Лихие. Смотрящий (СИ) - Вязовский Алексей

Та-ак! — задумался. — Что у нас еще по плану? Воров с наступающим праздником поздравить, и Профессора им показать. Пусть порадуются, что мы таким калибром обзавелись. То, что он как бы сам по себе, никого обманет. Я покажу им еще один клык, и они все поймут верно. Вор в законе — это величина. Его убивать без приговора других воров нельзя, за это верная смерть. И огорчить его тоже нельзя. Он одним словом из пацана опущенного сделать может, если по понятиям прав окажется. В общем, Профессор — это сила. И сила немалая, если она за тебя воюет. Будем стараться, чтобы упрямый старик проникся веяниями времени. Замшелые порядки понемногу уходят вместе с их носителями, вынесшими с зон по букету болезней. Потому-то и не живут они долго, на радость нашей правоохранительной системе.

Мы погрузились в машину и поехали в Советскую. Там нас тот самый блаткомитет и ждал. Внезапные перемены в раскладе нравились не всем и, видимо, на наследство шадринских появились охотники — в столице у них много чего прикручено было. Говорят даже рынок в Лужниках — самый большой в стране — они держали вместе грузинскими ворами. А вот с хрена бы этим левым резвым браткам наследство? Это они разве под пулями сидели и дрожащими губами молитвы читали? Вот и нечего. Я на шадринские темы права заявлю. А Профессор мне в этом поможет. Он мастер обосновать то, что обосновать невозможно. А тут-то как раз просто все. Я по всем понятиям прав.

— Тут, Профессор, вот какая темка, — сказал я, когда мы, покачиваясь на заднем сиденье Мерседеса, ехали на встречу. — Парни эти, которые убить меня хотели — беспредельщики полные. И за это поплатились. Тебя сейчас гнуть начнут, но ты стой. Мы воевали, нам и трофеи получать.

— Могут упереться, — пожевал губами Профессор. — На падаль, сам знаешь, воронье всегда летит. Куда отступить могу, если что?

— Людей их я под себя беру, — ответил ему я. — А по темам можно говорить. Скажи, что список тем вынесешь на сходняк. Надо понять, что у них есть. Я знаю банки прикрученные. Хотя… наркоту можешь отдать всю. Не хочу в это лезть.

— Почему? — испытующе посмотрел на меня Профессор. — Деньги большие.

— Мне бабок хватает, — признался я. — Я с людьми серьезными общаюсь сейчас. Повредит это. Да и дела такие скоро начнутся, что шмаль эта просто мелочью покажется. Про ваучеры и приватизацию слышал?

Дождавшись кивка вора, продолжил:

— Но ты прав, наркота — тема жирная. Вот ее и сдай. После тяжелых, продолжительных боев. А вот чего сдавать нельзя ни при каких обстоятельствах — это банки, недвижку и крышу по крупным барыгам-рынкам. Это наше, как земля за колхозом. И если выгорит все, то ты свою долю законную получать будешь. Да такую, что на тропических островах жить сможешь.

— В Сочи хочу, — вдруг признался Профессор. — Моря лет двадцать не видел.

— Увидишь, — пообещал я. — И не только Черное. Приехали. Ну, с богом!

Как обычно и бывает тогда, когда разработан подробный план победы, все пошло наперекосяк прямо с порога. Серьезные люди, которые пришли пообщаться и поделить то, что им не принадлежало, выглядели бледно и суетились, как мальчишки. И даже представление Профессора прошло как-то скомкано и невнятно.

— Что случилось-то? — толкнул я в бок Вахтанга.

— Компаса приняли, — шепнул тот. — А у него общак московский. Никто не знает, куда он спрятал все. Ждут новостей.

— А за что приняли?

— Да за ерунду какую-то. Наркотики на кармане. Может, и подкинули. Но говорят, что прокурор хочет обыск провести дома у Компаса. Знакомый опер звякнул.

И тут Профессор удивил.

— Косяк с общаком получился, — негромко сказал он, и все замерли.

Не того масштаба он был человек, чтобы впустую колыхать воздух, и не те здесь сидели люди, перед которыми можно это было делать. Уважаемые люди повернули головы и пытались понять: им послышалось, или старый вор готов предъявить держателю общака. Это было… смело. Пожалуй, это самое слабое, что можно было бы сказать об этом выступлении.

— Обоснуй, Профессор, — заявил Лакоба, выпустив кольцо дыма. — Ты сейчас серьезные слова сказал в адрес серьезного человека.

— Человек общак держит, — ответил Профессор, — как в старые времена. В подвале где-нибудь у себя в доме. Там-то их мусора и возьмут.

— А надо было как? — удивились воры.

— У вас же банки есть, уважаемые, — укоризненно посмотрел на них Профессор. — Я три дня как откинулся, но вот слово оффшор уже знаю. Так что если общак пропадет, то за это и спросить можно. Не подготовился человек. Не подстраховался.

— Раньше в золоте держали, — покивал Лакоба. — Зарыл Николашек и обыщите весь дом.

Мы с вором переглянулись.

Ай да Профессор! Ай да молодец! Я только что в ладоши не захлопал. Такую лопату говна на вентилятор бросил. Да Компаса теперь при любом раскладе до мослов обгрызут. К Лакобе подбежал какой-то паренек и что-то зашептал ему на ухо.

— Вести из ИВС, уважаемые, — поморщившись, сказал тот. — Общак лежит в Истре, в доме Компаса, в подвале. И через час туда приедут мусора с обыском.

Лакоба посмотрел на нас внимательно.

— Улица Советская, дом 7.

— А зачем нам адрес? — удивился я

— Про банки кто задвигал? — Лакоба пожал плечами — У тебя в Едре и перекантуем общак.

Все закивали и начали собираться. Вот спасибо, — растерянно подумал я. — Не приведи бог, копейки ломаной не хватит. Крысой ославят.

— Своего человека дашь, — я пристально посмотрел на Лакобу. — У него ключ от комнаты будет. Или пусть ночует там, прямо на бабках.

— Мы тебе верим, Хлыст, — поморщился Лакоба. Слишком нарочито обозначился его интерес. А вот хрен тебе!

— Поехали, — Профессор поднялся. — Время не ждет.

В Истру мчали с мигалками. Колян на скользкой дороге рулил как бог. Хотя ругался как черт. Странное это было зрелище: целая кавалькада Мерседесов, Джипов и тачек попроще мчалась по Волоколамке, пугая припозднившихся жителей окрестных деревень. Те испуганно жались к обочине, когда в зеркало заднего вида начинали требовательно моргать, и трогались только тогда, когда странный кортеж проносился мимо. Новый год приближался и обещал быть на редкость морозным. Уже минус двадцать, на минуточку, а тут, за городом, еще холоднее. А потому любой ледяной участок мог стать смертельным испытанием для уважаемых людей, несущихся с мигалкой, чтобы успеть забрать все, что непосильно нажито нечестным трудом. Ведь времени оставалось совсем немного…

— Открывай! — требовательно застучали люди Лакобы в высоченные ворота, замыкающие трехметровый кирпичный забор. — Открывай, дура! Или вынесем ворота на хрен!

Перепуганная баба лет тридцати пяти, в черном платке, и бледная как мел, открыла калитку, и во двор гурьбой ввалились люди самого неприятного вида.

Ни я, ни Профессор предусмотрительно из Мерседеса не вышли и лишь дождались, когда, спотыкаясь на льду, воры притащили к моей машине спортивные сумки, набитые долларами, и побросали их в багажник.

— Ишь ты! — хохотнул Профессор, глядя как растянулся на снегу Вахтанг, а из его сумки веером рассыпались пачки долларов и марок. — Веселый какой денек сегодня, Хлыст!

Последние пачки уже практически бросали в багажник, как в баскетбольную корзину, когда Колян нажал на газ. Хлопнула крышка, а Мерседес рванул пулей в направлении, строго противоположном тому, откуда мы приехали.

— Фары сзади появились, босс, — словно извиняясь, сказал Колян. — Мусора это.

— Йосик! — набрал я мобильный номер нашего банкира. — И тебя с наступающим. Дуй на работу. Да, опять! Потому что я так сказал! Помнишь, как мы с Пахомом Вениаминовичем у тебя в кабинете накидались? Дубль два.

— Колян! — откинулся я на спинке кресла. — Сначала в банк, а потом нас по домам развези. В восемь в казино встречаемся.

— Слушаю, босс! — ответил Колян, и Профессор задумчиво посмотрел на меня.

Пьяный угар, вакханалия и шабаш — так можно было коротко охарактеризовать встречу Нового года в самом роскошном казино столицы. Новая элита, дорвавшаяся до корыта, останавливаться еще не умела. Она тащила под себя все, до чего могла дотянуться. Это общее свойство всех людей, выросших в нищете. Если ты никогда не пробовал маслин, ты в первый раз набьешь себе полный рот и будешь давиться и жрать, пока они не полезут у тебя из ушей. Если раньше ты пил только Пшеничную с кепкой, а тут перед тобой стоит десятилетний Хенесси, ты неизбежно нажрешься в дрова. И если до этого ты довольствовался ласками немолодой и не слишком красивой, но верной и рачительной жены, то, попав в окружение самых роскошных женщин Москвы, ты неизбежно потеряешь голову.