Выпускной бал в чистилище - Эми Хармон

Учеба закончилась. Джонни добился своего. Ему выдали аттестат, который он честно заработал… по крайней мере, бóльшую часть оценок. Остальные ему обеспечило обаяние, но за итоговую работу по «Повести о двух городах» он получил высший балл, а это чего-то да стоило. Наступило новое время – одновременно и лучшее, и худшее в его жизни. Он обрел свободу. Не было больше ни школы, ни учителей, ни назойливого директора Маршалла. Он мог с утра до ночи работать у Джина и тратить все свое время на то, что любил больше всего на свете. «Будем чинить тачки и шататься по барам», – объявил Картер, когда они обнимались и хлопали друг друга по плечу после официальной церемонии. Картер вопил и свистел от радости, и Джонни на миг представил, что так все и будет: он станет чинить машины и ходить по барам, пока не состарится. И тогда он испугался.

Джонни не был уверен в том, что ему больше ничего в жизни не нужно. Ясное дело, он никуда не денется, пока Билли не выпустится из школы. А еще нужно проследить за тем, чтобы мама не втрескалась в очередного плохого парня и не попала в беду. Но что потом? Может, его ждет огромный неизведанный мир? В котором живет Мэгги – где-то там, далеко за пределами его собственной ограниченной жизни? От этих мыслей ему стало так тоскливо, что он сбежал с праздника в честь окончания школы и поехал к водохранилищу, решив, что будет бросать в воду камни, а потом заснет прямо на песке. Летом он часто ночевал там, у воды. И вот теперь лето перевалило за половину, и август обжигал ему лицо своим знойным, нетерпеливым дыханием, и он снова приехал к водохранилищу. Приехал прямо из мастерской, скинул обувь и, не раздеваясь, запрыгнул в воду, ища спасения от жары. А потом лег на песок и стал представлять себе, как танцует с Мэгги.

Он выкрутил радио в машине на полную громкость, прямо как в ночь после выпускного бала, и теперь слушал, как все тот же ведущий ставит те же самые песни, и смеялся над тем, что вдруг стал таким сентиментальным. Он, Джонни Кинросс, который легко мог завлечь куда угодно любую девчонку, сидит в одиночестве, тоскуя по девушке, которую и видел-то всего один раз.

– А теперь на наших радиоволнах для вас прозвучит совершенно новая композиция. Она великолепна… Не забудьте рассказать друзьям о том, что впервые услышали ее на нашей станции. Это «Плэттерс» и их творение «Дым застилает глаза».

Ведущий – заядлый любитель музыки – представил новую песню, и Джонни вздрогнул и сел на песке, едва из динамиков донеслись первые звуки. Он слушал, чувствуя, что ровным счетом ничего не понимает. Прежде он никогда не слышал эту песню, иначе запомнил бы ее – хотя бы из-за названия.

Но это была ее любимая песня. Та самая, которую Мэгги ему назвала. Как эта песня могла быть ее любимой, если ее записали только сейчас? Она сказала, что песня не новая, но лучшей песни о любви она не слыхала. Не новая? Но ведущий сказал, что она звучит впервые…

– Что за черт, Мэгги? – заорал Джонни. Его голос злым эхом отскочил от гладкой поверхности воды и вернулся обратно. – Это все какая-то полная ерунда! Где ты?!

Он вскочил и что было сил швырнул в озеро камень. Ему захотелось разрыдаться, и он вдруг понял, что до смерти злится, и ровным счетом ничегошеньки не понимает, и больше не хочет сидеть у водохранилища и разговаривать с волнами. Он подхватил свои сапоги, сунул в них ноги, метнулся к машине, выключил радио, завел мотор. А потом резко развернулся и помчался обратно в город, и жаркий летний воздух свистел за открытыми окнами и мешался с яростным жаром, что кипел у него в груди.

Джонни свернул к «Солоду» и вздохнул. Ему не хотелось ни с кем встречаться, да и одет он был не для походов по дайнерам. Одежда уже просохла в августовском зное, но вся затвердела и покрылась коркой песка. Да и волосы наверняка здорово спутались. Он пригладил их рукой, вытащил из заднего кармана расческу и постарался хоть немного привести себя в порядок. Может, он и не хочет ни с кем встречаться, но компания ему не помешает, а «Солод» – не худшее место, чтобы повидаться с ребятами. Можно заодно и маму проверить.

Мать сказала ему, что порвала с мэром. Мэр Карлтон, отец Роджера, был таким же складным красавчиком, как и его сын, только беззлобным. Долли Кинросс сказала, что мэр был к ней добр, а еще что ему одиноко, что он несчастен и что «ничего такого не было, Джонни!». А потом с оскорбленным видом уставилась на него, картинно уперев руки в бока.

– Ладно, мама. Значит, ты спокойно можешь предложить мэру избавиться от одиночества самым действенным способом – работой, на которую его выбрали жители Ханивилля. Пусть оторвет свою задницу от стула и займется делами. Но имей в виду, мама, либо ты сама с ним порвешь, либо я это сделаю за тебя! – сказал тогда Джонни. – Билли не жалуется, но я знаю, что Роджер Карлтон его здорово донимает. И я не удивлюсь, что все дело в том, что его папенька путается с тобой.

– Роджер? – пискнула Долли Кинросс, скорчив странную мину. – Он донимает Билли?

Джонни просто смотрел на нее, скрестив на груди руки, и ждал.

– Я скажу мэру, что мы с ним больше не можем видеться, Джонни. Обещаю. – Казалось, Долли говорит искренне. – Роджер меня немного пугает. Но я не знала, что он не дает покоя Билли.

Этот разговор состоялся неделю назад, и с тех пор все шло как по маслу. Мама возвращалась домой после работы, а вчера Билли даже видел, как она в свою утреннюю смену болтала с шерифом Бэйли.

Джонни вошел в «Солод», и его тут же окликнули несколько голосов. Картер и Пэгги, после выпускного ставшие неразлучными, теперь сидели с приятелями за одним из столиков в глубине зала. Картер обнимал Пэгги за плечи, а она смотрела на него так, словно он был вовсе не длинным и тощим блондинистым пугалом, а кем-то особенным. Она была для него слишком хороша, но они здорово смотрелись вместе, каким-то неведомым образом дополняя друг друга. Джонни недолго поболтал с ними, а потом оглянулся, надеясь увидеть, как мама обслуживает посетителей.

– Послушай, Картер, ты мою маму сегодня не видел? Она здесь была?

– Была, но ушла как раз перед тем, как ты заявился. – Картер понизил голос и, склонившись к другу, заговорил ему