Собрание стихотворений - Николай Рубцов

Ленинград,

апрель, 1962

* Ты называешь солнце *

..Валентину Горшкову

Ты называешь солнце                                 блюдом…Оригинально. Только зря:с любою круглою посудойСветило            сравнивать нельзя!А если можно,                     значит можнои мне,         для свежести стишка —твой череп,                сделанный несложно,назвать…              подобием горшка!

Ленинград,

1960

ВЕТРЫ ПОЭЗИИ

Поэт перед смертью                              сквозь тайные слезыжалеет совсем не о том,что скоро завянут надгробные розы,и люди забудут о нём,что память о нём —                           по желанью живущихне выльется в мрамор и медь…Но горько поэту,                        что в мире цветущемему    после смерти                         не петь…

Ленинградская обл.,

пос. Приютино, 1957

СКАЗКА — СКАЗОЧКА

Влетел ко мне какой-то бес.Он был не в духе или пьян,и в драку сразу же полез:повёл себя, как хулиган!

И я спросил: — А кто ты есть?Я не люблю таких гостей.Ты лучше с лапами не лезь:не соберёшь потом костей!

Но бес от злости стал глупей,и стал бутылки бить в углу.Я говорю ему: — Не бей!Не бей бутылки на полу!

Он вдруг схватил мою гармонь.Я вижу всё. Я весь горю!Я говорю ему: — Не тронь!Не тронь гармошку! — говорю…

Хотел я, было, напрямикна шпагах драку предложить,но он взлетел на полку книг:ему ещё хотелось жить!

Уткнулся бес в какой-то бреди вдруг завыл: — О, Божья мать!Я вижу лишь лицо газет,а лиц поэтов не видать…

И начал книги из дверейшвырять в сугробы декабрю…Он обнаглел, он озверел!Я… ничего не говорю.

Ленинград,

1960

ПОЭТ

..Глебу Горбовскому

Трущобный двор.                         Фигура на углу.Мерещится, что это Достоевский.И ходит холод ветреный и резкий.И стены погружаются во мглу.Гранитным громом                           грянуло с небес!Весь небосвод в сверкании и в блеске!И видел я, как вздрогнул Достоевский,как тяжело ссутулился, исчез.Не может быть,                      что это был не он!Как без него представить эти тени,и странный свет,                        и грязные ступени,и гром, и стены с четырёх сторон?!

Я продолжаю верить в этот бред,когда в своё притонное жилищепо коридору,                  в страшной темнотище,отдав поклон,                    ведёт меня поэт…Он, как матрос, которого томитглухая жизнь в задворках и в угаре.— Какие времена на свете, Гарри!..— О! Времена неласковые, Смит…

В моей судьбе творились чудеса!Но я клянусь                  любою клятвой мира,что и твоя освистанная лираещё свои поднимет паруса!

Ещё мужчины будущих времён,(да будет воля их неустрашима!) —разгонят мрак бездарного режимадля всех живых и подлинных имён!

…Ура, опять ребята ворвались!Они ещё не сеют и не пашут.Они кричат,они руками машут!..Они как будто только родились!Они — сыны запутанных дорог…И вот,        стихи, написанные матом,ласкают слух отчаянным ребятам,хотя, конечно, всё это — порок!..

Поэт, как волк, напьётся натощак,и неподвижно,                     словно на портрете,всё тяжелей сидит на табурете.И все молчат, не двигаясь никак…Он говорит,                что мы — одних кровей,и на меня указывает пальцем!А мне неловко выглядеть страдальцем,и я смеюсь,                 чтоб выглядеть живей!

Но всё равно опутан я всерьёзкакой-то общей нервною системой:случайный крик, раздавшись над богемойдоводит всех                   до крика и до слез!И всё торчит:в дверях торчит сосед!Торчат за ним                     разбуженные тётки!Торчат слова!Торчит бутылка водки!Торчит в окне таинственный рассвет.

Опять стекло оконное в дожде.Опять удушьем тянет и ознобом……Когда толпа                    потянется за гробом,ведь кто-то скажет: "Он сгорел… в труде.'

Ленинград,

1-9 июля 1962

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

ЛЕСНОЙ ХУТОРОК

(идиллия)

Я запомнил, как чудо,          тот лесной хуторок.Хутор — это не худо:          это мир, не мирок!

Там, в избе деревянной,          без претензий и льгот,так, без газа, без ванной          добрый Филя живёт.

Филя любит скотину,          ест любую еду.Филя ходит в долину,          Филя дует в дуду!

Мир такой справедливый,          даже нечего крыть…— Филя, что молчаливый?          — А о чём говорить?..

Ленинград,

1960

ЛИРИКА

(1965 г.)

РОДНАЯ ДЕРЕВНЯ

Хотя проклинает проезжийДороги моих побережий,Люблю я деревню Николу,Где кончил начальную школу!

Бывает, что пылкий мальчишкаЗа гостем приезжим по следуВ дорогу торопится слишком:— Я тоже отсюда уеду!

Среди удивленных девчонокХрабрится, едва из пеленок:— Ну что по провинции шляться?В столицу пора отправляться!

Когда ж повзрослеет в столице,Посмотрит на жизнь за границей,Тогда он оценит Николу,Где кончил начальную школу…

1964

* Загородил мою дорогу *

Загородил мою дорогуГрузовика широкий зад.И я подумал: "Слава Богу!Село не то, что год назад!"

Теперь в полях везде машины,И не видать худых кобыл.И только вечный дух крушиныВсё так же горек и уныл.

И резко, словно в мегафоны,О том, что склад забыт и пуст,Уже не каркают вороныНа председательский картуз.

Идут, идут обозы в городПо всем дорогам без конца, —Не слышно праздных разговоров,Не видно праздного лица.

Ленинградская обл.,

пос. Невская Дубровка 1959

РУССКИЙ ОГОНЕК

Погружены                в томительный мороз,Вокруг меня снега оцепенели!Оцепенели маленькие ели,И было небо темное, без звезд.Какая глушь! Я был один живойОдин живой в бескрайнем мертвом поле!

Вдруг тихий свет-пригрезившийся, что ли?Мелькнул в пустыне, как сторожевой…

Я был совсем как снежный человек,Входя в избу (последняя надежда!),И услыхал, отряхивая снег:— Вот печь для вас и теплая одежда… —Потом хозяйка слушала меня,Но в тусклом взгляде жизни было мало,И, неподвижно сидя у огня,Она совсем, казалось, задремала…

Как много желтых снимков на РусиВ такой простой и бережной оправе!И вдруг открылся мнеИ поразилСиротский смысл семейных фотографий!

Огнем, враждойЗемля полным-полна,И близких всех душа не позабудет…— Скажи, родимый, будет ли война?И я сказал: — Наверное, не будет.

— Дай бог, дай бог…Ведь всем не угодишь,А от раздора пользы не прибудет… —И вдруг опять:— Не будет, говоришь?— Нет, — говорю, — наверное, не будет!— Дай бог, дай бог…И долго на меняОна смотрела, как глухонемая,И, головы седой не поднимая,Опять сидела тихо у огня.Что снилось ей?Весь этот белый свет,Быть может, встал пред нею в то мгновенье?Но я глухим бренчанием монетПрервал ее старинные виденья…— Господь с тобой! Мы денег не берем.— Что ж, — говорю, — желаю вам здоровья!За все добро расплатимся добром,За всю любовь расплатимся любовью…

Спасибо, скромный русский огонек,За то, что ты в предчувствии тревожномГоришь для тех, кто в поле бездорожномОт всех друзей отчаянно далек,За то, что, с доброй верою дружа,Среди тревог великих и разбояГоришь, горишь, как добрая душа,Горишь во мгле, и нет тебе покоя…

1964