Не прячьте ваши денежки - Варвара Клюева

— Не совсем. В чем, собственно, заключается твоя проблема?

— Как — в чем? Согласно предсмертной просьбе Виктора, я — опекун Вероники, ты не забыл? Я едва не сошла с ума, пристраивая те деньги, с которыми она явилась в первый раз, из Америки — ведь их нужно было вложить не только надежно, но и выгодно, чтобы она могла жить на проценты. Не забывайте: большую часть сознательной жизни она прожила как белый человек и не привыкла сводить концы с концами на зарплату в двести долларов.

— Но благодаря своему могучему интеллекту ты справилась с этой титанической задачей, разве не так? — уточнил Марк, не скрывая сарказма. Равиль Багаутдинов обещал дивиденды тысячу долларов в месяц, и четыреста у Вероники зарплата. У нас не Америка, и на жизнь этого должно хватить с лихвой. Так почему бы тебе не забыть о миллионах? Пускай лежат себе в сейфе, как лежали, пока в них не возникнет нужда.

— В том-то и дело, что она уже возникла, — буркнула я. — А с чего бы, ты думал, Вероника помчалась в Цюрих чуть ли не в тот же день, когда получила письмо от Тимура?

— Та-ак! — сказал Марк. — С этого места подробнее, пожалуйста. Что твоя подопечная делает с деньгами? Клеит из них бумажные фонарики? Квартиру ты ей купила и обставила, правильно? Машина у нее есть. Детей, напротив, нет. В круизы она пока не ездит. Может, она просаживает баксы в рулетку?

— Если бы! — горько усмехнулась я. — Все гораздо печальнее. У Вероники большое доброе сердце и слабая голова. Когда мы купили у Равиля квартиру, вложили сто тысяч в его агентство недвижимости, приобрели мебель, всякие пылесосы-телевизоры и машину, у нас оставалось двенадцать штук. В долларах, естественно. Я решила, что Вероника уже большая девочка и сочтет для себя обременительным бегать ко мне за каждым центом до первой зарплаты и процентов, поэтому отдала весь остаток ей. Через неделю к моей простушке пристали какие-то сектанты и, тыча ей под нос душеспасительные брошюрки и грязных золотушных младенцев, выманили на богоугодные дела десять штук. Вот тогда-то до меня и дошло, почему Виктор на смертном одре озаботился назначением опекуна для дочки. Непонятно только, почему он оказал эту честь вашей покорной слуге. Вроде бы никаких гадостей я ему не делала. Разве что в детстве… — Вот-вот! — встрепенулся Прошка. — Если в детстве ты была хотя бы вполовину такая вредная, как сейчас, он вполне мог получить незаживающую душевную рану. И все эти годы вынашивал страшные планы мести… — А ты пока помолчи! — сказал Марк и спросил:

— Варвара, насколько я помнится, эпизод с сектантами имел место два месяца назад. А на что понадобились деньги сейчас?

— На театр. — Я устало вздохнула. — Это долгая история, и к тому же дурацкая, как, впрочем, все отечественные приключения Вероники. На курсах английского, куда она устроилась преподавать, работает некий Сурен. По какой-то неведомой причине он возомнил себя гениальным режиссером. Задурил головы нескольким девицам, которые не прочь покрасоваться на сцене, и создал нечто вроде доморощенной театральной студии. Среди замороченных дур оказалась сердечная подружка Вероники Людмила, работающая на тех же курсах. Она и втянула Веронику в этот вертеп. Последнее время моя замечательная кузина ни о чем, кроме студии, гениального Сурена и своих будущих ролей, говорить не могла. Признаться, я тоже сваляла дурочку. Мне бы насторожиться, а я только обрадовалась, понадеявшись, что эта театральная блажь вытеснит из ее пустой головки Романа… — Роман — это тот самый хлыщ, который вокруг нее увивается? — уточнил Марк.

— Да. Типичный альфонс — лощеный, смазливый, угодливый и фальшивый. Я до такой степени обрадовалась, что Вероника о нем больше не упоминает, что сама начала всячески поощрять ее интерес к этому сиротскому приюту Мельпомены. Откуда же мне было знать, что эта самодеятельная тусовка тоже зарится на ее деньги? Неприглядная правда выплыла наружу за день до того, как пришло письмо от Тимура. Вероника позвонила мне и виноватым тоном спросила, не могу ли я выклянчить у Равиля пару сотен долларов в счет будущей выплаты. Поскольку очередную тысячу он выплатил ей буквально за неделю до этого звонка, я, потребовав, чтобы кузина явилась пред мои ясные очи, устроила разбирательство. Выяснилось, что два месяца назад Сурен уже вытянул из моей доверчивой дурочки две тысячи долларов, которые по доброте душевной оставили ей сектанты. Он сообщил, что у него появилась возможность купить полуподвальное помещение в какой-то развалюхе, и это самое помещение — просто воплощение его мечты о собственном театре. А для полного счастья ему не хватает всего-то двух штук зеленых. Вероника, надо отдать ей должное, собиралась посоветоваться со мной, но гениальный режиссер и подколодная подруженька Людмила ее отговорили. Дескать, мне, человеку, далекому от сцены, будет трудно оценить, насколько выгодно такое вложение капитала. Зато потом, когда выяснится, что Вероника совладелица процветающего театра, я до смерти обрадуюсь ее сюрпризу.

— Слушай, Варька, по-моему, тебе надо отказаться от этой дурацкой опеки, — не выдержал Генрих. — Нельзя же человека до самой его старости водить за ручку? Она — взрослая женщина, пусть забирает свои деньги и раздаривает их, кому пожелает.

— Так я ей и сказала, когда узнала, что вслед за двумя тысячами на покупку подвала она выложила еще две на ремонт и переоборудование помещения уже из собственной зарплаты и процентов, которые выплатил ей Равиль.

— И что она?

— Разревелась. Просила прощения и памятью отца заклинала не бросать ее на произвол судьбы. Конечно, память ее отца для меня не очень убедительный аргумент. В конце концов, я почти не помню Виктора и не обязана питать к нему теплые чувства. Но подумай, Генрих, что станет с несчастной, если я от нее отрекусь? Да, она взрослая женщина, но при этом десять лет прожила в глубинке среди бесхитростных селян и девять — среди законопослушных граждан Америки. Современная Москва для нее — все равно что джунгли для беспомощного младенца. Если ее ограбят до нитки или, не дай бог, убьют, я же никогда себе этого не прощу.

— Может, тебе лучше уговорить ее вернуться в Америку?

— Неужели ты думаешь, я не пыталась? Да я только этим и занимаюсь с самого первого дня. Убедила ее повременить с продажей американского дома и не спешить с заявлением о предоставлении российского гражданства. Знали бы вы, чего мне это стоило! Вероника приехала сюда, намереваясь во что бы то ни стало исполнить последнюю волю отца, то есть поселиться на земле предков. Но самое смешное, что, в отличие от Виктора, она Америку любит. Это видно невооруженным глазом, когда она рассказывает о своей тамошней жизни. Но, будучи послушной дочерью, убедила себя, что разделяет взгляды отца. Я чуть мозги не свихнула, изыскивая доводы против немедленной продажи дома и подачи заявления. И все равно, вряд ли бы у меня что-нибудь вышло, не ткни я ее носом в листок с предсмертными словами Виктора: «Слушайся Варвару во всем». Эх, если бы не первая фраза, я бы выставила ее из страны в сорок восемь часов!

— Ладно, нет смысла сокрушаться о том, чего не можешь изменить, — изрек многомудрый Прошка. — Надо решать проблему в том виде, в каком она существует. Насколько я понял, сейчас тебя беспокоят внезапно возникшие цюрихские миллионы. Так почему бы тебе не поступить с ними так же, как с предыдущей сотней тысяч вложить в агентство недвижимости?

— Глупости! — ответил за меня Марк. — Во-первых, агентство у Равиля сравнительно небольшое и сильно расширяться он не хочет, чтобы не привлекать к себе внимание мафиози и налоговой полиции. Во-вторых, вкладывать все деньги в российскую экономику — верный способ разориться, тем более что к власти, того и гляди, вернутся коммунисты… Я предлагаю другой выход. Пусть Вероника заберет из сейфа пару-тройку сотен тысяч, а остальные запрет и никому об этих деньгах не рассказывает. Ты, Варвара, поставишь ей следующее условие: взятыми из сейфа деньгами она будет распоряжаться самостоятельно. Триста тысяч — даже по американским меркам деньги немалые. Одних дивидендов двенадцать тысяч в год, и это по самым скромным расценкам. Плюс двенадцать тысяч от Равиля, плюс зарплата. Итого — больше двух тысяч баксов в месяц. Если Веронике удастся жить на эти деньги, не залезая в основной капитал, пусть остается в России, покупает театры и вообще делает все, что пожелает. Но она должна вернуться в Америку, если растранжирит контрольную сумму. А там пусть обращается с просьбой об опекунстве к другу Виктора — как его? — Тимуру. Судя по всему, он человек честный и деловой. Думаю, он сумеет распорядиться этими миллионами и обеспечить Веронике достаток до конца ее дней.

— Отличный план, — одобрил Генрих. — Соглашайся, Варька. Ты убьешь сразу двух зайцев: во-первых, снимешь с себя непосильное бремя опеки и, во-вторых, не дашь кузине обнищать и на старости лет попасть в богадельню.