Войны мафии - Лесли Уоллер

– Как, в свете этого, назвать операцию, которую произвел над тобой Итало? – настойчиво продолжала Гарнет. – Как ты назовешь мужчину, который позволяет грязному старику уродовать свою жизнь? Чио Итало заставил меня уважительней относиться к человечеству. Если человеческая раса включает в себя экземпляры вроде него, тогда... – Ее голос сорвался.

Чарли откашлялся, прочищая горло.

– Старт был хороший, но потом он умыкнул Банни.

– Такие, как Итало, всегда держат заложников! Для того ему и нужны родственники. – Ее белые волосы, подстриженные по-прежнему не длиннее чем на дюйм, казались наэлектризованными. – Подумай, Чарли, он не тронет даже волосок на голове Банни. У тебя нет причин тревожиться, ты реагируешь автоматически, теряя голову от ужаса, что повелитель нахмурил брови.

Ее снова подхватил поток красноречия.

– Зачав священного малютку, Банни подарила тебе бесценную передышку, чтобы ты мог освободиться от своего дяди. Ты можешь сердиться на безответственное поведение Банни, но, пока она носит под сердцем инфанта и еще долгое время потом, она – предохранительный клапан для Итало. Она сделала то, чего он бы никогда в жизни не смог, – накинула узду на Великого Шана. Чио Итало застыл в благоговейном страхе. Шевелись, Чарли. Используй время!

Гарнет сделала глубокий вдох.

– Потому я и спрашиваю, не украл ли проклятый старик твою душу. Спрашиваю, смотрю я на настоящего Чарли Ричардса или на красивую картонную декорацию, которую держат в «Ричланд-холдингз», чтобы отгонять демонов.

Она усилием воли сдерживала себя, стараясь ни жестом, ни тоном не выдавать бушующую в ней ярость. Кто-нибудь на расстоянии, на котором не различить слов, обязательно догадался бы, до чего она сердита. Ну, а тот, кто оказался ближе, поспешил бы броситься на пол, чтобы очередь прошла над головой.

А Чарли только отвернулся к окну. Теперь солнце заливало его второй бок. Раньше, когда Гарнет говорила о его тщетных попытках стряхнуть со своей шеи Чио Итало, в ее голосе звучало сочувствие. Потом – появилась тревожная нота. Теперь – гнев и насмешка. То, что их совместная жизнь в будущем возможна, только если он победит Итало, было очевидным до боли. Именно смертельная важность победы заставляла его руку медлить, по крайней мере так он объяснял это себе.

Чарли искоса взглянул на Гарнет. Из ее окон открывался такой же вид, как и Уинфилд, только без Крайслер-Билдинг. Возможно, Гарнет права. Возможно, Чио запугал его своими шаманскими завываниями. Чарли вздохнул.

Маленькую квартирку две женщины переоборудовали в соответствии с эстетикой обычного окружения Гарнет, галереи и музея. Стены были побелены крупнозернистым мелом. Плакаты и картины в тонких алюминиевых рамах свисали, как в галерее, с потолочных угловых креплений. Черные плетеные циновки разного размера рельефно выделялись на черных пластиковых плитках пола. Одна из них служила подставкой для огромной керамической чаши, наполненной розовыми лепестками, измельченными сосновыми шишками и тоненькими веточками мескитового дерева. Старый друг присылал ей почти ежемесячно свежие ароматные ветки из Нью-Мексико. Такая же чаша украшала спальню с королевским ложем, не оставлявшим места ни для какой другой мебели. В доме не было ни инвалидной коляски, ни костылей. Гарнет обычно сидела в плетеном кожаном кресле, все деревянные детали которого были покрыты белой эмалью. Она все еще разрабатывала левую руку при помощи теннисного мяча, но теперь мячика ей хватало не больше чем на месяц.

– Вот тебе признание, – после паузы произнесла Гарнет. Темные глаза смотрели на него так сосредоточенно, что он невольно сделал движение ей навстречу, как замерзший к огню. – Я смертельно заблуждалась, считая Чио просто властным стариком. Ты знаешь, как я отношусь ко всему живому на земле, как я ценю неповторимость всего сущего... Но этот человек заставил меня задуматься над тем, что в любом Эдеме есть змея. Никто не может играть на равных с Чио Итало в его собственной команде. У него особый, макиавеллиевский ум, не запрограммированный ни на сотрудничество, ни на компромисс. Или ты его, или он тебя.

Чарли промолчал, главным образом потому, что был с ней согласен. Он попробовал ободряюще усмехнуться – сложный фокус, если не чувствовать ни капли бодрости.

– Я тоже заблуждался. Он одурачил меня маской, заготовленной для Дня всех святых. Ты права насчет Банни. Она обеспечила мне передышку. Я должен перехватить мяч и вступить в игру.

Гарнет встала из кресла и двинулась к нему, немного осторожно – не очень медленно, но и не быстро.

– Узнаю старину Чарли, – сказала она. – Личико эльфа, прижавшееся к его груди, утратило всю свою воинственность и стало беззащитным. – Ты не представляешь, до чего я волновалась за тебя, – продолжала Гарнет, а ее голос блуждал где-то между его рубашкой и кожей. – Если говорить честно... Чарли, которого я встретила... он исчез вместе с опавшими листьями... Как если б его взорвали в доме у реки... Дьявольская стратегия – раздавить Чарли, уничтожив Гарнет. Взорвать все к черту, чтобы удержать империю. Взорвать двоих, полжизни потративших, чтобы найти друг друга. Бизнес... – это слово застряло у нее в горле, – бизнес важнее человеческой жизни.

– Чио не единственный, кто так считает.

– И все эти безумцы готовы убивать, чтобы доказать свою правоту.

Чтобы посетить ресторан Йельского клуба на Вандербильт-авеню, нужно было подняться лифтом на верхний этаж старинного кирпичного здания. Ноа Кохен сидел за стойкой бара, отлично сознавая, что зашел слишком далеко без всяких на то полномочий, и никак не мог сосредоточиться и заказать какой-нибудь напиток для камуфляжа.

Он понятия не имел, сколько времени потребуется Фарингтону Ансбаху Рейду, чтобы добраться сюда. Их последний телефонный разговор был отчаянно коротким и невразумительным.

– Там же, где обычно, – произнес Рейд, – в пятницу.

Оставалось только ждать. Кохен, как всякий федеральный агент, привык к ожиданию. Это не было проблемой. Но ему пришлось сидеть здесь в часы, украденные у ФБР, и это делало ожидание взволнованно-опасным. Никто не разрешал ему проводить такое расследование. Саггс, непосредственный начальник Кохена, ничего не запрещал – он просто сказал, что Кохен волен резвиться, как ему угодно, но в свободное время и за свой счет. Использование рабочего времени подобным образом противоречило интересам ФБР.

Тем не менее Кохен чувствовал, что может сидеть здесь почти в мире с самим собой. Он взял отличный, горячий след, и да поможет ему Бог! К несчастью, законы против промышленного шпионажа очень расплывчаты. На зыбкой почве непродуманного законодательства ФБР чувствовало себя неуверенно и потому следовало традициям Гувера: не уверен – не влезай.

В другом конце бара висевшие на стене часы показывали начало второго. Рядом с Кохеном расположилась компания бизнесменов, примерно его ровесников, все – в деловых костюмах, шитых на заказ, мягко переливающихся галстуках, со щеками, источающими аромат мужественности. Посетители по большей части заказывали газировку с ломтиками лимона, лишь некоторые – сухой мартини. У другого конца стойки сидел мужчина в костюме европейского кроя, с удлиненной линией волос и пышными усами с стиле тридцатых годов. За час он выкурил не менее дюжины сигарет, вставляя их – одну за другой в длинный мундштук.

Кохен отметил, что этот человек тоже ничего не заказывал. По-видимому, он кого-то ожидал, как и Кохен. Шел уже второй час. Кохен скрестил свои длинные, худые ковбойские ноги, сложил руки на груди, выпятил челюсть в стиле Гэри Купера и унесся мыслями куда-то вдаль, к воображаемым заснеженным вершинам Сьерра-Невады, где рыскают койоты и громко хлопают крыльями стервятники.

И тут он увидел выходившего из лифта Энди Рейда. Тот незаметно кивнул головой в сторону туалета и сразу же отвернулся. Кохен медленно встал. Может, он и не был самым высоким в зале, но таким казался. Он направился в комнату для мужчин, спрашивая себя на ходу, почему встречи такого рода часто происходят там, где подслушать легче всего. Кафельные полы и стены создают превосходную акустику.

Внизу, в храме мочеиспускания, они с Рейдом посвятили себя второстепенным проблемам, пока не вышел третий случайный посетитель. Тогда Рейд произнес:

– Это была дурацкая идея.

– Давайте выберем место получше. Вы знаете маленький сквер около Ричланд-Тауэр?

– Я не могу показываться с вами в деловой части города!

– А подземкой вы можете воспользоваться?

Рейд кивнул.

– Я встречу вас на платформе «Шестьдесят восьмая улица» в Ист-Сайде. В кабинке для размена со стороны выхода в город. В понедельник? В восемь утра?

Рейд привел в порядок брюки.

– Место не хуже любого другого. – И без единого слова вышел из туалета. Через тридцать секунд Кохен последовал за ним и у выхода почти налетел на европейца с мундштуком. Они исполнили улыбчивый ритуальный танец у дверного проема, уступая друг другу дорогу. Кохен немного потоптался в баре, подождал и пошел к лифту. Когда он входил в кабину, за ним последовал европеец. Они любезно кивнули друг другу, словно старые приятели.