Операция «Возмездие». - Евгений Белогорский

В этот самый момент, полковник Леонтьев предпринял попытку атаки позиций англичан в лоб, чем вызвал сильную панику в их рядах. Минные поля не позволили советским танкистам ворваться на оборонительные позиции противника и раздавить их. Два танка подорвалось на заложенных противником минах, но их наличие не смогло остановить советских танкистов. В этот момент, как нельзя лучше проявилось способность советских воинов, принимать самостоятельное решение в трудный момент.

Обнаружив перед собой препятствие в виде минных полей, часть танкистов остановилось и вступив в смертельную схватку с вражескими артиллеристами. Другие боевые экипажи, демонстрируя отличную проходимость своих машин, двинулись в атаку вдоль полосы прибоя. Ход был очень рискованный, но вполне оправданный. Счет времени шел на минуты и любая задержка могла стать роковой.

Возможность самостоятельно принимать важные решения показали в этот момент и подчиненные комбата Вагранова. Обнаружив брошенное хозяйство господина Столпенберга, они без раздумий развернули свои боевые трофеи в сторону противника и открыли огонь.

Не имея точных координатов, десантники били исключительно по площадям и результативность их была ниже средней. Однако их огонь усилил и без того сильную сумятицу среди канониров противника и подарил танкистам полковника Леонтьева несколько драгоценных минут, благодаря которым они одержали победу.

Сумев прорваться на батарею, советские танкисты быстро передавили боевые расчеты капитана Роджерса и занялись уничтожением самоходок Джойса. Занятые стрельбой по «тэшкам» Вагранова, они слишком поздно заметили новую для себя угрозу, за что и поплатились.

Солнце уже начало свой путь к закату, однако мирной тишине, ещё не было суждено воцариться в Фермопилах. Ровно через два часа как свыше трехсот пятидесяти англичан сдались на милость победителя и не дожидаясь полного разминирования дороги, танкисты полковника Леонтьева двинулись вперед, у берегов Фермопил появился новый персонаж. Это был итальянский крейсер «Евгений Савойский».

Опоздав к главным событиям у легендарного прохода, он все же внес свою лепту. Не зная точно место расположение британских сил, капитан крейсера прибег к простой логике. Зная из последних переговоров, что русские находятся по северную сторону прохода, он решил открыть огонь именно по ней. Посчитав, что в случаи ошибки британцы найдут способ известить его об этом. «Дружественный огонь» очень частое явление на войне и от него никто не застрахован. К тому же, капитан Конти не очень сильно любил своих новых хозяев.

Подойдя к берегу, крейсер принялся неторопливо обстреливать северные подходы к Фермопилам, давая британцам возможность обозначить свое присутствие. Носовые орудия крейсера лениво выплевывали в сторону берега своих 152 мм поросят, но никакой реакции на них не последовало, хотя присутствие людей на берегу, было хорошо видно в бинокль.

Никто не подавал обусловленный сигнал в две белых ракеты и не пытался связаться с крейсером на условной волне. Из чего Конти сделал вывод, что ведет обстрел русских и приказал усилить огонь.

К моменту прибытия «Савойского», советские танки с десантом на борту уже миновали Фермопилы, но оставались различные вспомогательные соединения, в том числе и бензовозы. Именно их, как самый ценный элемент, полковник Леонтьев приказал первыми перевести в безопасное место при первом появлении крейсера.

Благодаря вовремя поступившим сведениям из Лондона, итальянца, что называется ждали. Разведывательные самолеты внимательно патрулировали проливы Эвбеи, а на аэродроме под Ларисой находилась усиленная эскадрилья пикирующих бомбардировщиков ТУ-2 с истребительным прикрытием. По первому сигналу, они были готовы вылететь на перехват корабля противника.

Эскадрилья капитана Сумарокова появилась над Фермопилами в тот монет, когда «Савойский» принялся обрабатывать северное побережье по полной программе. В отряде полковника Леонтьева уже появились первые жертвы и он уже начал подумывать об отступлении когда появились «горбачи».

Многочисленные зенитные установки, а также грамотное маневрирование серьезно осложнили работу советским летчикам. Не имея практики бомбометания по морским целям, они не нанесли серьезного урона кораблю.

Большинство их бомб легло на разном удалении от бортов крейсера, перед его носом или позади кормы, засыпая британский трофей фонтами брызг и осколков. Всего лишь дважды корпус «Евгения Савойского» вздрогнул от прямого попадания. Первая бомба основательно исковеркала капитанский мостик, который вовремя успел покинуть Конти. Вторая же, разнесла в щепки левый борт крейсера в районе второй кормовой башни, повредив её поворотный механизм.

Казалось, что госпожа Судьба благоволит крейсеру, но упавшая под самой кормой бомба, полностью развеяла эту иллюзию. От её взрыва были повреждены рули, «Савойский» потерял возможность маневрировать и описывая циркуляции и со всего хода наскочил на прибрежную отмель.

Случись это в начале атаки или в её средине, судьба крейсера была бы предрешена, но к счастью для команды крейсера, это произошло во время последнего налета «тушек». Исчерпав свой запас бомб, они были вынуждены покинуть поле боя, дав на прощание по кораблю несколько очередей из пулеметов.

Убедившись, что самолеты противника улетели, капитан Конти занялся работой по снятию крейсера с мели, благо он задел её только носом. Одновременно, экипаж приступил к ремонту рулей. В том, что русские бомбардировщики постараются добить поврежденный корабль, ни у кого из моряков не было никакого сомнения.

Сомнений не было, но были совершенно противоположные взгляды на дальнейшие действия. Конти намеривался сняться с мели, починить рули и в зависимости от обстановки, либо уйти вдоль берега в Афины, либо продолжить блокаду Фермопил.

Действия капитана были просты и понятны. Перейдя на службу его величества Георга, он стремился заработать побольше очков, но у его старшего помощника Тано Карриди, было иное мнение. Уроженец Сицилии посчитал, что его служба на «Евгении Савойском» затянулась. Присяга данная им королю Виктору Эммануилу уже давно утратила свою силу, а рисковать своей жизнью ради британских интересов он не хотел.

Примерно такого же мнения была большая часть команды крейсера, которая не очень спешила с проведением спасательных работ. Поэтому когда между капитаном Конти энергично подгонявшего матросов словами и кулаками завязалась перепалка, Тано Карриди не раздумывая встал на сторону большинства.

Видя, что господин капитана занял непримиримую позицию, он применил простой, но весьма действенный аргумент. Вытащив из кармана пистолет, он разнес голову новому подданному Британской империи и прекратил всяческие дискуссии. Тело несговорчивого капитана было сброшено за борт, британский флаг был спущен с мачты и последовал вслед за Конти. Вместо него был поднят знак терпящего бедствия корабля и началась эвакуация.

Все кто был согласен с действиями старшего помощника, а таких оказалось абсолютное большинство, спустили шлюпки и вместе с незамысловатым скарбом съехали на берег. Там Тано Карриди быстро нашел понимание с представителем СМЕРШ полковником Климуком. Итальянцам были гарантированы все права лиц подвергшихся интернированию, а также было обещана отправка в Италию после завершения боевых действий в Греции.

Так итальянская эскадра господина Черчилля уменьшилась на одну боевую единицу, а тем временем, события в Центральной Греции развивались по нарастающей.

Полковник Фортескью по совершенно непонятным причинам не успел вовремя подставить свое плечо майору Мальзебару в сражении при Фермопилах. Согласно отчетам полковника, во время своего движения он испытывал постоянное противление и саботаж со стороны местных жителей. Правда злые языки утверждали, что все это противление было только на бумаге, а сам Фортескью просто боялся противника. Если это так, то эти страхи сожрали своего хозяина.

Находясь в одном дневном переходе от Фермопил, полковник узнал, что русские танки вторглись в Локриду и идут ему навстречу. Перед Фортескью возник выбор; навязать противнику встречный бой и попытаться отбросить его за Фермопилы или повернуть назад и отступить к Фивам, и дать бой используя выгодное положение местного рельефа. Фортескью выбрал второе, за что был подвергнут нещадной критики со стороны генерала Скоби.

— Идиот! Русские наверняка не успели перебросить через Фермопилы все свои силы! В худшем случаи батальон танков не более! Их было можно и нужно остановить! Хоть в горах, хотя на равнинах под Орхоменосом! — неистовал генерал отправляя Фортескью одну радиограмму за другой, но все было напрасно. Полковник неудержимо отступал к Фивам, объясняя свои действия агрессивным поведением греков. Скоби обрушивал на его голову очередную порцию праведного гнева, однако в глубине души признавал относительную правоту Фортескью. За последние дни, афиняне дважды закидывали камнями его машину, несмотря на присутствие конвоя.