Синий туман - Татьяна Владимировна Солодкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А Рассел?
— Три недели, — сверяется с данными капитан. Кстати, планшет у него тоже от «ТК» — знает толк в технике и в кофе. Пожалуй, это все, что мне в нем нравится. — Это его первый рейс на «Козероге».
— Хм, — произношу многозначительно. Полицейский приподнимает брови. — Так что же это получается? — рассуждаю вслух. — У нас два члена экипажа «Козерога», только один преступник, а второй… герой? Новенький член экипажа, попавший в гущу событий…
Да-да-да, если подать материал так, да еще и взять интервью у этого Джека Рассела — с его-то мордашкой и телом! — зрители будут в восторге. И мой шеф тоже.
— Один преступник, убивший второго преступника, — поправляют меня, вырывая из грез о премии и похвале за очередной блестящий материал.
Нет, так не пойдет.
— У Рассела тоже было запрещенное оружие? — спрашиваю.
Маккинзи качает головой.
— Как они вообще протащили плазму на планету?
Полицейский скрипит зубами от моей дотошности. Тем не менее отвечает:
— Не проносили, достали где-то здесь.
— Тем более, — подхватываю. Отлично, история встает на уже придуманные мною рельсы — все как по маслу. — Оружие было только у одного из двоих, он же и угрожал им ни в чем не повинным людям. А второй, только-только влившийся в команду и не знающий о коварстве новых коллег, его обезвредил. Это ли не героизм?
Рассел, я сделаю тебя героем, а ты обеспечишь мне славу!
— Они действовали вместе, — отрезает зловредный коп, снова руша мои мечты о скачке в карьере. Зараза такая. — Ему грозит смертная казнь, как только мы закончим допрашивать остальных членов экипажа.
— Он же спас девочку!
— Невинный человек не смог бы так метко выстрелить, — отрезает Маккинзи. — И не владел бы оружием подобного класса вовсе.
Ну да, сдаю назад, и его не звали бы Джеком Расселом, чего уж тут, дело полицейский говорит. Вот только это повод для расследования, а не для смертного приговора.
На минуту даже забываю о своих грандиозных планах. Мне просто по-человечески кажется несправедливым такой скоротечный и однозначный вердикт.
— То есть не будет даже суда? — уточняю.
— Разумеется, будет.
Только на Альфа Крите нет такого понятия, как презумпция невиновности, и обвиняемый тут должен доказать свою непричастность, а не прокурор вину, как это происходит у нас. Попал ты, парень.
— А адвокат?
— Конечно же, мистеру Расселу выделят защитника.
Плохо дело.
Резко встаю с кресла в полный рост. А так как рост у меня тот еще, Маккинзи достаточно перевести взгляд чуть выше и даже нет необходимости задирать голову.
— Я хочу поговорить с мистером Расселом, — заявляю безапелляционно.
— Это невозможно. Визиты разрешены только родственникам или адвокату.
Напугал ежа кактусом.
— Значит, пишите, что я его жена, — отмахиваюсь.
Они в журналиста с Нового Рима тыкали пушкой и оставили синяки на спине — я с них шкуру спущу по всем правилам, если запротоколирую побои. Подумаешь, прошу о встрече. Я же не требую отпустить возможного преступника на все четыре стороны.
— Черт с тобой, — едва слышно шипит Маккинзи.
Надо же, как быстро сдали у него нервы. А еще капитан.
— Что, простите? — Невинно хлопаю ресницами.
— Ничего, — огрызается полицейский и откатывается от стола на своем стуле, встает. — Идемте.
Ура! Наша взяла!
Ну, то есть я, конечно, не сомневалась в победе, но сам себя не похвалишь…
Глава 3
Капитан Маккинзи, похоже, очень хочет упоминания своего участка в репортаже «Пятого канала», потому как отправляется провожать к заключенному лично. По взгляду видно, что он придушил бы меня прямо сейчас собственными руками, но улыбается во все тридцать два и, кроме того «черт с тобой», ни разу не оговаривается. Молодец, старается. Похвалю, как обещала, я свое слово тоже держу.
Коридоры участка ярко освещены. Везде металл и пластик, все серое и блестящее — чуть ли не стерильное. Признаюсь, приятно впечатлена. То полицейское управление, в застенки которого я попала в двадцать лет, и рядом не стояло с тем, что находится под руководством капитана Маккинзи, — в том было сыро и грязно. Но то столица — там таких мелких участков понатыкано через улицу, за всеми не уследишь. А тут окраина вблизи космопорта. Да и размах не сравнится — само здание размером с неплохую гостиницу. А в отелях я спец, можете мне поверить.
Вышагиваем по пустым коридорам. Капитан по правую руку от меня, еще два молодца в фиолетовом — сзади. Сверлят взглядами — еле сдерживаюсь, чтобы не передернуть плечами.
А Маккинзи все улыбается и вещает:
— Как видите, мисс Вейбер, арестованные содержатся в отличных условиях. Камеры все одиночные, питание сбалансированное, никакого насилия.
Энергично киваю, крутя головой по сторонам, и время от времени выдаю многозначительное «угу».
Камеры здесь и правда одиночные: коробки из серого пластика два на два метра с прозрачной со стороны коридора стеной. Изнутри они, надо полагать, непроницаемые потому как наше шествие не вызывает у заключенных в такой же серой, как и стены, униформе никакой реакции. Кто-то лежит на койке, кто-то вышагивает от стены к стене, один парень сидит на полу, спрятав лицо в коленях и подпирая плечом унитаз. Унитаз этот приятно радует глаз своей блистающей белизной, однако его расположение прямо напротив прозрачной из коридора стены лично у меня вызывает вопросы.
— Книги, видео? — не слишком вежливо прерываю своего «экскурсовода». Так ведь и с ума сойти недолго, если сидеть в четырех стенах, где единственное твое развлечение — сходить в туалет напротив «окна».
— Музыка, — важно отвечает Маккинзи.
— Да-а? — тут же заинтересовываюсь. В коридоре тихо, только шаги моего эскорта гулким эхом отражаются от стен. — А можно послушать? — Улыбаюсь одной из самых своих невинных улыбок.
Ну а что? Надо же знать, что заставляют слушать заключенных. Классика, наверное, что-нибудь общепризнанное: Вивальди, Бетховен, Моцарт. Моцарт, говорят, вообще благотворно действует на психику, его даже душевнобольным включают.
Шеф участка бессильно вздыхает и дает короткую команду в коммуникатор на
