Единственная женщина - Анна Берсенева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Куда хочешь, Сережа, — ответила она. — Я ведь не собиралась сегодня в театр и афишу не смотрела. Куда тебе нравится?
— Тогда, может, в Кусково поедем? — предложил он. — Там вокальный вечер сегодня в Шереметьевском дворце… Бетховен, Шуберт.
По правде говоря, Лиза слегка удивилась: Сергей Псковитин не производил впечатления завсегдатая вокальных вечеров. Словно отвечая на ее сомнения, он поспешил пояснить:
— Я там вообще-то не был ни разу. Но мне, знаешь, показалось, тебе должно в Шереметьевском дворце понравиться. А билеты есть, я уже звонил — возьмем прямо в кассе перед началом.
Он смотрел на нее вопросительно, словно не веря в то, что она согласится. Никогда, ни за что на свете она не могла бы ответить отказом на этот его взгляд…
— Конечно, понравится, — сказала она. — Я тоже не была в Кускове, спасибо, Сережа.
И все-таки на сердце у нее была тяжесть: ей нелегко было провести вечер с ним наедине, как бы хорошо она к нему ни относилась… Тем более что он был молчалив, и надеяться на то, что ей достаточно будет просто слушать его, — не приходилось.
Но им повезло, что они выбрали именно Кусковский парк! Едва они оказались за чугунной решеткой и дивная аллея открылась перед ними в вечерних лучах июльского солнца, Лиза почувствовала драгоценную и спасительную легкость. Кажется, и Сергей отошел от напряжения, которое от него исходило с той самой минуты, как он остановился в дверях ее комнатки.
Они медленно пошли по аллее к дворцу, любуясь его обветшалой и подлинной красой. Ангел с крестом, окруженный строительными лесами, возносился над куполом церкви, словно благословляя идущих.
Они успели к самому началу, и Лиза даже пожалела, что не остается времени, чтобы погулять по парку до концерта. «Но ведь можно и потом? — подумала она. — Теперь поздно темнеет…»
Небольшой светлый зал был не совсем полон, зрители рассаживались, многие здоровались друг с другом — видно было, что здесь в основном собираются знакомые.
— Жаль, далеко это, — сказал Сергей. — Могло бы людей быть побольше, в пятницу-то.
Кивнув, Лиза принялась разглядывать роспись на потолке, скульптуры, картины и вензеля на гербах, украшающих зал. Особенно хороши были две мраморные женские фигуры, стоящие по обе стороны огромного зеркала: они казались близнецами, но, присмотревшись, можно было легко уловить то несходство их лиц и поз, из-за которого каждая воспринималась как истинное произведение искусства.
Конферансье объявил исполнителей, раздались первые аплодисменты. Оказалось, что будут петь народные песни, и Лиза почувствовала легкое разочарование. Хоть и Бетховен, а все-таки не хотелось слушать про то, как молодая крестьянка жаждет выйти замуж за Патрика…
Но все это оказалось совсем иначе, чем она предполагала. Пожилая певица с осиной талией и огромными глазами была не просто старательной исполнительницей.
Уже после третьей песни Лизе показалось, что ее голос светится, что он осязаем — так живо и чудесно звучал он под светлыми сводами зала. Краем глаза она видела, что и Сергей сначала заинтересовался, а потом и увлекся пением. Он вообще казался ей восприимчивым, готовым чувствовать гораздо больше и тоньше, чем представлялось при его внушительной и грубоватой внешности.
— Хорошо, правда? — прошептала она, поворачиваясь к нему.
Сергей кивнул, и Лиза вдруг увидела, как дрогнула его рука — словно он хотел протянуть ее к ней. Она поспешно перевела взгляд на певицу.
Полтора часа без антракта пролетели незаметно. Певица завершила концерт «Ave Maria» Шуберта, и в те мгновения, когда летели вверх чистые звуки, Лиза почувствовала, как вслед им устремляется ее душа, готовая воспринимать все самое ясное и чистое, что только может быть на свете…
С этим чувством вышла она из зала. Сергей шел рядом, не говоря ни слова — наверное, он тоже почувствовал, что слова излишни в том приподнятом состоянии, в котором оба они находились.
— Как неожиданно все бывает, правда? — нарушила наконец молчание Лиза. — Думаешь: обычный вечер, а вдруг — душа переворачивается.
— Я не думал, что будет обычный вечер, — ответил Сергей.
— Ты знал, что это такая хорошая певица? — удивилась Лиза.
Но тут же она поняла, что он имел в виду совсем другое: даже по его голосу было понятно, что чудесное пение — для него все-таки не самое сильное впечатление сегодняшнего вечера… Она тут же смутилась: снова надо было как-то справляться с этой неизбежной неловкостью.
То, что чувствовал Сергей, было для нее так же ясно, как если бы он говорил об этом вслух. Вообще она легко угадывала его чувства — но угадывала словно бы не душой, не в виде едва уловимых импульсов, а обычным женским пониманием, которое тоже никогда не подводило ее. Это не были неотразимые, мгновенные озарения, которые приходят вместе с любовью, когда образуется неразрывная, как пуповина, нить между двумя сердцами. Но и того, что она просто понимала, — было достаточно.
Они медленно шли по широкой аллее. Темнело поздно, и даже сумерки еще не сгустились в старинном парке. Мраморные статуи встречались на их пути, и Лизе казалось, что они внимательно смотрят им вслед.
Она не знала, о чем говорить с Сергеем, и видела, что и он чувствует себя стесненно. Она смотрела на его суровый профиль и снова думала о том, как велико его сходство с римским легионером.
— Помнишь, ты говорил, что жалеешь о том, что нет больше этих войск, в которых ты служил, но не жалеешь, что сам в них не служишь? — спросила она. — Я не поняла тогда, что ты имеешь в виду…
— А! — вспомнил Псковитин. — Да просто я им благодарен, этим войскам, и я знаю, чего они стоят, какие там были люди — достойные люди. Ясное дело, жаль, что все порушено, еще аукнется, да поздно будет. Но я же знаю, кому они подчиняются, — и не хочу больше подчиняться этим людям. Они предатели.
Он замолчал, и Лиза заметила, каким жестким стал его взгляд.
— Наверное, тебе неприятно об этом говорить? — поспешно сказала она. — Извини, я ведь просто так спросила…
— Почему — неприятно? Теперь уже все равно. Когда нас расформировывали — тогда убить был готов всех этих сволочей. А сейчас даже рад: как представлю, что надо было бы выполнять их… гадские приказы — нет, с меня хватит.
— А тебе нравится в «Мегаполисе»? — спросила она.
Сергей пожал плечами, улыбнулся.
— Какая разница, как Юрка это называет? «Мегаполис» так «Мегаполис» — мне все равно. Это, наверно, Саша ему название придумал. А с меня достаточно, что я работаю с ним — мне, знаешь, нелегко дались те годы, когда мы расставались.