молчании, о новом порядке, уничтожающем все прежние, о миллионах сломленных людей.

Главный герой «Слепящей тьмы» — заключенный по фамилии Рубашов (действие происходит в СССР) изо всех сил внушает себе: «Партия не ошибается. У отдельных людей бывают ошибки, у Партии — никогда. Потому что Партия — это не просто группа сплотившихся людей. Партия — это живое воплощение революционной идеи. Неизменно косная в своей неукоснительности, она всегда стремится к точной, заранее определенной цели…»

И дальше Рубашов (прототипом его, судя по намекам, разбросанным в романе, послужил один из самых известных членов сталинского политбюро — Николай Иванович Бухарин. — Г. П.) размышляет о том, почему наш мир никак не может свернуть с дороги, ведущей к катастрофе.

«В ваших листовках каждое слово неверно, — упрекает он бывших соратников, — а значит, вредоносно и пагубно. Вы писали: “Движение сломлено, поэтому сейчас все имеющиеся налицо враги тирании должны объединиться”. Это заблуждение. Партия не может, не должна объединяться с умеренными. Эти умеренные неоднократно предавали наше Движение — и так же будут предавать впредь. Тот, кто заключает союз с этими обесчестившими себя людьми, хоронит Революцию. Вы говорите: когда в доме начинается пожар, с ним должны бороться все, дескать, если мы начнем сейчас спорить о методах, дом сгорит. Это тоже заблуждение. Это глубокое заблуждение. До того, как объединяться, нужно непременно решить, чей метод является правильным. Пожарным, заливающим огонь, нужен ясный холодный ум. Ярость и отчаяние — плохие советчики. Тот, кто делает неверный шаг, срывается в пропасть…»

Рукопись повести была сдана Яну Баллантайну.

И в августе 1953 года в Лос-Анджелес приехал редактор Стэнли Кауфман.

В номере отеля вдвоем с Реем они увлеченно правили корректуру; впрочем, Брэдбери и в этой ситуации улучал момент, чтобы сбегать за мороженым.

«Одни склонны к кокаину, другие к марихуане, — иронизировала Мэгги по поводу слабостей мужа. — А у Рея наркотик — мороженое».

«Вы видели на шоссе за городом рекламные щиты? — так теперь писал Брэдбери. — Сейчас они длиною в двести футов. А знаете ли вы, что когда-то они были длиною в двадцать футов? Но теперь автомобили несутся по дорогам с такой скоростью, что рекламы пришлось удлинить, а то бы никто их и прочитать не смог».

Он видел, что мир меняется.

И мир действительно изменился.

Вот пожарник Монтэг возвращается домой.

Он спрашивает жену: что сегодня в дневной программе?

Три стены гостиной — это экраны, на которые постоянно, круглые сутки без всякого перерыва проецируются события, фильмы, картинки из повседневной жизни. Вот она — действительность. Ты дома, и в то же время ты — со всеми. Ты не просто зритель, ты теперь прямой участник всего того, что видишь; даже участвовать можешь в происходящем на экране.

«— Что сегодня в дневной программе? — спросил он устало.

— Пьеса. Начнется через десять минут с переходом на все четыре стены. Мне прислали роль сегодня утром. Я им предложила кое-что, это должно иметь успех у зрителя. Пьесу пишут, опуская одну роль. Совершенно новая идея! Эту недостающую роль хозяйки дома исполняю я. Когда наступает момент произнести недостающую реплику, все смотрят на меня. И я произношу эту реплику. Например, мужчина говорит: “Что ты скажешь на это, Элен?” — и смотрит на меня. А я сижу вот здесь, как бы в центре сцены, видишь? Я отвечаю… я отвечаю… — Она стала водить пальцем по строчкам рукописи. — Ага, вот: “По-моему, это просто великолепно!” Затем они продолжают без меня, пока мужчина не скажет: “Ты согласна с этим, Элен?” Тогда я опять отвечу: “Ну, конечно, согласна”… Правда, как интересно, Гай?.. И будет еще интереснее, когда у нас будет четвертая телевизорная стена. Как ты думаешь, долго нам еще надо копить, чтобы вместо простой стены сделать телевизорную?..»80

18 августа 1953 года в Лос-Анджелес приехал из Ирландии (он там подолгу жил) знаменитый американский режиссер Джон Хьюстон (1906-1967). Зрители хорошо знали его фильмы «Мальтийский сокол» (1941), «Через океан» (1942), «Сокровище Сьерра-Мадре» (1948), «Мы были чужими» (1949), «Алый знак доблести» (1951), «Африканская королева» (1951) и особенно «Мулен Руж» (1952). Рей имел сведения о приезде режиссера и очень надеялся, что Хьюстон ему позвонит, поскольку тремя годами ранее при случайной встрече вполне дружески намекал на то, что был бы не прочь снять фильм по «Марсианским хроникам».

И Джон Хьюстон позвонил.

И пригласил Брэдбери на коктейль.

Позже эту встречу Рей очень любил изображать в лицах.

«— Налейте себе виски, Рей, — гудел он низким густым баритоном Джона Хьюстона. — Не жалейте. Мистер Хемингуэй налил бы себе сразу на пять пальцев. Много у вас дел в следующем году, Рей?

— Это зависит от многих обстоятельств, мистер Хьюстон.

— Плюньте на обстоятельства, Рей! Что нам до обстоятельств? Приезжайте ко мне в Ирландию. Поживете, осмотритесь, а потом мы напишем сценарий про этого… ну, про этого чертова Моби Дика… про Белого Кита!

— Но, кажется, я не читал про этого Белого Кита!»

Похоже, Брэдбери удивил Хьюстона — тот не привык к таким признаниям.

«— Ничего страшного, — низко прогудел он. — Прочесть не проблема. Пойдете из отеля домой, загляните в любую книжную лавку и купите книгу Мелвилла “Моби Дик”. Герман Мелвилл, запомнили? “Моби Дик”, запомнили? Прочтите, а завтра утром приходите опять. Чувствую, вы поможете мне, наконец, загарпунить этого чертова Белого Кита, Моби Дика!»81

По дороге домой Брэдбери купил книгу Мелвилла.

Эта книга даже на вид оказалась весьма и весьма объемной.

— Мне надо ее прочесть за ночь, — пожаловался Брэдбери знакомому продавцу. И, конечно, не удержался: — Придется не спать… Наверное, буду писать сценарий про этого… Ну да, про этого Моби Дика, Белого Кита!.. Для самого Хьюстона!

Незнакомая женщина, стоявшая в трех шагах от Брэдбери, повернула голову:

— Для Хьюстона? Не связывайтесь с ним!

— Это еще почему? — удивился Брэдбери.

— Да потому что этот Хьюстон — сукин сын!

Женщина оказалась женой голливудского сценариста Петера Вертела, который не раз встречался с Джоном Хьюстоном.

— Не надо вам ездить в Ирландию, — повторяла она. — Хьюстон вас уничтожит.

— Вот уж нет, я не такой, — возразил Брэдбери. — Со мной у него ничего такого не получится.