Спецназовец. Взгляд снайпера - Андрей Воронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вдоль улицы уже зажглась редкая цепочка тлеющих вполнакала фонарей. Во дворы их свет не проникал, здесь горели только окна, да кое-где – уцелевшие светильники над козырьками подъездов. Выродившиеся, полузасохшие кусты сирени были покрыты редкими, невидимыми в темноте гроздьями чахлых соцветий, от которых исходил едва уловимый, тонкий, памятный с детства аромат. Очень похоже пахли мамины духи; кажется, они так и назывались – «Сирень»…
Контейнерная площадка, в отличие от дворов, была ярко освещена – надо полагать, для удобства роющихся в отбросах бомжей. Впрочем, бомжи уже отправились на покой, и Юрий избавился от своих излишков, никого не повстречав. Освободив руки, он закурил и неторопливо двинулся в обратном направлении. Где-то неподалеку лаяла выведенная хозяевами на прогулку собака – судя по визгливому голосу, мелкая комнатная шавка, испугавшаяся бродячего кота или собственной тени на асфальте. Через соседний двор, выставив перед собой похожие на шарящие в потемках растопыренные пальцы лучи фар, медленно проползла машина – свернула на стоянку, немного поерзала, устраиваясь на ночлег, довольно помурлыкала двигателем, а потом замолчала и погрузилась во тьму. Стукнула дверца, переливчато запищал домофон, и снова наступила тишина – вернее, то отсутствие излишне громкого и назойливого шума, которое в большом городе условно принято считать тишиной.
Юрий был уже недалеко от своего подъезда, когда тишины вдруг не стало. Сначала он услышал звуки, которые просто не мог неверно интерпретировать. В темноте пыхтели, сопели, вскрикивали и сдавленно матерились; слышалось беспорядочное шарканье подошв, треск ломающейся сирени и глухие удары по мягкому. Там, в кустах, явно происходила драка – явление в наши относительно сытые и благополучные времена нередкое, но уже и не такое частое, как когда-то. Дрались, опять же, как-то уж очень долго и ожесточенно; Юрий на слух оценил количество участников данного увеселения и пришел к выводу, что их там не меньше трех, но никак не больше пяти, от силы шести человек. Вмешиваться и портить людям удовольствие у него не было ни малейшего желания – с чего бы вдруг, в его-то годы!
Тут мимо него стремглав пронеслась похожая на привидение фигура в чем-то светлом, развевающемся, при таком освещении и впрямь смахивающем на саван, и женский голос пронзительно, на весь двор закричал:
– Женя! Женечка! Оставьте его, подонки! Помогите!!! Убива…
Крик оборвался на полуслове, завершившись коротким невнятным звуком, природа которого не вызвала у Юрия даже тени сомнения: это был болезненный вскрик человека, получившего увесистую оплеуху, сила которой явно превосходила все, к чему он был морально и физически готов.
– А, чтоб вас, – с тоской произнес Юрий, адресуясь к мутному московскому небу, и поспешил в темноту, откуда по-прежнему доносились звуки драки – вернее сказать, избиения.
Чувствовал он себя при этом довольно глупо и, осознав это, порядком разозлился: да что же это такое! Что же это за времена настали, если человек, спешащий на зов о помощи, чувствует себя дурак дураком?! И ведь что характерно, кое-какие основания у него для этого имеются. В этих пьяных потасовках никогда не разберешь, кто прав, кто виноват, а баба на то и баба, чтобы вопить, защищая свое движимое имущество, официально именуемое мужем. Ведь запросто может оказаться, что она сама спровоцировала это побоище, а теперь голосит – опять же, не затем, чтоб его прекратить, а просто потому, что ей взбрела такая блажь. Сунься помогать, а она тебе же всю фотокарточку ногтями располосует, а после в милиции будет клясться и божиться, что это ты напал на их теплую компанию, когда они после трудового дня мирно нюхали во дворе сирень. В девяноста процентах драк крайним оказывается тот, кто пытался разнять дерущихся, и ему же, как правило, достается больше всех. Вот и геройствуй в таких условиях, вот и не чувствуй себя при этом дураком…
Ему опять подумалось, что в испытываемой им неловкости, вполне возможно, виноват он сам, а вовсе не царящие в современном обществе нравы. Тот же Баклан, к примеру, никогда не терзался сомнениями и не утруждал себя поиском мотиваций собственных поступков. Он просто действовал по обстановке, делал то, что считал нужным: захотел дать кому-то в табло – дал, не захотел – не дал. А о последствиях, братан, подумаем, когда они наступят…
На поверку в кустах оказалось не так уж и темно – во всяком случае, когда глаза привыкли к освещению, Юрий без труда различил четверых мужчин, которые, сбившись в плотную кучку, старательно обрабатывали ногами и какими-то дубинами пятого – надо полагать, того самого Женечку, которого поминала дама в светлом. Упомянутая дама копошилась на земле в сторонке, белея во мраке, как оброненная кем-то охапка полотенец; она рыдала в голос, что свидетельствовало об удовлетворительном состоянии здоровья, и Юрий решил временно о ней забыть.
Вообще, увиденное ему не понравилось – в основном потому, что никто из участников событий не выглядел пьяным. «Скинхеды? – зигзагом пронеслась через сознание нелепая мысль. – К черту, что за бред! На что скинам сдался какой-то Женечка? Это же не Улугбек какой-нибудь!»
– Эй, мужики! – окликнул он присутствующих тем нарочито доброжелательным, молодцеватым тоном, каким в армии, да и на гражданке тоже, разговаривают с теми, кого собираются через минуту поставить навытяжку. – Вы чего тут затеяли, а? Может, подсо…
У кого-то из участников увеселения, как выяснилось, имелась неприятная привычка прерывать собеседников на полуслове. В воздухе мелькнул какой-то светлый продолговатый предмет. Не ожидавший такой стремительной и неадекватной реакции на свое появление с миссией мира Якушев успел лишь закрыться рукой. Удар пришелся по локтю; он был не очень сильный, но предмет, которым его нанесли, оказался бейсбольной битой. Рука онемела, Якушев осатанел, и бита в два счета рассталась со своим владельцем, который со сдавленным воплем изумления и боли спиной вперед скрылся во мраке. Оттуда послышался новый вопль, сопровождаемый гнилым деревянным треском, и Юрий понял, что дворовые доминошники остались без своего любимого стола.
Последовавшая вслед за этим вступительным аккордом контратака противника оказалась вялой и непродолжительной. Якушев успел нанести всего пару ударов, и поле боя очистилось: нападавшие явно не имели к нему существенных претензий и, сделав
