Протоколы сионских мудрецов. Фальшивка и ее использование - Пьер-Андре Тагиефф

Романтический век раскрывает страх изолированного индивида и его глубокое чувство быть обманутым. Человек бессилен в руках судьбы, которая играет с ним[35].

В центре теории заговора мы встречаемся с представлением людей в качестве марионеток, манипулируемых невидимыми силами. Но это силы людские, и если они сатанинские, то следуют модели бесчеловечности, присущей людям. Сатанинская причинность отныне приобретает человеческое лицо, Дьявол сделался человеком, Антихрист объявляется в тайных обществах, где Зло воплощается и становится активным.

Будучи юристом, политологом и философом, Карл Шмитт хорошо показал конспирационистскую идеологизацию современных объяснений рационалистского типа, относящихся к истории, на фоне чувства бессилия перед лицом необъяснимого переплетения событий:

В конце XVIII в. и даже позднее власть тайных обществ существовала не только в эстетике газетного романа: люди, совершенно невосприимчивые к романтизму, верили тогда в тайные интриги иезуитов, иллюминатов и франкмасонов. Это сооружение «тайны», идея силы, действующей закулисно и находящейся в руках тех, кто с невероятной злобой направляет человеческую историю, основаны, взятые вместе, на демоническом и фантастическом страхе перед чудовищной социальной силой, к которому часто добавляется некая секуляризованная вера в Провидение. Романтики, находившиеся в поисках действительности, с радостью видели, как безответственная и сумасбродная сила распоряжается людьми[36].

Теория заговора включает в себя тезис о непредвиденном эффекте, поскольку утверждается, что действие, исходящее из самых благих намерений, приводит к нежелательному результату, которого не хотели и не ждали, к худшему. Но в теории заговора имеется дополнительная аксиома: если цель действия оборачивается своей противоположностью или если движение отклоняется, начиная идти в совершенно другую сторону, то происходит это из-за тайного вмешательства скрытой силы, а это означает неопровержимое доказательство действенности «невидимой руки». В теории заговора за названной аксиомой следует другая: скрытая мощь не является иррациональной, это сила группы людей, одновременно решительных и обладающих высшей способностью рационального расчета. В этом смысле конспиративная мощь наделена «мудростью, находящейся по ту сторону Добра и Зла: как «мстительное» начало[37]. Как Провидение делает необъяснимые повороты, чтобы преподать людям жестокие уроки, так и тайные властители мира, эта элита Зла, эксплуатируют и добродетели, и низкие страсти, и гнусные интересы человеческих существ, наивных в своем подавляющем большинстве, для осуществления собственных целей. «Невидимая рука» – это секуляризация контр-Провидения, или Провидения на службе у Сатаны: то, что происходит, происходит по воле Сатаны, но принцип Зла более не является метаэмпирическим, и если оно остается невидимым и в той же мере непобедимым, то прочно обосновалось, как и его жертвы, на этом свете, в подлунном мире.

Очевидно различие в интерпретации между конспирационистским видением, наполовину светским и экономико-полицейским, и провиденциалистским видением, свойственным контрреволюционной теолого-политической мысли; оба они разделяют постулат о том, что «тайная сила, пренебрегающая человеческими советами[38]», вершит ход истории, но в то же время по-разному идентифицируют эту «тайную силу» и приписываемые ей намерения. В своей книге «История и истории в Библии», опубликованной в 1921 г., монсеньор Ландриё, епископ Дижонский, обличает, таким образом, беспокоящий и таинственный альянс «антихристианства и еврейства», обязанный своей силой, на его взгляд, «постоянному оккультному влиянию», о котором свидетельствует «История» через множество знаков, подлежащих расшифровке, отсылая всех к единому «плану» и к «центральному пункту»[39]:

Если подумать теперь о том, что ненависть евреев к Церкви Христовой не утихла, что эта ненависть лишь возросла с прогрессом христианства и что, с другой стороны, эта тайная организация, необходимая первоначально из-за слабости, стала силой, позволяя евреям обзавестись во всех странах мира орудиями действия и влияния, то легко себе представить, что оккультная Власть, располагающая подобными интернациональными ресурсами, обладает в действительности громадной мощью. Сегодня, когда нас предупредили, мы отдаем себе отчет, прекрасно чувствуем, что вдруг, неизвестно откуда, появляются какие-то таинственные мысли, но идут они из центрального пункта, насилуя и устрашая общественное мнение во всех концах света, чтобы вовлечь это мнение в неодолимые течения, вопреки нашим интересам и в направлении, всегда совпадающем с еврейской Мыслью: загадочный «дирижер оркестра», о котором говорил Либкнехт, обращаясь к суду над Дрейфусом, поднимает свою палочку всякий раз, когда Дело Израиля находится под угрозой, и руководит через голову дипломатов европейским Концертом[40].

Однако не следует непостижимую и сверхчеловеческую мудрость Провидения смешивать с дьявольским и негативно надчеловеческим умом «Сионских мудрецов». А главное, если говорить о тайных целях, иудео-масонский план господства над миром, предусматривая полное разрушение христианства и любых легитимных монархий, не является простой секуляризацией замысла Провидения, состоящего в том, чтобы восстановить христианство и монархию[41], даже через их «унижение» и «разрушение»[42]. Остается добавить, что скрытую мощь, постулируемую соответственно двумя теориями, провиденциализмом и конспирационизмом, определяют две черты: эта сила обладает умом, будь то ради Добра (провиденциализм) или ради Зла (конспирационизм), и она в принципе недоступна для простых смертных, непостижима для обычных умов. Это высший ум проявляет себя через уловки и обходные маневры.

В результате возникает парадокс: тому, кто способен видеть невидимое, теоретику Провидения или теоретику заговора, следует обладать таким проницательным взглядом, чтобы даже непроницаемое не могло бы от него ускользнуть; этот человек, проникая в недоступное, становится, таким образом, над человеком. Он видит с высоты или со дна загадочный код истории и, действуя, превращает загадку в прозрачный знак. И эту способность проникать в непроницаемое, которой наделяет себя дешифровальщик, сопровождает особое удовольствие. Убежденность в двух вещах – в том, что масса людей обманута «тайной силой» и «оккультной мощью», и в том, что внешний исторический хаос маскирует осуществление какого-то плана, – эта убежденность не обходится без удовлетворенного созерцания самое себя. Источник специфической удовлетворенности дешифровальщика – саморефлексия, убеждающая его в обладании скрытым знанием. Так, Жозеф де Местр не скрывает чувства превосходства, которое доставляет ему видение «сверху»:

Сладостно посреди всеобщего расстройства предчувствовать промыслы Господни[43].

Перед нами гностический момент провиденциалистского видения, которое основывает оптимизм на теории «невидимой руки» или непредвиденного эффекта, с непроницаемой иронией расстраивающих расчеты жалких человеческих существ. Это видение предполагает ультрапессимистическую антропологию и радикальный антигуманизм. Прорицателя радует здесь именно тот факт, что под его взором самонадеянные люди сводятся к существам мелким и ничтожным, что «человек поднимается на смех – Провидением, но также несколькими избранными умами, обладающими способностью раскрывать его замыслы, – поскольку, стремясь переделать мир от начала до конца, этот человек настолько же полно запутывается»[44]. С восторгом рассматривать человека в качестве орудия в руках «тайной силы» и жертвы как своих благородных иллюзий, так и своих низких страстей значит находить удовольствие в его унижении и в знании того, что он унижен. Говоря о непредвиденном эффекте, Хиршман справедливо отмечает: «Чтобы человека увидели таким, какой он есть, наполовину глупцом, наполовину преступником, – разве не лучше всего для этого показать, что, усердствуя, он получает противоположное объявленному им искомому?»[45] Этот тип высокомерия, связанный с уверенностью в полном обладании знанием, столь же драгоценным, сколь и редким, – вот что выражает ирония, даже сарказм, обращенные на стадо слепых и покорных жертв; это надменное самодовольство того, кто присуждает себе ясность сознания или необыкновенную силу проникновения, связанную с высшим разумом. Между тем следование правилу правдоподобия было, как кажется, главным требованием при составлении «Протоколов»; их основные действующие лица, «Сионские мудрецы», в психологическом плане отличаются уверенностью в том, что они хранят высшее знание, спокойной удовлетворенностью тем, что могут одновременно созерцать это знание и применять его в истории. Итак, «мудрецы» наделяются психологией дешифровальщика даже тогда, когда их называют агентами или вдохновителями того, что видится другим («стаду гоев») как загадочная поступь истории.