Открытие, которого не было - Александр Скрягин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Какую надо! – отрезала медсестра.
– Ну, хорошо, хоть угадал… – буркнул подполковник и они двинулись дальше.
Камышовый мир затих и ничем не напоминал о своем существовании. Всем, кроме подполковника, это нравилось. Шагая по доскам, он пытался поймать необычные звуки за своей спиной, по сторонам и впереди. Но все было тихо. Молчали странные ночные птицы. Не выдавало аппетитным чмоканием чьих-либо шагов болото.
Через несколько минут камышовые стены внезапно оборвались и они шагнули с досок на ровный песок берега. Совсем близко темнела кромка воды. В лицо им дышала свежестью большая река. В ночи ее почти не было видно. Присутствие гигантской водной артерии, вытянувшейся через половину континента, выдавал лишь детский, плеск.
А шагах в пятнадцати высился выползший на берег высокий острый нос корабля.
Несмотря на поздний час, на судне не спали. Салон-каюта смотрела в ночь оживленными лимонными глазами бортовых иллюминаторов. С правого борта у самого носа на песок спускался узкий деревянный трап с тонкими леерами ограждения.
Аркадий оглянулся на оставшуюся за спиной непроглядную стену камыша. Никаких преследователей из прибрежных джунглей не появлялось. А перед ними был корабль, на котором они могли чувствовать себя в безопасности.
Не медля, они направились к корабельному борту.
Никакой охраны не было, либо она вела себя незаметно.
Один за другим они поднялись по дрожащему трапу на палубу. Из приоткрытых иллюминаторов слышались невнятные голоса.
– Саяпа, ты кого это привел? – неожиданно услышали они у себя за спинами.
– Баклан, ты, что ли?.. Да, свои! – тихо отозвался Коля.
– Аркадий Михайлович, вы? – спросил выступивший из-за палубной настройки высокий парень. – Я – Леша Земчук помните?…
Коренную каланчевскую семью Земчуков Аркадий, конечно, знал. И хотя конкретно никакого Леши не помнил, но, разумеется, кивнул головой:
– Конечно, помню…
– Вы к Константину Пантелеевичу? – осведомился часовой.
– К нему. – солидно оветил Коля Саяпин.
– Он на корабле? – спросил Аркадий.
– Да, там с ребятами планерку проводит…
– Что-то поздновато… – заметил Аркадий.
– Вы вот тоже не спите… – резонно возразил Леша Земчук. – Дела, значит.
– Это точно! Ну иди, доложи шефу, что к нему гости. – сказал Аркадий.
– Да чего докладывать? Вы же свой… Так идите! На вас же он не рассердится! – сказал охранник и скрылся в тени надстройки.
Они прошли по железной пупырчатой палубе и вступили под навес, где стояли несколько деревянных скамеек. Аркадий открыл застекленную дверь и шагнул в залитую светом большую пассажирскую каюту. Вслед за ним вошли и остальные.
Костя, действительно, проводил совещание.
Он стоял у противоположной переборки. На нем по-прежнему был пиджак с бронзовыми пуговицами. Здесь, на корабле он казался капитанским кителем.
Шторм что-то энергично говорил десятку молодых людей, сидящих по обеим сторонам начинавшегося почти у самой двери длинного полированного стола.
Неожиданно увидев перед глазами Аркадия с компанией, Костя замолчал на полуслове, кашлянул и сказал:
– Прервемся. Всем можно покурить. Будьте на палубе. Леша вас кликнет.
Молодые люди дружно поднялись и мимо гостей один за другим просочились на воздух.
– Присаживайтесь! – радушно указал Костя на места за столом.
Гости расселись на только что опустевших креслах. Не сел только Аркадий.
– Рад всех видеть!… Чаю, кофе? Галка сейчас в пять минут создаст…
– Кофе можно было бы для бодрости! – сказал Иван Алексеевич. – Хоть и поздновато уже…
– А этого, ну, немного освежиться… – подал голос Паша.
– И коньячку принесет! – заверил Костя.
– Хорошо хоть один человек что-то в жизни понимает… – с удовлетворением проговорил Павел Сергеевич. – А то у нас некоторые добряки весь коньяк чужим людям спаивают! – с осуждением добавил он.
Костя постучал кулаком в находящуюся у него за спиной переборку, находящаяся в ней овальная стальная дверь провалилась внутрь и из соседней каюты выглянуло симпатичное девичье личико.
Костя не успел открыть рот, как девушка сказала:
– Я все поняла, Константин Пантелеевич.
Она исчезла в оранжевом свете соседней каюты, но через считанные секунды возникла вновь, уже держа перед собой большой поднос с высоким блестящим кофейником и маленькими керамическими чашками.
– А?.. – открыл рот Павел Сергеевич.
– Да, и… – начал было, обращаясь к девушке, Костя.
– Я поняла, Константин Пантелеевич. – не дав ему договорить, произнесла она, расставляя на столе чашки.
– Еще и… – снова попытался поруководить Костя.
– Сейчас все будет! За один раз я же все не унесу… Не волнуйтесь вы, Константин Пантелеевич! – строго взглянула на Костю девушка.
Соня Кальварская с упреком в глазах посмотрела на Костю.
Шторм поймал ее взгляд и отвел глаза в сторону иллюминатора, видимо, заинтересовавшись тем, что могло происходить в ночи. Но кроме бархатной тьмы в иллюминаторе ничего видно не было.
Соня подняла брови, опустила, потом вздохнула, и на мгновение подняла глаза к потолку каюты. Она не сказала ни слова. Но в воздухе отчетливо прозвучало: «Неужели ты не мог найти никого лучше этой пигилицы? Есть же серьезные взрослые женщины! А эта синица скоро тебе на шею сядет, вот увидишь, но будет поздно, потому что настоящие женщины к этому времени на тебя и смотреть даже не будут!.. Если только не извинишься!…»
– Вы тут пока кофейничайте, а мы пойдем с Аркадием парой фраз перекинемся… – сказал Костя и указал рукой на утопленную в переборке лестницу. Покрытые черной линейчатой резиной ступени вели вверх. Над пассажирским салоном располагалась капитанская рубка.
В рубке Костя оборудовал свой руководящий кабинет.
Здесь господствовал строгий кожаный стиль. Хорошей кожей были обиты просторный угловой диван, кресла и панели в половину человеческого роста. Напротив штурвала с надраенным медным ободом стоял небольшой стол. На нем помещались настольная лампа и антикварный телефонный аппарат с рожками.
На коричневом выпуклом сиденье дивана сиротливо лежал бледно-салатный воздушный предметик нижнего женского белья.
– Бросают, где попало… – недовольно заметил Константин Пантелеевич и взмахом загорелой ладони загнал невесомую вещицу в глухой угол дивана.
Залетевший в приоткрытое окно рубки ветерок на мгновение смастерил из белой занавески танцующую женскую фигуру и растворился в воздухе каюты, будто его и не было. Но каким-то образом он успел вытащить из диванного угла дамский предмет и, аккуратно расправив, распластать его на грубой диванной коже.
Костя вздернул брови, в очередной раз удивляясь упрямому женскому стремлению постоянно быть в центре внимания. Он взял вещицу в руки, сложил ее, словно носовой платок, вчетверо, поискал глазами, куда бы положить, и в конце концов, засунул ее в качестве кружевной салфетки под антикварный телефонный аппарат.
– Садись, Аркаша. – закончив с наведением порядка, указал он на освободившийся диван.
Снизу раздался громкий смех Павла Сергеевича, потом звонкая и невнятная трель Сониного голоса, а, затем, общее лошадиное ржанье.
– Коньячку? – предложил хозяин капитанской рубки.
– Зачем Галю отвлекать… Пусть она с гостями внизу управляется… – сказал Аркадий, присаживаясь на упругое, норовящее сбросить на пол, диванное сиденье.
– А зачем нам Галя? – удивился Костя. – У меня здесь все есть.
Он потянулся к зеркальной дверце в каютной переборке. Открывающаяся дверца пропела первые такты песни «Три танкиста, три веселых друга», и обнаружила за собой большой ящик с зеркальными стенками. Внутри ящика поблескивали стеклянными туловищами разноцветные и разнообъемные бутылки.
Константин Пантелеевич заглянул в ящик так, чтобы отразиться во внутренних зеркалах над горлышками бутылок. В ящике возникли и уставились друг на друга десятка полтора Штормов в капитанских кителях с галстуками в красно-синюю косую полоску. Только у зеркальных капитанов узел галстук был почему-то не приспущен, как у Шторма, стоящего перед баром, а аккуратно располагался между уголками воротничка белой рубашки. Впрочем, возможно, Аркадию так только показалось.
– А? – горделиво произнес Костя. – Как тебе мой бар? Не плохо?
– Ты мне эту лавочку уже сто раз показывал! – недовольно произнес Аркадий.
– Когда показывал? Ты когда был-то у меня последний раз? Полгода назад? Или год? А я этот бар только весной сделал!.. – обиженно сказал Костя.
Диванное сиденье упорно пыталось сбросить стокилограммовое тело Аркадия на пол каюты. Ему это надоело, он добровольно поднялся и подошел к приоткрытому окну.
За окном жила ночная река. Плескала о корму волнами. Дышала в лицо влажной свежестью, острой, как нашатырь. Покачивала вдали на фарватере одинокий огонек бакена.