Зейтун - Дейв Эггерс

Зейтун забрался в пикап. Включил радио — на него обрушились пугающие сообщения об урагане «Катрина». Два дня назад ураган сформировался у Багамских островов и уже успел натворить там бед — раскидал лодки и яхты, как щепки. Зейтун все внимательно выслушал, но не стал придавать новостям особого значения. Когда еще ураган доберется до Нового Орлеана, стоит ли беспокоиться раньше времени?

Он направился к «Пресвитерии»[2] на Джексон-сквер, где еще одна его ремонтная бригада трудилась над скрупулезным восстановлением двухсотлетнего здания. Когда-то там располагался суд, а теперь разместилось обширное уникальное собрание экспонатов и артефактов, связанных с праздником Марди Гра[3]. Не каждый день удается получить такой престижный заказ, и потому Зейтун старался, чтобы все было выполнено безупречно.

Из дома позвонила Кейти. Клиент из Бродмура жалуется: кто-то из работников Зейтуна так покрасил оконную раму, что теперь невозможно открыть окно.

— Я сам съезжу, — сказал Зейтун, решив, что так будет проще всего: он приедет, распорядится, и все будет сделано, не надо никому звонить, никого не надо ждать.

— Ты слышал про ураганный ветер? Во Флориде трое уже погибли, — сказала Кейти, но Зейтун отмахнулся:

— Нам ли бояться какого-то ветра.

Кейти частенько подтрунивала над упорным нежеланием Зейтуна подчиняться любому давлению, независимо от его природы. Но Зейтун и не думал меняться. Он был воспитан на примере своего отца, отважного морехода, прошедшего самые невероятные испытания и каким-то чудом оставшегося живым.

Отец Зейтуна Махмуд родился неподалеку от Джеблы, на единственном сирийском острове Арвад, таком крохотном, что его даже на некоторых географических картах не указывали. Большинство тамошних мальчишек становились или кораблестроителями, или рыбаками. Еще подростком Махмуд начал плавать на парусных сухогрузах, перевозящих товары из Ливана в Сирию, в основном — древесину для нужд Дамаска и портовых городов. Во время Второй мировой войны он оказался на одном таком судне, совершавшем рейсы между Кипром и Египтом. И Махмуд, и другие члены команды понимали, что гитлеровские истребители могут на них напасть, заподозрив в помощи союзникам, и все же появление на горизонте немецкой эскадрильи повергло моряков в шок. Махмуд и его товарищи попрыгали в воду за секунду до того, как самолеты с бреющего полета принялись их расстреливать. Перед тем как судно затонуло, они сумели отцепить от борта надувную спасательную лодку, но забраться в нее не успели: немецкие самолеты, сделав круг, вернулись, чтобы прикончить оставшихся в живых. Махмуду с товарищами ничего не оставалось, как нырнуть и переждать под водой, пока немцы не убрались восвояси, решив, что в живых никого не осталось. Когда все утихло, моряки подплыли к лодке, изрешеченной пулями. Они заткнули дырки рубашками и, гребя руками вместо весел, плыли целую вечность, пока не достигли египетского берега.

Одну историю Зейтун запомнил, пожалуй, лучше всего — ее отец повторял всякий раз, когда запрещал детям связывать свою судьбу с морем. Небольшая шхуна, на которой тогда служил Махмуд, возвращалась из Греции и попала в жуткий шторм, продолжавшийся несколько часов. В какой-то момент грот-мачта надломилась, верхняя ее часть упала за борт, потянув за собой паруса и грозя перевернуть судно. Махмуд, не раздумывая, полез на мачту, намереваясь отсоединить паруса, чтобы выровнять шхуну. Но едва он добрался до места надлома, грот-мачта окончательно сломалась, и он полетел в море. Судно шло со скоростью восемь узлов, остановить его было невозможно, и тогда остальные члены команды побросали товарищу, что оказалось под рукой — пару досок и деревянную бочку. Несколько мгновений — и шхуна растворилась в темноте. Махмуд провел в море двое суток, один на один со стихией: под ногами кружили акулы, над головой бушевал шторм; сил цепляться за обломки бочки уже едва хватало, когда его наконец прибило к берегу неподалеку от Латакии, в пятидесяти милях к северу от Арвада.

Никто, включая самого Махмуда, не мог поверить, что он вышел живым из такой переделки. После того случая Махмуд поклялся навсегда распрощаться с морем. Так он и сделал, перевез семью с острова на материк и запретил сыновьям даже думать о морской карьере. Он хотел дать им всем хорошее образование, возможность приобрести достойные профессии — только не кораблестроителей и не рыбаков.

Махмуд с женой и маленькими детьми исколесили всю Сирию в поисках нового дома — как можно дальше от побережья. Они провели в пути несколько месяцев, приглядываясь то к одному месту, то к другому, но ничего подходящего найти не могли. Пока однажды им не подвернулся двухэтажный дом, просторный и светлый, в котором было достаточно комнат для всех их нынешних и будущих детей. Когда Махмуд объявил, что они остаются в нем навсегда, его жена рассмеялась: их новый дом стоял в пятидесяти футах от моря.

Там, в Джебле, Махмуд открыл хозяйственный магазин, отправил сыновей и дочерей в лучшие школы и научил мальчиков всему, что умел сам. Все Зейтуны в городе были известны своим трудолюбием и сообразительностью, но вряд ли нашелся бы хоть один человек, не знавший Абдулрахмана, восьмого по счету, который всему хотел научиться и не боялся никакой работы. Еще подростком при каждом удобном случае он внимательно присматривался к работе мастеров своего дела, а те, поняв, что он мальчик прилежный и серьезный, охотно брали его под свое крыло. За несколько лет он освоил все доступные в их краях профессии — рыбака, судового такелажника, маляра, плотника, каменщика, водопроводчика, кровельщика, даже автомеханика.

Махмуд, скорее всего, был бы горд и одновременно удивлен тем, как причудливо сложилась у сына жизнь. Он так не хотел, чтобы его дети связывали свою судьбу с морем, и все же многие из них, включая Зейтуна, его не послушались. Он-то мечтал, чтобы они стали врачами, учителями. Но Зейтун пошел отцовским путем: начинал моряком, а потом, обзаведясь семьей и желая обеспечить своим детям надежное будущее, стал строителем.

Зейтун позвонил Кейти в одиннадцать. Он разобрался с оконной рамой и успел заскочить в магазин строительных материалов.

— Какие новости? — спросил он.

— Неутешительные, — ответила она.

Кейти сидела в интернете. Национальный центр по наблюдению за ураганами переквалифицировал «Катрину» в ураган второй категории. Предполагаемая траектория его движения тоже изменилась — метеорологи считали, что вместо Флоридского полуострова он повернет к побережью штатов Миссисипи и Луизиана. Над Южной Флоридой скорость ветра достигала 90 миль в час. Как минимум три человека уже погибли. Почти полтора миллиона домов остались без электричества.

— Люди заметно нервничают, — сказал Зейтун, оглядевшись вокруг. — Многие покупают фанеру.

В магазине перед кассами выстроились длиннющие очереди; заканчивались полиэтиленовая пленка, веревки, клейкая лента — все необходимое для защиты окон от ураганного ветра.

— Я буду следить за погодой, — сказала Кейти.

Выйдя из магазина, Зейтун внимательно посмотрел на небо, но ничего необычного не увидел и направился к машине. К нему подошел молодой человек, тоже толкавший доверху нагруженную тележку. Спросил:

— Как бизнес?

Скорее всего, электрик, решил Зейтун.

— Да вроде ничего. А у вас?

— Не так, чтобы очень, — ответил незнакомец и представился — он и вправду оказался электриком. Их машины стояли рядом; молодой человек помог Зейтуну выгрузить тележку, потом протянул ему свою визитную карточку и сказал:

— На случай, если вам понадобится электрик. Я никогда не опаздываю на работу и ничего не бросаю на полпути.

Они пожали друг другу руки, после чего электрик забрался в свой пикап, который, как не преминул заметить Зейтун, был значительно моложе его собственного.

— На кой шут я тебе нужен? — поинтересовался Зейтун. — Твой пикап намного лучше моего.

Оба рассмеялись, Зейтун сел к себе в машину, положил карточку на приборную панель и вырулил с парковки. Он решил, что при случае обязательно ему позвонит: во-первых, электрики ему всегда были нужны, во-вторых, понравилась напористость парня.

Поселившись в Новом Орлеане одиннадцать лет назад, Зейтун поначалу брался за любую работу по всему городу, будь то покраска, установка стен из гипсокартона или укладка кафеля, пока не нанялся к некому Чарли Сосьеру. Чарли владел компанией, которую создал буквально с нуля. Разбогатев, он решил, что уйдет на пенсию до того, как начнутся проблемы со здоровьем. У него был двадцатилетний сын, которому он мечтал передать свой бизнес. Сына Чарли обожал, но тот оказался бездельником и неблагодарным шалопаем: от работы увиливал, а если что-то и делал, то спустя рукава, вдобавок к работникам отца относился пренебрежительно.