Брачные обычаи страны Ши-Зинг - Екатерина Кариди

Ей даже стало жаль его. Вы только представьте, ай-ай-ай, товар испортится и цена упадет!

— Успокойся, муж мой, мои лунные дни начинаются послезавтра. Ничего не будет.

Блаженство и вздох дикого облегчения. От радостных новостей Ханг буквально лишился сил и рухнул лицом в то место, которое только что мыл. Потом опомнился, похлопал жену по голому бедру и сказал:

— Лайлин, ты просто золотая девочка. И такая умница… Я буду тебя беречь! Я буду сам о тебе заботиться. А теперь спи.

Когда Ханг наконец ушел, Лайлин смогла продолжить свои размышления.

— На чем мы остановились? А, два больших минуса и три маленьких плюса. Даже четыре — он будет меня беречь и заботиться!

При мысли о том, как он будет ее беречь и заботиться, Лайлин поперхнулась. Однако, невозможно было не признать, что все могло быть намного хуже. Надо отнестись к своему положению философски.

Она старалась отнестись философски, и у нее даже получилось. Но в глубине души Лайлин дала себе клятву, как только подвернется случай… как только…

Глава 3

В великой и просвещенной стране Ши-Зинг все происходило в строгом соответствии с законом. И закон этот был одинаков и для последнего нищего, и для императора. И все жители сей дивной древней страны гордились тем, что ни у кого в этом нет привилегий. Кодекс Ши-Зинга был написан в незапамятные времена и жив без изменения до сих пор.

А закон, как вы помните, предписывал секс только за деньги. Но это было не единственное упоминание данной темы в своде законов страны Ши-Зинг. В кодексе сексу, как весьма и весьма важному моменту жизни общества, была посвящен целый раздел. Никто и никогда за всю историю Ши-Зинга не посмел отклониться от буквы этого раздела.

Например, вступать в вышеуказанные отношения мужчина может только с женщиной. Вступая в вышеозначенные отношения, он должен помнить, что допускается только один вид использования, и только одна поза, при которой женщина располагается лежа на спине. Дабы ей (женщине) было удобно. Никто не скажет, что закон не проявляет заботу о женщинах! Количество не оговаривается законом, ибо здесь вступает в силу право старшего мужа. А право старшего мужа оговаривает особая глава.

Итак. Старший муж, тот чье имя вписывается в брачное свидетельство при проведении обряда. Он отныне целиком и полностью распоряжается женщиной, как своей собственностью, и вправе решать кто, сколько и т. д. Он также вправе решать, будут ли у женщины дети, опять же, от кого, сколько и т. д. В случае, если старший муж умирает, его право переходит младшему мужу, чье имя записано в свидетельстве следующим и так далее. Если же младших мужей нет, женщина переходит в собственность императора.

Именно об этом усиленно думал Ханг. Потому что вписывать своих бездельников братьев в свидетельство он не собирался. Зачем, если это право можно продать за очень и очень хорошие деньги. Правда есть риск, что он вдруг умрет. Но тут губы Ханга растянулись в довольной ехидной усмешке: его братьям в этом случае совсем ничего не достанется. Значит, Харанг и Ган будут беречь его драгоценную жизнь и пылинки с него сдувать. Ханг пришел в прекрасное настроение. Утро было солнечное, его новая жена готовила что-то вкусное, запах щекотал ноздри. Хорошо.

Он заходил к ней с утра, проверил, как она себя чувствует, еще раз осмотрел цветок своей Лайлин при свете дня, не повредили ли его эти два увальня. С них станется. Старший муж вышел в кухню. Там уже сидели злобные рожи, жаждущие удовлетворения — его братья. Только он вошел, как они пооткрывали пасти:

— Ханг! Ты рехнулся!

— Негодяй, ты нас надул!

— Ты должен вписать нас в свидетельство!

— Если ты умрешь, мы вообще потеряем свои деньги!

Ханг мило улыбнулся, повел рукой, успокаивая эту бурю в стакане, и промолвил:

— Вот и следите, чтобы я не умер вдруг…

— Вписывай нас, ты, чертов жмот! — вопль вырвался из двух глоток одновременно.

— Заткнитесь, безмозглые, похотливые кабаны! — рассвирепел старший муж, — права младших мужей можно очень выгодно продать! Теперь понимаете? Уроды.

Уроды, кажется, начали понимать размеры того повидла, в которое они вляпались поверив братцу на слово.

— И как же нам теперь быть?

— А в чем дело?

— А в том! Трахаться как будем?!

— За деньги, как еще? — он сел за стол, взял из рук Лайлин тарелку с едой, улыбнулся ей и принялся кушать.

— Ханг, ты гад. Где мы возьмем деньги? Что нам теперь целый месяц ждать, пока накопим на один раз?

— Это ваши проблемы, — Ханг жевал и жмурился от удовольствия, — Лайлин, девочка моя, очень вкусно. Ты просто золотце.

Он погладил ее по руке и вдруг обнаружил синяк на запястье. Преображение мирного расслабленного мужа произошло мгновенно. Теперь на притихших братцев смотрел грозный дракон.

— Кто?

— Что… — промямлил Ган.

— Кто поставил синяк?

— Ээээ… этоо-о… — бормотал Харанг, мечтая, чтобы это злобное чудовище не догадалось залезть ей под юбку и взглянуть на ее задницу.

Догадался.

Рык разъяренного дракона, вздымающего ветер и изрыгающего пламя.

Братьев ветром сдуло из-за стола, они решили исчезнуть от греха подальше, и планы мести строили уже сидя за забором. А Ханг причитал над синими пятнами, которые оставили на дивной коже нежных персиков грязными лапами эти свинячие отродья.

Лайлин молчала. Она предпочитала наблюдать молча.

Месть братьев состоялась этой же ночью, когда Ханг мирно спал в своей каморке. У них в хозяйстве имелась длинная, около двух метров, очень широкая бамбучина. Они потихоньку распилили ее вдоль, получились две довольно широкие вогнутые лыжи. В снежное время ими можно пользоваться. Наверное. Но они не стали ждать до зимы, чтобы проверить гипотезу, и привязали спящего сном праведника Ханга к одной из этих лыж, а потом пол дня таскали его по двору, сопровождая чудесную прогулку ехидными подколками. Вот когда Ханг орал дурным голосом и матерился. Потом они его, конечно, отвязали. Отряхнули пыль, поправили одежду, сказали:

— Видишь братец, как мы тебя бережем, на руках носим, пылинки сдуваем.

Ханг на их речи не ответил, но надулся страшно.

Лайлин наблюдала за всем этим молча.

Потом подошла к нему, осмотрела потертости от веревки, смазала мазью. Муж смотрел на нее с нескрываемой благодарностью. В основном за ее молчание. Под уверенными сильными руками жены старший муж разнежился и проникся жалостью к себе. А уж как стонал и причитал…

Лайлин закончила обрабатывать его «кровавые раны», спрятала в сундучок с целебными лечебными снадобьями мазь и вернулась к своему рукоделию. Это помогало ей отвлечься от угнетающей обстановки и, в конце концов, просто обязано было принести пользу. Она умела ткать прекрасные узорные холсты, если их продать, можно было неплохо заработать. Может, Ханг меньше ее тело продавать будет… Она, конечно, понимала, что тешит себя напрасными надеждами, но лучше уж заняться работой, чем сидеть у себя в каморке, трясясь от отвращения к похотливым братцам ее мужа. Как ни странно, сам Ханг вызывал у нее смешанные чувства, главными из которых были чисто научный интерес и некая разновидность презрения. Покровительственное презрение.