Панихида по создателю - Майкл Иннес

Ее свиноматок как раз осеменил боров Роба Юла, и хозяйка нарадоваться не могла на этих созданий, постоянно входила в хлев и вдыхала чудный для нее запах, как тот турист, что на плакатах рекламирует лечебные свойства озонированного воздуха в Нэрне, и выглядело это так, словно одна из свиней должна была родить по меньшей мере принца Уэльского. Как-то раз миссис Макларен наварила им огромный котел ботвиньи – ведь каждая свиноматка должна кушать за десятерых, все повторяла она, – а потом выкатила котел во двор, чтобы немного остудить варево, но кого же увидела в то же мгновение идущим по дороге в Дрохет, как не лорда собственной персоной! Миссис Макларен испуганно засуетилась: она была уверена, что если Гатри положит свой «черный глаз» на ее свинок, не видать ей приплода как своих ушей. Поэтому она сразу же налила ботвинью в кормушки за хлевом и пригнала к ним свиней, которые не нуждались в понукании, почуяв запах пищи, а двери прикрыла, и потому Гатри пришлось бы теперь проявить откровенное любопытство, чтобы бросить свой недобрый взгляд на животину. Но в Гатри при всем аристократизме и учености не до конца умерли и инстинкты фермера, а потому, унюхав свиней, он по-доброму поздоровался с миссис Макларен и заглянул за хлев, где и увидел грязные задницы свиноматок, приникших к кормушке и жадно из нее хлебавших. К следующему утру все свиньи миссис Макларен подохли. И хотя многие убеждали ее, что нельзя было перекармливать хрюшек таким огромным количеством слишком горячей ботвиньи, старую хрычовку ничто не могло переубедить. Она считала происшествие кознями лорда, который, как всем известно, никогда не ходил в церковь и уж наверняка знался с самим дьяволом. И вот эту историю, как я уже сказал, нам приходилось выслушивать снова и снова после изгнания семьи Гэмли, и постепенно все больше жителей Кинкейга убедили себя, что сам Люцифер нашел себе пристанище в замке Эркани.

Но скоро стало казаться, что Люциферу суждено одинокое существование в замке на недоброй славы скале. Шли недели, народ гадал, кто поселится на домашней ферме вместо Гэмли, но новостей не было, и пошли толки, что желающих трудиться за столь жалкую плату и вовсе не сыщется, поскольку только такие простаки, как Гэмли, могли без устали обрабатывать тамошнюю скудную почву, чтобы все денежки доставались хозяину. Однако никто не слышал и о том, чтобы лорд подыскивал нового управляющего для фермы. Затем Уилл Сондерс вернулся с ярмарки в Дануне и сообщил, что все сельскохозяйственные орудия с фермы Гатри продали там буквально через три дня после отъезда Гэмли. Стало очевидно, что землю в том месте больше обрабатывать не будут. Уилл считал, что к весне в Эркани наймут пастуха и еще один земельный участок пойдет под пастбище для овец. Скоро, пророчествовал он, от старой Шотландии не останется ничего; только горстка горцев, которые будут лизать задницы богачам, приезжающим поохотиться на фазанов, а еще понаедет миллион нищих ирландцев, чтобы заполонить голодной толпой все берега Клайда.

Никто на самом деле не знал, что у Гатри на уме, хотя в догадках недостатка не ощущалось, но только с закрытием домашней фермы Эркани превратился в совсем уж изолированное от внешнего мира место. Если раньше кто-нибудь из семьи Гэмли сообщал последние сплетни из глубины долины, то теперь связующего звена не осталось, если не считать маленькой Айзы Мердок. А скоро и Айза оттуда ушла. Как говорила она сама, останься она в замке немного дольше, и стать ей такой же полоумной, как всем известный Таммас. Женщины в городке приголубили малышку Айзу, как милостивые ангелы могли бы приветить Абдиила, накачали ее чаем так, что ее раздуло, словно на пятом месяце беременности, и слушали каждое ее слово, будто она повествовала о новом спасении Ливингстона из Африки. И, уж поверьте, впечатление создавалось такое, словно речь шла о местах весьма отдаленных и пустынных.

Здесь, наверное, уместно рассказать вам немного об истории и устройстве жизни в замке Эркани, ведь сейчас уже трудно поверить, что в стародавние времена он давал пристанище многочисленным обитателям. Но с тех пор, как семья Гатри почти полностью разорилась при попытке участвовать в плане Дарьена[12], замок пришел в сильное запустение. В восемнадцатом веке у их рода едва хватало денег на пропитание, но гордость аристократов не поколебали даже огромные долги, и они упорно отказывались продать хотя бы акр своей земли. Когда же им удалось поправить финансовое положение в ранние годы правления Старой Королевы, они не поспешили заново перестроить стены замка и обставить его по моде – не от них ли унаследовал некоторые черты характера Рэналд? Однако до того самого времени, когда Рэналд вернулся на родину из Австралии и унаследовал родовой замок, лорды Гатри все же придерживались определенного аристократического стиля жизни. В замке не было недостатка в слугах, лакеях и горничных, домашний капеллан учил детишек латыни и проповедовал слово Божье, а члены семьи исправно посещали церковь. И только уже при Рэналде все начало меняться в худшую сторону. Почти сразу по прибытии он избавился от прислуги так же бесцеремонно, как позже от Гэмли. Большинство залов и комнат запер на замок, а если замка в дверях не оказывалось, то не посылал за слесарем в Данун, а попросту сам заколачивал гвоздями – ни пенни он не тратил зря, как и не желал никого видеть, поселившись почти в полном одиночестве, словно мышь в подвале собора.

Вышеупомянутое стало уже давней историей, потому что во владение замком Эркани Рэналд Гатри вступил еще в 1894 году. Но и сейчас, когда я пишу эти строки, там мало что изменилось. Миссис Мензис, чистая душой и кроткая женщина, воспитавшая Кристин, уже сошла в могилу, и в семье, если ее можно считать таковой, остались только сам Гатри и Кристин. Хардкаслы, муж и жена, занимали в замке отдельный флигель, причем миссис Хардкасл утруждала себя только той работой, какую уж никак невозможно было перепоручить маленькой Айзе, единственной служанке. А в сарае за господским домом спал и брал на себя лишь самый простой физический труд полоумный Таммас. Конечно же, Айзе было не место в этом уже обветшавшем, холодном и пронизанном гулкими звуками эха доме в глуши среди леса и скал. Семнадцатилетняя девушка каждую субботу отправлялась автобусом в Данун или веселилась с парнями из Кинкейга до самых сумерек. Многие удивлялись, почему она давно не уволилась. Одни утверждали, что ее удерживала любовь к Кристин, и она не хотела бросать ее в замке совершенно одну. Другие намекали на двух великовозрастных сыновей Гэмли, которые порой сполна пользовались возможностью порезвиться с горничной на мягкой и ароматной траве окрестного леса. Но что бы ни удерживало Айзу в замке – Кристин или мускулистые братья, никто не подверг сомнению ее слова, что в конце концов уйти ее принудил сам Гатри.

Большую часть времени Айза почти не сталкивалась в доме с хозяином. Благо он практически все дни проводил в своем кабинете на вершине самой большой башни, а когда ему хотелось прогуляться в лесу или порыбачить в Дрохете, он спускался по длинной винтовой лестнице, на которую выходили только двери его личных комнат, и выбирался через небольшой черный ход, отдаленный от большей части остального замка, причем ключ неизменно хранился в кармане у него одного. Айза виделась с ним чаще всего за трапезами, длившимися недолго, но ей и этого вполне хватало. Лишь раз в неделю ей дозволялось входить в его спальню для наведения порядка, и тогда она слышала, как этажом выше он меряет кабинет шагами и бормочет стихи – чужие или собственного сочинения. Потому что Гатри, к вашему сведению, был не только ученым мужем, но и поэтом. Много лет назад он даже выпустил сборник своих произведений, тонкую книжку в черно-желтой обложке, немало удивившую всех, кто считал, что стихотворения шотландского лорда естественным образом станут подражанием Роберту Бернсу. Тогда я и сам был гораздо моложе, и никогда бы не признался вслух, что обувных дел мастеру может пойти на пользу знание кое-какой классической литературы, но раз в неделю я отправлялся знакомиться с книжными новинками в библиотеку Дануна. Десять миль туда, десять обратно, а происходило это задолго до того, как между двумя городами стал курсировать субботний автобус. И мне в память запала рецензия на его сборник, напечатанная одной лондонской газетой, которая заканчивалась так: «Мистер Гатри увлечен идеей падения в пропасть». Я еще подумал, что «увлечен идеей» совершенно неверная фраза. Просто рецензент поставил Гатри в один ряд с множеством поэтов той эпохи, которые только заигрывали с мыслями о вечном проклятии и смерти. А Гатри (как же давно я проникся этой мыслью!) в самом деле чувствовал на себе проклятие обреченного. Впрочем, я, возможно, был настроен слишком романтически.

Но вернемся к Айзе Мердок. За едой она видела его лишь мельком, а за уборкой слышала, как хозяин декламирует стихи, и так продолжалось до одного из дней вскоре после отъезда Гэмли. Однажды она подметала коридор у комнаты Кристин – ее учебной комнаты или класса, как все называли это помещение, – неожиданно повернулась и увидела, что Гатри стоит у нее за спиной и пристально смотрит. Она едва не лишилась чувств, по ее собственным словам, поскольку никогда прежде не сталкивалась с лордом в доме и не ловила на себе его пронизывающего взгляда, потому что, как я уже упоминал, у Гатри была привычка смотреть словно бы в никуда. Ей померещился золотистый блеск в его глазах, рассказывала Айза, заметный даже в мрачном и полутемном коридоре, а когда его губы зашевелились, а он еще не произнес ни звука, обращаясь к ней, за все время ее работы в замке, Айза ожидала услышать заклятие, от которого окаменеет.