Три дня на расплату - Татьяна Исмайлова

— Ну не знаю… Зачем я ему мог понадобиться, он и разговор-то наш с Ксенией вряд ли слышал.

— Он вполне мог слышать твой разговор с девушкой, которая была в тот вечер вместе с Масловым, Анной. И с этого момента для него опасными стали вы трое — Ксения, ты и Анна. Значит, если рассуждать логически, кто-то из вас троих был заинтересован обезопасить себя от Квадрата.

— Ну, ты, Шурик, даешь! Рассуждая вот так логически, ты минут через пять неминуемо придешь к выводу, что это я Квадрата «заказал».

— Не болтай глупости. Я еще раз говорю тебе: не все так просто, как тебе представляется. Кто эта Анна? Где ее искать? Почему она была рядом с Масловым, какие у них отношения? На глазах у всех целовались — неужто от страстного поцелуя закружилась головка у хозяина ресторана? И почему это Анна тут же исчезла?

— Шурик, ты на девчонку не кати! Она точно ни при чем. Я за ней наблюдал весь вечер, потом сам же и вывел ее из ресторана через черный ход. А как с Масловым она состыковалась — тоже знаю. Это было на выставке Шерсткова, когда Маслов устраивал поминки. Напросилась на интервью, я слышал сам, телохранители масловские могут подтвердить, Опять же Ольга Аристова. Кирилл этой Анне сам назначил встречу в своем ресторане. Ну, может, понравились друг другу, Маслов вокруг нее увивался — как приклеился! А ушла она со мной, я сам ее позвал: ее всю трясло от того зрелища в ресторане.

— Ладно, допустим, не Анна. Хотя все выглядит странно, согласись. Значит, кто был заинтересован в смерти Квадрата — Ксения? Фамилию этой красавицы помнишь? Вот то-то и оно! Лев Павлович Бессарабов жену в обиду не даст. Сама ли ему Ксения рассказала о своей болтовне, или Квадрат намекнул, а может, и попугал. Хотя вряд ли. Квадрат против Бессарабова не попрет никогда. Если, конечно…

— Что «если»? Ну что ты замолчал?

Смеляков ничего не ответил. Уставившись в одну точку, он о чем-то напряженно размышлял, потом встрепенулся:

— Ты, Костик, не уходи, я сейчас вернусь. Вот, возьми бумагу, все опиши подробно, весь вчерашний вечер — что видел, что слышал, что делал и так далее.

— Да зачем все это? — воскликнул Костя, но Смеляков уже исчез за дверью.

Ольга Аристова взглянула на часы: матушки мои, уже полдень! К Шурику в УВД не имело смысла ехать, наверняка Костик уже ушел. Интересно, конечно, узнать, что там произошло, но не растянуть сутки ни на час — сплошной аврал.

Она плотно прикрыла двери кабинета. Только села за стол, зазвонил телефон.

— Ольга Владимировна, — раздалось в трубке, — сейчас с вами будет говорить Иван Сергеевич.

Ольга набрала побольше воздуха в грудь, дала себе команду: спокойно!

— Приветствую вас, Ольга Владимировна, — голос мэра звучал дружелюбно.

— И я вас сердечно, Иван Сергеевич.

— Не ожидал, честно говоря, сердечности. Знаю-знаю, виноват. Но не смогли мы деньги перечислить! Очень сложно сейчас, поверьте.

«Как же, — подумала Ольга, поверила бы, если бы доверенные люди не проинформировали: сто тысяч рублей перечислила вчера администрация на проведение очередного фестиваля моды. Мода такая у нас пошла — проводить сезонные показы, потому что в подружках у мэра, вернее, у его жены — местная знаменитость, модельер и дизайнер в одном лице. «Ну как не порадеть родному человечку?» Вслух же сухо произнесла:

— Я вас слушаю.

— Вы получили некролог с фотографией?

— Речь о Минеевой?

— Ну о ком же еще! Не о Маслове же.

— А по мне, Иван Сергеевич, что Минеева, что Маслов. Я имею в виду их значение для города. Поэтому некрологов не будет. Ни на домохозяйку Минееву, ни на владельца ресторанов Маслова. Пусть земля им будет пухом.

— А последствия такого поступка просчитали?

— Это не поступок. Это нормальная оценка ситуации. Будут последствия — будем и считать.

— Но так нельзя, Оля!

— Поскольку администрация города является учредителем, мы можем напечатать соболезнование от администрации, от вас лично, если хотите. И все — более ни строки, а тем более фотографии. Присылайте по факсу текст соболезнования — послезавтра опубликуем. Завтрашний номер уже печатается.

— Ольга Владимировна, надо бы поговорить.

— Да кто ж против, Иван Сергеевич? Мы завсегда готовы, только позовите.

Мэр, сухо попрощавшись, положил трубку.

Она засмотрелась в окно — день замечательный. На пляж бы сейчас, под горячее солнышко. Наверное, прав Коновалов — надо побольше любить себя, а не свою работу. Да кто ж ее любит, проклятую? Каждый день — как угорь на горячей сковороде.

Скорее бы выборы прошли, чтобы появилась определенность на ближайшие четыре года. Если Минеева народ снова выберет, значит, этому народу, кроме Аркадия Борисовича, никого и не требуется. Тогда можно смело уходить в домохозяйки под крылышко Коновалова.

Телефонный звонок прервал эти грустные размышления, и Ольга даже обрадовалась, что кому-то понадобилась. Это был Смеляков.

— В пять заеду, отвезу тебя домой.

— Ой, до пяти я не успею, Шурик. Давай в шесть, ладно?

— Ну хорошо, ровно в шесть.

— Шурик, я не смогла выбраться к тебе, что там с Костиком?

— А ты не удивилась, что я приеду за тобой? Ведь знаю, что редакционная машина у тебя под боком и на ходу.

— А я сегодня уже ничему не удивляюсь.

— Не кажи гоп. Посмотрим, что ты скажешь, когда я тебе кое-что расскажу.

Все! Дела в этом городе наконец-то закончены. Осталось собрать вещи, упаковать Машкины портреты, попрощаться с хозяйкой дома, отдать ей ключи — и на поезд. Ранним утром Одинцов уже будет в Туле, а дня через два-три — в Москве.

С утра он отстоял службу в церкви. Людей было немного. Он купил десять свечей, зажег их перед большими иконами, шепотом расспрашивая у старушек, что за святые изображены на них. У пожилой женщины, одетой во все черное, она сидела за длинной стойкой у входа в церковь, заказал поминальную службу. Сначала хотел сразу уйти, но женщина тихо спросила: «Это близкий вам человек?» — Он кивнул. — «Тогда останьтесь на службу, — прошептала она. Взглянула на листочек с именем. — Вашей Марии очень важно, чтобы вы помолились, побыли в храме, когда душа ее прощается с землей. Не уходите».

И он не ушел. Рядом с ним люди молились и крестились, пели, что-то шептали, нестройным хором славили бога. Красивый, высокого роста и с аккуратной бородкой батюшка густым басом пел молитвы, важно расхаживая с кадилом. Александр наблюдал все это действо с любопытством: в храмах он бывал нечасто. Очень захотелось поверить, что вся эта чуждая ему церковная церемония поможет Машеньке, успокоит ее душу.