Гарторикс. Перенос - Юлия Борисовна Идлис

– Заверяю пересчет номеров по отделу, – наконец сказала она. – Каждый четверг, на звонке по утилизации. Тогда он что-то делает, чтобы служба безопасности ничего не нашла, и в пятницу я прихожу сюда.

– Долго это уже продолжается?

– Двадцать четыре дня, – тихо сказала Мия.

При самом хорошем раскладе на то, что задумал Дрейк, требовалось не меньше месяца. И всё это время Айра был ему нужен – живой, свободный и пребывающий в полной уверенности, что в его работе ничего не изменилось.

– Узнай, кто поставляет ему вот это, – сказал он, похлопав себя по карману, в котором лежал пакетик. – Это должен быть кто-то из ваших. Тот, кому очень нужны регулярные пересчеты.

– И что тогда? – жадно спросила Мия.

– Он сядет, – соврал Дрейк и на всякий случай добавил: – Надолго.

– Как мне вас найти? – помедлив, спросила Мия.

– Сядь в девятичасовой пневмопоезд на северо-запад, когда будешь ехать с работы домой, – сказал Дрейк. – Я сам тебя там найду.

Мия молча кивнула, и он повернулся, чтобы уйти.

– Отдайте, – вдруг хрипло попросила она. – Пожалуйста.

Дрейк замер, чувствуя на себе ее отчаянный взгляд, и заставил себя обернуться.

– Нет, – помедлив, произнес он. – Айра должен верить, что ради дозы ты готова на всё.

Мия вздрогнула так, будто он ее ударил, и бессильно рассмеялась.

– Господи, – прошептала она с тем же тоскливым отвращением, что и Гатто, – почему же вы все не дадите мне просто сдохнуть?!

Ветер распахнул ее пальто. Застегнутый не на те пуговицы разрез на платье шел по всему телу, как уродливый полузаживший шрам.

– Я редко видел кого-то, кто так сильно хотел бы жить, – серьезно сказал Дрейк. – Не стой на ветру, замерзнешь.

Он повернулся и быстро пошел ко входу в галерею на станцию. Если поспешить, можно было успеть на одиннадцатичасовой юго-западный.

Глава 15. Эштон

Незнакомые звуки и запахи оглушили его, едва только он и пятеро рептилий выволокли бревно из каменного коридора.

Воздух гудел от всеобщего рыка и стрекота; в гул причудливо вплетались странные голоса, на все лады коверкавшие паназиатскую речь. И всё это перекрывала какофония перепуганных щелчков и хрипов, которые издавали рептилии, пристегнутые к тяжелым бревнам.

Высоко в небе висело раскаленное белое солнце. Жаркими волнами оно заливало огромную круглую площадь, примыкавшую к серо-голубой скале. Из прорубленных в ней ходов-коридоров медленно выползали вереницы рептилий, подгоняемые обезьянами с электрическими копьями. Человекообразные в нагрудных кольчугах с металлическими раструбами в руках раздавали отрывистые команды, показывая направо и налево, и обезьяны тычками электрокопий направляли шестерки рептилий к глубоким желобам, вырезанным в каменных плитах точно по размеру бревен.

Шестерку, в которой оказался Эштон, остановили над желобом почти в самом центре площади. Окриками и электрическими разрядами их заставили согнуть ноги, чтобы бревно опустилось в желоб. Как только оно коснулось дна, из каменных стенок выскочили толстые металлические прутья, удерживая бревно вместе с прикованными к нему рептилиями.

Стоять в полусогнутой позе было неудобно. Потоптавшись на месте, Эштон и его товарищи в конце концов просто легли на камни. Вокруг с недовольными хрипами укладывались другие. Между ними сновали жуки и большие драконообразные птицы; иногда птицы распахивали разноцветные крылья и перелетали с места на место, вызывая у рептилий приступы яростного шипения.

Эштон глядел на мельтешение крыльев, рогов, жал и оскаленных челюстей, толком не зная, что именно хочет увидеть. Во всём этом скопище, заполнявшем площадь, насколько хватало глаз, не было ни единого человеческого лица. Старичок в синем комбинезоне, видимо, остался в скальных переходах, и Эштон почувствовал, как не хватает его дурацких многозначительных замечаний.

Вывернув голову, насколько позволяла цепь, Эштон посмотрел назад, в сторону выхода из каменного коридора, и вдруг увидел еще одно солнце – слева над горизонтом. Оно было большим и красным; его косые лучи смешивались с ослепительно-белым сиянием в зените, окрашивая небо в розовато-белесый цвет, как будто в огромный чан с молоком капнули свежей кровью.

Только теперь Эштон окончательно понял, что это Гарторикс. Его сознание помещалось в теле инопланетной рептилии на другом конце Вселенной. Где-то там, на краю этого огромного мира, мучительно далеко отсюда была Мия – а может, и нет, если она уже сделала то, что обещала перед самым его Переносом. Здесь, на каменной площади, вокруг него были сплошь незнакомые люди, запертые в чужих телах, оторванные от всех, кто был им когда-то близок и дорог…

Животный крик боли, раздавшийся с другого конца площади, вывел его из раздумий. Рептилии заволновались, звеня цепями и вытягивая шеи в попытке что-нибудь разглядеть.

Между рядами желобов к центру площади неторопливо двигалось сразу несколько странных процессий.

Впереди шли обезьяны с электрокопьями в руках. По бокам друг за дружкой ползли жуки, втянув головы под бронированные спинные пластины. В центре шагали человекообразные и несколько птиц. Эштон с удивлением увидел, что птицы были одеты – или как минимум украшены, потому что тонкие узорчатые кольчуги, спускавшиеся на грудь, и шелковистые плащи с воротниками из длинных пурпурно-сизых перьев трудно было назвать одеждой.

Теперь крики боли раздавались уже со всех сторон. Одна процессия ненадолго задержалась возле соседней с Эштоном шестерки. Эштону не было видно, что произошло, но пара нечеловеческих воплей один за другим прорезала воздух совсем рядом, так что его затрясло.

Процессия двинулась дальше и остановилась возле шестерки Эштона. Навстречу ей вышел высокий человекообразный с рифлеными рогами, причудливо загнутыми на затылке.

– Первые в вас, – произнес он холодным мужским голосом, наклонив голову, и Эштон вспомнил, что видел его в карантине, когда охрана усмиряла рептилий: он говорил о себе в женском роде, так что внутри его тела, видимо, была женщина.

– Во всех нас, – гортанно сказала птица, и вся процессия тоже склонила головы в странном приветствии.

Только теперь Эштон заметил, что на всех, даже на жуках и обезьянах, были металлические ошейники с мембранами. В памяти всплыло слово «преобразователь»: видимо, это были устройства, которые превращали звериные щелчки, хрипы и прочее рычание в подобие человеческой речи.

– Самцы с уровня пять-один, – сказала человекообразная с холодным мужским голосом. – Выносливые. Охотничий инстинкт не подавлен. Отличные моторные навыки: некоторые уже пробуют боковой удар хвостом.

– Кто из них? – Птица склонила голову набок и посмотрела на прикованных к бревну рептилий выпуклым фиолетовым глазом. Кевин, который был к ней ближе остальных, не выдержал и дернул хвостом, зазвенев цепью.

– Этот, – человекообразная ткнула в него когтистым пальцем. – И еще этот… и вон тот.

– А этот? –