Парад скелетов - Марк Найканен

Появление этого молодого дурака и его неизбежная кончина заставили меня почувствовать себя канатоходцем без страховки.

А страховка-то сейчас нужна как раз именно ему. Я подтащил его к самому краю шахты, под неподвижные взгляды Гарриетов из Минеолы, штат Нью-Йорк. Семейное планирование №3.

– Поздоровайся с Гарриет, Бриллиантовый, она последнее лицо, которое ты увидишь.

Я пихнул его ногой, и пока он падал, прислушивался, как он ударяется то об одну стену, то о другую. Думаю, тут тридцать, а то и пятьдесят метров. Но это не прямое падение. Все это время он бился о стены.

Я слышал, как он приземлился. Приземлился? Нет, не думаю, что это слово подходит. Скажем, что я слышал, как его падение прервалось. Удовлетворительно. Впечатляет.

Я отряхнул руки и направился в литейку. Так много надо сделать, так мало времени осталось, а мне надо хоть немного поспать.

Меня разбудили первые проблески солнца. Я вскочил в считанные секунды.

Мне не пришлось долго искать его велосипед. Повезло. Я буквально наткнулся на него. А ведь мог час, а то и дольше таскаться по пустыне. Надо вручить его хозяину. Он проделал достойную похвалы работу, обмазав его грязью. Велосипед вполне бы мог проваляться там до первого дождя.

Я проехал на нем до литейки, снял колеса, руль, седло. Я чувствовал себя, как в сборочном цеху, но это была единственная возможность спустить велосипед в шахту. Я оттащил все части к Гарриетам, и вернул велосипед его владельцу. Я не вор.

Теперь передо мной стояла более трудная задача разобраться с машиной. Ее разобрать и запихать в шахту невозможно. О том, чтобы ее куда-то перегнать, не может быть и речи. Лучше уж написать «Я – убийца» на почтовой карточке и повесить ее себе на ворота. Но я не мог оставить машину на открытом месте рядом с моими владениями.

Надо проехать на велосипеде до начала каньона, чего бы мне очень не хотелось. Ненавижу тяжелый физический труд, но мне надо откатить машину куда подальше. Зарыть ее, что ли?

Прежде чем уехать, я поднялся наверх и взглянул на монитор. Вы только на них посмотрите, прижались друг к другу, как два котенка. Я с трудом сдержался, чтобы не доложить Ее Светлости, что я отправил ее дружка на дно шахты. Но я боялся нарушить хрупкий баланс этих двух молодых девок. У меня нет времени на ее горе. Пусть лучше порадует меня, кувыркаясь с Бриллиантовой девочкой. Та уж отдается самым низменным страстям с пылкостью обреченного.

Я неохотно оторвался от зрелища их почти голых, но целомудренно прижавшихся друг к другу тел. Что значит оторваться от мелькания ягодиц, бедер и спин! Я даже не могу позволить себе терять время на щедрые воспоминания, питающие мои фантазии.

Пришлось полтора часа усердно крутить педали, чтобы добраться до начала каньона. С меня градом катился пот. Мне приходилось останавливаться и вытирать его.

Хорошей новостью оказалось то, что Бриллиантовый не наврал. Однако его машина оказалась настоящим бегемотом-внедорожником. Первым делом я прихватил его связку ключей, но они мне не потребовались: он загнал свой «Команч», или «Трейл смеш», или как он там называется, в пещеру. Только задняя часть частично торчала наружу. Мне пришлось замаскировать ее тем же способом, каким он маскировал свой велосипед.

Тоже работа. Не вздумайте меня неправильно понять. Мне пришлось таскать грязь в рубашке от берега реки. Дорога не близкая. Пришлось шесть раз сходить туда и обратно, чтобы замазать торчащую часть. И учтите, все это время мне пришлось беспокоиться относительно самолетов и вертолетов. Что я скажу, если меня обнаружат? Что принимаю грязевые ванны? Глядя на мой внешний вид, в это можно было поверить. Но ведь не поверят!

К тому времени, когда я покончил с этой работой, надо было подойти к пещере вплотную, чтобы обнаружить машину. Я почти полностью опустошил бутыль с водой, оставив только несколько унций. Солнце жарило вовсю, а мне еще предстоял обратный путь. Единственная польза от этого перетаскивания грязи, кроме, конечно, маскировки машины, то, что теперь моя рубашка и кроссовки стали цвета земли. Я был грязью на грязи.

Обратная дорога оказалась утомительной.

Когда я прибыл обратно, то устал не меньше священника, побывавшего в стане язычников. Уже пробило десять часов, несколько минут одиннадцатого, если быть точным. Солнце задало мне жару. Я загнал велосипед на место, искренне надеясь, что больше не придется подвергать себя такой пытке. Такое ощущение, что над моей промежностью поработала наждачной бумагой мстительная девственница. Душ смыл вонь, от которой я буквально задыхался. Примерно через полминуты или что-то около этого боль прошла. А через несколько минут я чувствовал себя уже гораздо лучше: чистый, посвежевший, возрожденный.

Я вытерся полотенцем, стараясь быть аккуратным с поврежденной кожей, затем вернулся к себе в спальню и включил монитор. Они проснулись, но особенной живости не наблюдалось. Они были угрюмыми, что с моей точки зрения убивает сексуальность.

И тут я сообразил, что они, должно быть, голодны. Так что я полностью загрузил поднос завтраком: дыня и йогурт, зеленый чай и хлопья, две большие сдобные горячие булки.

Бриллиантовая девочка, увидев меня, просияла. Или увидев завтрак? Я сунул поднос в клетку и спросил, как у них жизнь. Моя первая ошибка в этот день.

– Как жизнь? – развязно переспросила Бриллиантовая девочка. – Просто бьет ключом. Живем полноценной жизнью. В клубе «Мед» такой нет.

Она выглядела, должен вам сказать, далеко не такой жизнерадостной, как обычно в последнее время. И не такой сексуальной тоже. Ей надо следить за собой. Если она потеряет свою привлекательность, она потеряет жизнь.

– Тебе надо хорошо питаться, – сказал я ей.

– Как это правильно, Эшли! – она подбросила в воздух булочку и ловко ее поймала. – Нужно что-то такое, что внесет разнообразие в мою жизнь. Кто захочет пользоваться вон тем заведением каждый день? – она кивнула в сторону «ящика для котят».

«Да, она сегодня Зануда Редкая».

На этот раз, когда она бросила в меня булочку, мне пришлось уклониться.

Дерзостью, насмешливым отказом она снова покорила меня. И она прекрасно понимала это. Я мог судить об этом по ее глазам. По тому, как они светились, по тому, как они горели.

И она знала, что я это понимаю, потому что улыбалась, потягивалась, зевала, потом повернулась к Ее Светлости, остававшейся в глубине клетки.

Я уставился на зад Бриллиантовой девочки, и меня снова наполнил поток желаний. Но я сдержал себя от такой глупости. Я слишком устал, чтобы ясно думать. И все же, отправившись в обратный путь, я не удержался, чтобы не оглянуться. Нет, не просто оглянуться. Я искал предлог, любой предлог, чтобы нарушить дисциплину, изменить собственной сдержанности. Если бы Бриллиантовая девочка вот сейчас поцеловала бы свою подружку, или подняла ее футболку и начала сосать ее грудь, я бы потерял над собой всякий контроль. Я был так близок к этому, что закачался, как фарфоровый Ванька-встанька на краю стола.

Но девочки только перешептывались. А когда я подошел к лестнице, то споткнулся о булочку. Последнее, что я услышал, был их смех.

Пришло послание по телефону. Одиннадцатое после вчерашней проверки. Это мне уже начинает мешать. Надо поменять номер, но что это даст? Его и так нет ни в каких списках. А репортеры, должно быть, подкупили кого-то на телефонной станции. Или торгуют моим номером, продавая его друг другу.

Я одно за другим убирал послания.

Но когда я услышал этот голос, пальцы у меня застыли. Я не поверил своим ушам. Лорен Рид. Она прибыла в Моаб на поиски Ее Светлости. Шлюшка от прессы. Мало того, что она пробилась в книгу, встав рядом со мной, так она еще и явилась сюда, затеяв какую-то игру, чтобы получить еще большую популярность. Она «настаивает на встрече со мной»!.. Да кто она такая, чтобы настаивать, когда дело касается меня! «Это срочно», – излишне добавила она. Сомневаюсь, что до ее туповатых мозгов доходит смысл слова «тавтология». Эта женщина ничем не примечательна – глина на гончарному кругу горшечника.

У меня не было сил ответить на ее звонок, но то, что она здесь, подтвердило мои догадки. Она делает себе карьеру с помощью Пустозвона. Меня бы удивило, если бы она приехала сюда подышать свежим воздухом.

Уничтожить послание. Очень бы мне хотелось проделать то же самое и с ней самой.

Еще бы мне хотелось хоть немножко вздремнуть. Каждый раз, как я подумаю о том, что Бриллиантовый сделал с рукой Веселого Роджера, меня так и подбрасывает.

Руку уже не вернешь. Ее ничем не заменишь. Это не любимая пивная кружка дядюшки, которую можно склеить. Сотни осколков и миллион пылинок вместе не соберешь. Он уничтожил мое искусство. Уничтожил мою скульптуру! Уничтожил месяцы труда, и все, что он смог сказать по этому поводу: «Мне очень жаль».

Мне очень жаль.

Жалкие слова. Если бы я получал доллар каждый раз, как слышу их, то мог бы уже отправиться в круиз по Тихому океану.