Фата на дереве - Галина Артемьева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– С какой бабой? – не поняла Птича. – О чем ты?
Женька с опаской глянул на Петра, как бы сожалея, что проговорился.
– Он эту ночь с женщиной какой-то был у вас в квартире, – пояснил Петр. – У Евгения все записано. Можешь глянуть, если захочешь. Правда, я не советую. Смотреть не на что. Просто поверь: было дело. Впрочем, глянь на ее изображение, может, знаешь девушку.
«Ничего себе, – думала Птича, – ничего себе!» Она почему-то была уверена в Славике. Она верила, что он никогда не изменял ей. И даже, помнится, слегка мечтала, чтоб изменил. Может, тогда стал бы не таким придирчивым, что ли…
Евгений между тем показал ей фото: Славик и Габриэлла. У них дома.
– Ой, ну это же Габриэлла! – воскликнула Птича. – Мы учились вместе. Ее тогда Наташа звали. Нет, она просто так, наверное, зашла. Может, меня потеряла.
Петр вздохнул:
– Она зашла не просто так. Уж поверь. Там вся запись есть. Тебе это важно сейчас, кто к нему зашел и что было?
Птича мгновение подумала.
– Габриэлла меня все про Славика расспрашивала. Что у нас да как. И почему детей нет. И что он любит, что не любит… Я еще подумала: неспроста она. А потом думаю: вот бы она его охмурила. И сразу бы все решилось. Значит, охмурила…
– Значит, охмурила, – подтвердил Петр.
– А что ты, Жень, говоришь, сделал? Почему он испугался? – вспомнила тему разговора Сана.
– А я ему позвонил, когда эта… Габриэлла… ушла. Он дрыхнуть собрался. А я-то был уверен, что он убийца… Ну, я ваш домашний номер набрал (давно еще узнал его). Он подошел. Я сказал, что он гад и за все ответит.
Птича невесело засмеялась.
– И что он?
– Испугался. А я отключился и спать пошел. А утром решил вот Петру звонить.
– Да! Дела! Как же он теперь-то? Где искать будет? – спросил Генка задумчиво.
– Ну пусть повертится. А завтра я в Москву отправлюсь. С адвокатом встречусь. Поговорим. И для Славика ясность наступит. Полная, – подытожил Петр.
Утром Петр отправился в Москву, а вся компания, за исключением деда и почему-то Кота, пошли в деревню к бабе Нине.
Викусю засунули в рюкзачок. Генка предложил нести на себе «дочь полка».
– А можно я? – попросил Евгений.
– Пусть. Неси ты, – разрешила Нелька.
Птича видела: тревога гложет подругу. Умом можно все понимать, и успокаивать себя, и надеяться. Но страх за ребенка, неуверенность в будущем – вот, что больше всего подтачивает силы.
Геныч чуть обнял Сану за плечи.
– Ой, – вздрогнула она.
– Тебе больно? Все еще больно? – с состраданием спросил ее друг детства.
– Скоро пройдет, Геныч, ничего. Уже проходит.
И правда: все проходило потихоньку.
Генка взял ее за руку.
– Ты помнишь, что ты мне обещала?
– Конечно помню, Геныч. Еще бы.
– Тогда скажи, когда?
– Вот разведусь… И тогда ты сделаешь мне официальное предложение.
– Я уже сделал. И ты сказала «да», – настойчиво напомнил Генка.
– Хорошо. Я повторяю – да! Ты месяц подождешь? Дождешься?
– Месяц – да. Но не больше.
– Ты – хороший, – сказала вдруг Птича.
– А ты – самая лучшая.
И дальше случилось как в дурацком кино: они повернулись друг к другу и неловко поцеловались. Как подростки.
Их спутники шли чуть впереди, ничего не замечая.
– Никому тебя больше не отдам, слышишь, Мухина? – тихо-тихо проговорил Геныч.
– Не отдавай меня никому, пожалуйста, – попросила она.
– Прямо с этого дня, – велел Геныч.
– Прямо с сейчас, – согласилась Птича.
– Пришли, мои голубчики, – встретила компанию баба Нина.
Викуся засияла навстречу ей.
– Ну, что, красавица? Дождалась мамку с папкой? Соскучилась? Ой, дай-ка я посмотрю, на кого ты похожа… Ну, копия папки. Счастливая будешь. Хотя, что это я – будешь! Ты уже счастливая. Родители молодые, красивые, сильные… Что еще надо?
Женька с Нелькой молча улыбались.
Никто не захотел разубеждать бабу Нину, рассказывая о реальном положении дел у счастливой Викуси.
Посмотрели на теленочка, на умилительных новорожденных козляток, играющих друг с другом как в мультике. Они выглядели совершенно игрушечными, бодались, топали ножками, спотыкались, догоняли друг дружку.
Сана отвела бабу Нину в сторонку – решать деловые вопросы.
– Неля у нас останется пока. Вы ей привозите и молоко, и творог, и сметану.
– А зелень с огорода? Не надо? На салатик?
– И зелень с огорода…
Нина все старательно записывала.
– Куда возить-то? К Геннадию или к тебе? – уточнила она.
– Я позвоню. Решим. Мне в Москву надо в ближайшие дни. Дела утрясать.
– Разводиться-жениться? – проницательно усмехнулась Нина.
– Разводиться прежде всего. Остальное приложится.
– Приложится только хорошее, не сомневайся. Я уж сколько лет всех в округе знаю. И кто что любит, и сколько ест, и сколько пьет, и кто скупердяй, а кто щедрый. Вы с Геннадием – один в один друг для дружки. Вы добрые, простые, они такие же. Заживете душа в душу, вспомнишь меня.
– Я тогда позвоню, куда все привозить. Мне бы лучше, чтобы они не одни были. Им у Гены с дедушкой будет веселей.
– У деда пусть остаются, – подошел к ним Геныч, – всем веселей. А я в Москву с тобой. Нечего тебе там одной.
– Там Петя, – уточнила Птича.
– Петя – это хорошо. А Гена – гораздо лучше, – веско произнес Геныч.
И кто бы спорил!
На обратном пути они остановились у речки. Всем хотелось искупаться.
– Мы ж купальники не взяли, – расстроилась было Сана.
Но Нелька скинула платье и побежала в воду – настоящая Артемида-охотница. Ни следов беременности, ни живота, ни растяжек. Грудка маленькая. Хороша!
Сана вспомнила о своих жутких синяках, расстроилась и решила просто посидеть на берегу с Викусей.
– Идите поплавайте, я с ребенком побуду, – велела она парням.
Женьку уговаривать не пришлось. Он мгновенно разделся и резво сиганул с тарзанки.
Геныч остался сидеть рядом с Птичей.
– Пойдем сплаваем, – попросил он сочувственно. – Все ж все знают. Женька вон все записал. Видел по многу раз. Нелька тогда тебя от дома забирала. И я… Ну что, из-за этого гада Славика себя радостей лишать?
– И купальника нет, – пожаловалась Птича.
– Это кого-то волнует? Посмотри на Нельку…
– Ладно… Уговорил… А смешно, как Нина их папой-мамой определила. На папу, говорит, дочка похожа.
– Ведь и правда похожа. Я посмотрел. Глаза, улыбка. Бывают чудеса на свете…
– Вот бы он на Нельку запал. Она хорошая. Правильная. Но одной невозможно. Уж очень тяжко. Я вот на несколько дней одна осталась и поняла: о себе не подумаешь. Тебя не остается. Только ребенок – и о ребенке. Не с кем слова сказать… Страх непонятный как вдруг подступит…
– Не торопи события, Мухина. Не сглазь… По-моему, уже запал. Вон, посмотри, как плещутся, настоящие дельфины! Радуйся тому, что сейчас. Вот смотри: мы есть, все здоровые, живые. Лето.
