Пленники Барсова ущелья - Вахтанг Ананян

Наклонившись, Ашот с любопытством рассматривал эту массу.

- А! - сказал он, догадавшись, и, отступив назад, прикрыл дверь.

- Что там? - оживился Гагик.

- Ушаны.

- Что ж, и это неплохо. А большие они? А сколько кило они весят?

Ашот фыркнул:

- Об этом забудь - снова в дураках окажешься. Поднимись-ка лучше ко мне на плечи и заткни курткой дыру над дверью.

Гагик, стоявший у входа, замялся.

- Я тут постою, посторожу, а ты оглядись, хорошенько - никто там не живет?

- Никто. Раз ушаны поселились - значит, здесь пусто. Сейчас они на зиму спать залегли. Тише, не разбуди.

- Ты видел их? Где?

- К потолку подвесились. Скорее поднимайся сюда.

Дыра над дверью когда-то служила, по-видимому, дымоходом. Это было видно по черной полосе копоти.

Гагик влез на плечи к Ашоту, заделал отверстие своей курткой и сказал:

- Ну, покажи теперь, где твои ушаны.

- Погоди, улетят. Дверные задвижки в порядке? Дверь? Одно только название от нее и осталось! На деле же это было несколько бревнышек, отесанных топором и кое-как скрепленных друг с другом. Поврежденные временем, дождями и ветрами, они едва держались.

Заткнув щели ветками и листьями, ребята сели, чтобы посоветоваться.

Жилище хозяина сада было несомненно лучше их Воробьиной пещеры - глубокое, теплое, с дверью. Подпирая ее изнутри, можно было бы считать себя в безопасности от разных нежелательных посещений. В общем ясно, что надо было переселяться. Однако, когда они вы шли из пещеры, Гагик сказал, что надо бы, пока светло, поработать на тропинке, а перебираться на новую квартиру - вечером. Ведь и так уже они много времени потратили на виноград, на поиски этого жилища.

- Ладно, - согласился Ашот, - пошли.

Когда они были уже на Дьявольской тропе, лицо Ашота озарилось самодовольной улыбкой.

- Вот видите, - сказал он, - значит, труд наш не пропал впустую. Мы открыли козам путь в ущелье, а они спасут нас от барса, - И он указал на оставленные животными следы.

И в самом деле: словно целое стадо коз прошло по Дьявольской тропе в Барсово ущелье.

- Слушай, Ашот! А может быть, они открыли нам дорогу? - обрадовался Гагик.

Они прошли по тропинке дальше. Там, где снег еще лежал, следы коз обрывались. Впереди склон, покрытый снегом, был гладкий, как зеркало. Внизу зияла пропасть, вверху была скала. Странно… Не с неба же свалились эти козы!

Наметанный глаз Ашота заметил, однако, что в одном месте на расчищенную часть тропинки сверху скатился снег. Значит, козы спустились со скалы!

Ашот внимательно оглядел ее выступы и обрадованно воскликнул:

- Сверху пришли! Ну и черти! С выступа на выступ перепрыгивали, так и добрались. Вот это риск! Разве волк смог бы спуститься по такой крутизне?

- А не сможем ли мы проделать их путь? - спросил Гагик. Прислонившись к скале, он выставил вперед свое худенькое плечо. - А ну, Ашот, стань-ка на меня, попробуем. Нет, нет, ты тяжеловат. Асо, лезь лучше ты.

Асо вскарабкался на плечи Гагика, ухватился рукой за выступ, подтянулся, уперся ногами и стал на карнизике посреди скалы.

- Здесь есть следы коз, Ашот, - объявил он.

- Протяни руку, погляди, не достанешь ли ты до верхушки скалы.

- Нет, не достану. Если кто меня поддержит снизу, тогда, может, и дотянусь до края. Вон до того верхнего клина.

Но Асо и сам-то едва стоял на этом краешке камня. Кто бы осмелился подставить ему свою спину? А если бы и подставил, достаточно, чтобы у Асо дрогнули ноги - оба потеряют равновесие.

- Сойди, сойди! - крикнул ему снизу Ашот. Потеряв вспыхнувшую было надежду на освобождение, ребята снова занялись своей работой.

Когда они дошли до туннеля, половина которого уже была освобождена, Гагик выхватил из рук Ашота свою самодельную лопату и начал быстро выбрасывать наружу снег.

- Честное слово, Ашот, виноград в животе моем уже стал молодым вином - горю! Готов до поздней ночи работать! Асо, ты что застыл? Сбрасывай снег. Так! Теперь уже не мы дорогу отрывать будем, а наш друг маджар, [29] - балагурил Гагик.

- Рад на чужие плечи переложить, - кольнул Ашот.

- Нет, Ашот, ты не знаешь… Вот послушай, что я тебе расскажу. Я по утрам в школу уходил, отец с матерью - в поле. Приусадебный сад наш оставался невскопанным. Как-то вечером отец вернулся с работы, взял лопату - и в сад. Я за ним. Вошли, видим - наш старый дед с заступом в руках трудится. Пот с него градом льет. Нам и клочка не оставил - все перекопал от края до края. Удивились мы. “Когда это ты успел?” - спрашиваем. А он смеется: “Разве это я? Это тутовая водка”.

Весело шутя, мальчики проработали до самых сумерек, и к вечеру туннель был очищен. Они вышли на другой его конец.

- Завтра дойдем и до выхода на гору.

- А на другой день - и из ущелья. Все отдам за твои слезы, мамочка! - говорил Гагик. - Ничего, потерпи, скоро твой дикий бычок дома будет. Ребята, а не пойти ли нам сейчас на свидание с виноградом?

Товарищи удивленно посмотрели на Гагика.

- В темноте?

- Ты только укажи, где покушать можно, я и в темноте управлюсь!

Цепляясь друг за друга, они спустились с тропы в ущелье и почти бегом, размахивая головешками, направились прямо в Виноградный сад. Вскоре, нагруженные полновесными кистями, мальчики вернулись в пещеру.

Было поздно, поэтому переселение в новое жилье отложили на утро. Что же до Гагика, то он вообще был против.

- Всего на день, на два и осталось нам работы, - говорил он, - стоит ли возиться?

И до известной степени он был прав. Вопрос о пище решился самым неожиданным образом - ее было вдоволь. Значит, теперь-то они безусловно выйдут из ущелья. Как метко сказал Гагик, отныне виноград - их верный союзник.

Этот вечер был для ребят самым радостным из всех проведенных в Барсовом ущелье. После ужина Асо, достав из-за пояса свою свирель, стал наигрывать веселые мелодии, а Гагик даже предложил сплясать.

- Ну кому сейчас до пляски? - удивился Ашот.

- А что же? Поток, что ли, залить нас должен, чтобы мы о танцах вспомнили? А ну, Асо, кочари!

И, положив руки на плечи Ашоту, Гагик начал плясать, а Шушик и Саркис смотрели на них улыбаясь.

Однако плясуны скоро устали, и, усевшись у костра, все стали молча слушать игру Асо. Его свирель заливалась, и то печаль звучала в ней, то звенела она весело и задорно.

Время от времени, отрывая губы от свирели, Асо пел. При этом он отворачивался от огня и по-курдски прикладывал руку к уху.

Бериванэ, бериванэ,Иро мыни глан гати глан,Ази гукахэ быкям… -

приятным мягким голосом пел пастушок.

Что это были за слова И что было в этой песне? Чем она так волновала певца, чем веселила его, озаряя лицо теплой улыбкой?

- И ты думаешь, что мы поняли это твое “иро мыни?” - спросил Гагик.

- Это песня курдов-кочевников, - пояснил Асо. - Вот что в ней говорится: “Бериванэ, бериванэ (это значит - доярки, доярки), среди вас ли моя любимая? Если среди вас, то передайте ей: “Девушка, гибель моя, найди предлог, возьми кувшин твой, приходи к роднику, поговорим, пошутим”. Если спросит мать: “Почему запоздала, дочка?” - скажи ей: “Бусы рассыпались, собирала”.

- Молодец, Асо! Ну, дальше, дальше, - торопил его Гагик.

- Что же дальше? Песни у нас все такие, все про девушек, - спрятав лицо за спиной Ашота, смущенно ответил Асо.

- Ну и хорошо. Пой и переводи, - настаивал Гагик, которому песни пастухов-курдов очень нравились.

- Ладно, - согласился Асо, - спою еще одну.

И снова, прикрыв правой рукой ухо и спрятав голову в тень, запел.

Пел он так долго, что, казалось, целую любовную поэму пропел. Но, когда перевел, оказалось, что это всего только четверостишие, с которым юноша обращается к девушке: “О соседи, если вы не знаете моей любимой, я скажу вам ее приметы: она стройна, глаза красивые, лоб мраморный, цвет лица смуглый. И всегда идет она впереди всех девушек”.

А девушка отвечает парню:

“Сегодня в село табак привезли, купила для милого своего. Хорошо, если примет дар мой. Если же не захочет, добавлю к табаку два поцелуя - тогда не откажется”.

Шушик от души смеялась, а пастушок от смущения надвинул свой колпак на самые глаза. Но потом он снова запел и долго развлекал товарищей, перенося их в мир простодушных пастухов-кочевников. Заметив наконец, что у Шушик отяжелели веки, Асо умолк.

- Груши вешать начала, - подмигнув в сторону девочки, сказал Гагик, поднялся и вышел из пещеры.

Ашот и Асо последовали за ним.

Была ясная ночь. Небо смотрело на землю мириадами искрящихся глаз. Вдали, на склонах Арарата, вспыхивали гигантские факелы. Они разгорались и огненными лентами охватывали подножие горы.

- Это ихние курды подожгли траву, - сказал Асо. - Отец говорил, что на том берегу реки лежат поля, когда-то принадлежавшие армянам. Их захватили турки, но не пользуются ими - не пашут, не сеют, не собирают урожая. Край стал диким. Траву не косят, и старая мешается с новой. Трава такая густая и высокая, что конь с всадником утопают в ней. Вот каждую осень пастухи-курды и сжигают старую, сухую траву, чтобы дать место новой.