Дикая охота. Посланник магов - Элспет Купер

– Сколько они держали тебя в заточении?

Гэр пожал плечами.

– Меня арестовали на день святого Сарена, весной. А сейчас какой день? Я сбился со счета.

– Четвертый после середины лета.

Гэр перестал жевать. Три с лишним месяца. Сотня дней – целая вечность в железной комнате. Он с трудом сглотнул.

Альдеран наблюдал за ним, подбрасывая и ловя нож.

– Обычно курия не размышляет так долго. Ты, наверное, доставил им немало проблем.

– Наверное.

Вопрос был предельно ясен, хоть Альдеран и не задал его напрямую. Гэр запил пирог стаканом молока, налил еще один, чтобы дать себе время подумать над ответом. Потом съел ростбиф, свернув его в трубочку. Теплое мясо истекало густым соком. Гэр потянулся за следующим куском.

– И как давно ты слышишь музыку?

– Какую музыку?

Он знал.

– В городе ходили слухи о том, что сегодня рыцари изгонят колдуна. И только одного человека вышвырнули из ворот Предателей, как старый ковер. – Альдеран бросил в рот кусок яблока. – Итак, как давно, – спросил он, прожевав, – ты слышишь музыку?

– Я не знаю, о чем ты.

Следующий кусок яблока отправился вслед за первым.

– Обычно это начинается в десять или одиннадцать, плюс-минус несколько лет, хотя и раньше бывают некоторые знаки. А к тому возрасту, когда у мальчишек ломается голос, а руки и ноги начинают расти, как побеги после дождя, музыка становится гораздо сильнее. Затем, спустя некоторое время, парень учится ее использовать. Сначала по мелочам, вроде зажигания свечей, но со временем магия растет, и ему приходится учиться ее контролировать, прежде чем она получит контроль над ним. – Альдеран улыбнулся. – Ну как, все верно?

Он знал. Гэр понятия не имел, откуда ему это известно и кто этот человек, но только что Альдеран с легкостью пересказал его жизнь, словно прочитал ее с листа. Гэр прижал здоровую ладонь к столешнице и оперся на нее, опасаясь, что без поддержки может свалиться со стула. Комната зашаталась, и он больше не понимал, где верх, а где низ.

– Почти все. Как ты узнал?

– Это всегда происходит одинаково, так или иначе. Я видел других, похожих на тебя. Их истории отличались только деталями. Почему бы тебе не рассказать, что случилось?

– Ты и так, похоже, знаешь бóльшую часть истории.

– Все равно расскажи мне. Скоротаем время за едой. – Альдеран доел яблоко. – Подай мне горчицу. Ростбиф выглядит аппетитно.

«Как он может быть так спокоен? Магия – смертный грех, и я проклят на целую вечность, а он говорит так, словно мы обсуждаем цены на зерно! Откуда он столько знает об этом и о моей жизни?»

Потрясенный, с зародышем новой головной боли, Гэр заговорил:

– Это началось, когда я был мальчишкой. Мне было, кажется, пять лет. Я влез в кладовую за марципанами, но не смог снять банку с полки. Я тянулся, тянулся, а потом вдруг поднял руки и пожелал, чтобы банка приблизилась ко мне. И съел столько сладкого, что меня стошнило на лучший ковер моей приемной матери.

– А ты сказал ей, что произошло?

– Она мне не поверила. Решила, что кто-то из служанок достал для меня банку или ее просто оставили там, где я смог до нее дотянуться. – Гэр тогда настаивал на своей истории, потому что не хотел, чтобы служанок наказали за то, чего они не делали, но это не помогло. Нянюшка отшлепала его за ложь.

– А потом?

Гэр потер лоб. Головная боль поселилась за глазами, скорее даже не боль, а жужжащее неприятное ощущение, иголочками колющее мозг.

– А потом было почти так, как ты сказал: мелочи, простые вещи. Я мог зажечь огонек без свечи, развести костер без кремня. Музыка пришла позже, в лето после того, как мне исполнилось десять.

Поначалу иметь секрет, о котором никто не знает, было приятно. Гэр часами просиживал в местах, где его не могли увидеть, прихватив с собой огарок свечи, украденный в кладовой у экономки. И практиковался, хотя и знал, что если его обнаружат, то последствия будут куда серьезней обычной порки. Со временем он начал слышать музыку, сначала только когда прикасался к магии, затем все время. Музыка звучала в его сознании каждый миг каждого дня. А позже огонь перестал приходить на зов; свечи взрывались и окатывали его дождем расплавленного воска. Тогда Гэр впервые услышал, как музыка превращается в крик.

– Как ты очутился в Доме Матери?

Он вырос из общей детской, и ему выделили личную комнату под самой крышей. Гэр привык к уединению и, не особо размышляя, призывал огонек, когда свеча догорала – хотел продолжать читать в постели. В тот раз уже перевалило за полночь, а он все лежал, уткнувшись носом в страницы книги «Принц Корум и его сорок рыцарей». Экономка Кемерода решила постучать в его дверь и напомнить, что давно пора спать. Гэр не услышал ни стука, ни звука открывшейся двери, зато не мог не услышать ее крика, когда она увидела, при каком свете он читает.

«Уродец! – Ее рот превратился от ужаса в круглую красную «о», рука дрожала, выводя знак благословения перед грудью. – Ой, леди, быстрее зовите чтеца! Этот парнишка – отродье теней!»

Вот так все и произошло. Приемная мать молча плакала, ее муж бесновался по поводу того, как Гэр отплатил им за крышу над головой и еду на тарелке. Вызвали чтеца. Не прошло и дня, как Гэра усадили на лошадь и отправили на север – простого мальчишку, прижимающего к груди слишком длинный и слишком тяжелый для него меч. Он был благодарен дождю, который заливал лицо, за то, что костлявый гриб-поганка, викарий, сидящий за ним в седле, не видит его слез.

Ярость и стыд снова ожили, унижение жгло Гэра изнутри, как раскаленный уголь. Даже спустя столько лет от воспоминаний о прошлом ему становилось больно.

– Гэр?

– Я был беспечен. – Вышло гораздо более кратко, чем он намеревался ответить. – Экономка увидела меня с призванным светом, и приемная семья не могла меня оставить. Мне желали добра, поэтому отдали Церкви. И вот что в итоге вышло.

– Сколько тебе тогда было?

– Одиннадцать. – Гэр собрал с тарелки сырные крошки и отправил их в рот. – Так что на этот счет ты тоже был прав.

– И ты смог хранить все в тайне целых десять лет?

– Пока кое-кто не увидел меня, когда я думал, что нахожусь один. Наверное, это был кто-то из новичков. Он помчался к элдеру Горану, Горан вызвал стражу. Маршалы явились в тот же вечер, за ужином.

И потащили его из трапезной мимо изумленных лиц, под стук уроненных послушниками ложек, – чтобы все видели, какая тварь скрывалась среди них. Гэр чувствовал взгляды друзей, мимо которых его волокли. Никто из них не сказал ни слова.

Головная боль усилилась. Она впивалась в мозг, путала мысли. Гэр потер лоб пальцами.

– Остальное, я думаю, ты знаешь.

– В достаточной степени. Как ты себя чувствуешь?

– Голова болит. Ерунда.

– А музыку ты слышишь?

– Нет, я не слышал ее с утра. – Гэр сжал переносицу и потер брови. – Святые! Жалит, как осиный рой.

Альдеран нахмурился.

– Что?

– Головная боль. Мне словно ос запустили под кожу.

– И как давно ты это чувствуешь?

– Недолго, минут десять. А что?

Старик отодвинул тарелку и резко встал.

– Нужно уходить отсюда. Быстрей.

– Что случилось?

– По слухам, Горан прикормил охотника на ведьм, – мрачно сказал Альдеран. – И, кажется, тот только что отработал свою плату.

3

Гончая Горана

Паника забила крыльями в груди Гэра.

– Мне нужна одежда.

– Я об этом уже позаботился. – Альдеран указал на узел у камина.

Гэр развернул ткань, оказавшуюся зимним плащом, и увидел несколько простых сорочек, штаны и камзол из овечьей кожи – явно не новые, но тщательно заштопанные. Это были его вещи.

– Откуда они у тебя?! – воскликнул он. Все было на месте, от нижнего белья до плаща. Даже сапоги.

– Из пожертвования для бедных, которое сделал капеллан. Я подумал, что орден задолжал тебе немного милосердия. Похоже, это тоже твое. – Альдеран снял со спинки кресла широкую перевязь с полуторным мечом в простых кожаных ножнах и положил на стол рядом с тарелками.

Гэр уронил одежду и бросился к столу. Этот меч был простым солдатским оружием, без позолоты, с крестообразной рукоятью и лунным камнем в центре орнамента. Темная перевязь лоснилась от долгого использования, была вытерта до блеска у пряжки. Из всех вещей, отобранных маршалами лорда пробста при аресте, это была единственная вещь, которую Гэр хотел вернуть, несмотря на изношенность. Он погладил пальцами рукоять.

– Я не надеялся снова его увидеть.

– Он тебе дорог?

– Это единственная вещь, которая принадлежит мне. Все остальное дала мне Церковь.

– Поблагодаришь позже. Нам нужно двигаться в путь. – Альдеран вытащил из шкафа седельные сумки и свернутую постель. – Живее!